Это музыка!! Доброе слово и пистолет))
Это было в русской истории... сейчас воспринимается как фантастика на звездно-имперские темы.
http://www.chekist.ru/article/1194
Ямада заметил:
- Вы, русский полковник, слишком смело и, я бы сказал, очень решительно и даже рискованно предъявляете мне такие ультимативные требования своего командования. Вы забываете, что вы не на линии фронта, а в кабинете главкома японских императорских войск, которые без приказа не сдаются! Вы сейчас полностью в наших руках. Все может оказаться так, что наши основные переговоры о перемирии могут не состояться.
Последние слова Ямада сказал со злорадной улыбкой. Затем он низко наклонился через стол ко мне и сильно оскалил свои старческие желтые зубы. Слова «переговоры» и «перемирие» меня сразу как будто огнем обожгли. Замысел Ямады был понятным. Он во что бы то ни стало уклоняется от безоговорочной капитуляции и будет стараться свести нашу встречу к переговорам о перемирии.
Помня указания Р.Я. Малиновского - «Никаких переговоров о перемирии! Только безоговорочная капитуляция!» - я ответил Ямаде:
- Прошу вас, генерал, и всех присутствующих чинов японских войск учесть то, что я, безусловно, не забываю, где нахожусь. Знаю и отдаю полный отчет в том, что я нахожусь в кабинете главнокомандующего японскими войсками в Маньчжурии. Чем горжусь и обязан свои предкам - героям Порт-Артура. Горжусь и тем, что мне, первому советскому офицеру, выпала честь встретиться с вами лично и потомками японских вооруженных сил, его командования, которое тогда, в 1904 году, диктовало свой ультиматум защитникам русской крепости, а теперь вам предъявить требования - ультиматум советского командования, как бы меняясь ролями через 40 лет. Смею вас заверить, что с такой же решительностью буду вынужден требовать от вас их точного и своевременного выполнения. Ваше замечание, генерал, о том, что я нахожусь в ваших руках, не совсем справедливо. Ибо права и международная неприкосновенность парламентерской личности, к которой отношусь и я, обеспечивается международным законом, который, надеюсь, вы как большой военачальник хорошо знаете.
Ямада, внимательно выслушав мой ответ и переступая с ноги на ногу, ответил:
- Однако вы как доблестный русский офицер поступаете патриотично. Ваш командующий, видимо, хорошо знал, кого он посылает и кому поручил такую роль независимо от звания. Возможно, и вы генерал в полковничьих погонах. В этих случаях все может быть, как и то, что ваш командующий маршал Малиновский носит генеральские погоны «Морозова»...
- Ваш командующий, - продолжал Ямада, - может больше чем гордиться вами. Но все же что будет, если я не приму требования вашего командующего? И императорские войска будут продолжать сопротивление и дальше?
- Считаю, - ответил я, - что ваши действия будут не только неверными, но и несправедливыми. Ваши солдаты, как и все живые люди, не хотят умирать. Мирные города и села, дети, женщины, старики, все жители не должны быть уничтожены по вашей вине. Следовательно, и вам об этом необходимо подумать.
Не успел переводчик перевести сказанное мною, как в кабинет вбежал дежурный офицер и что-то растерянно начал докладывать по-японски. Титаренко не успевал переводить. Тогда я попросил генерала Тамокацу повторить доклад, а переводчиков подробно перевести.
Оказывается, дежурный офицер сообщал:
- Ваше превосходительство, к столице приближается большая армада русских тяжелых самолетов под сильным прикрытием истребителей. Наши самолеты подняться не могут. Аэродром с боевыми истребителями блокирован русскими истребителями.
Ямада с ужасом смотрел на меня. Затем в упор спросил:
- Господин парламентер! На сей раз смею вас спросить как военачальник своих войск и территории, на которой вы находитесь. Что это значит? Надеюсь, вы сможете объяснить?
Я медленно, с расстановкой ответил:
- Безусловно, это самолеты, вызванные мною, приданы мне в помощь для успешных переговоров. Десант и бомбардировщики идут в мое распоряжение и будут действовать по моей воле.
За весь день я смог позволить себе первый раз улыбнуться и через переводчиков продолжил:
- Смею вас также заверить как военачальник тех сил, которые сюда следуют пока по воздуху, что независимо от вашего поведения и обращения со мною, если в условленное время я не сообщу своему командованию положительных результатов, город Чанчунь и его окрестности, которые вы превратили в военную крепость, будут подвергнуты самой разрушительной бомбардировке с воздуха до полного разгрома ваших войск в этом укрепленном районе вашей столицы. Как видите, оттяжка во времени в наших переговорах ничего хорошего и для вас не сулит. Советское командование в первую очередь заботиться о жизни людей, хотя эти люди и являются пока нашим противником. Учтите, господин генерал, что от вашего поведения, а следовательно и решения, зависит многое. В том числе судьба и целость ваших городов и сел, жизнь мирного населения, живущего там. Да и ваши солдаты куда больше ценят жизнь, нежели смерть, и давно убедились, как нам известно, в бесполезности сопротивления, Вы сами знаете, что они скорее сдаются в плен, чем делают харакири.
Слово «харакири» как огнем обожгло Ямаду, он нервно вздрогнул и произнёс:
- Харакири, харакири… Кому оно нужно, тем более сейчас? Видать, только Анами! Вы хорошо сказали - жизнь человеку дороже всего на свете и уж конечно дороже смерти.
За время наших разговоров после доклада дежурного офицера прошло не более 10-15 минут. Самолеты уже подошли к городу, передовые эскадрильи низко проходили над его кварталами. Слышен сильный рокот моторов, дребезжат стекла в окнах. Генерал Тамокацу и другие поспешно выбежали на балкон и всматриваются ввысь, где летят наши самолеты.
Я не сошел с места, не сошел с места и Ямада, но бледнел сильнее, нервничал, казалось, даже дрожал. С дрожью в голосе он в упор через стол спросил, что переводчик почти мгновенно перевёл:
- Господин полковник, есть ли ещё время и возможность предотвратить бомбардировку города? И если это в вашей власти и возможностях, от имени всех своих солдат и офицеров, всех подчиненных прошу вас это сделать. Не повторяйте трагедии Хирасимы и Нагасаки, это было бы ужасно. Прошу только ради их, ради мирных жителей Чанчуня, за это они вам будут больше чем благодарны!
Переводчики перевели. Я попросил соединить меня по телефону с авиабазой, где у телефона неотлучно находился майор Моисеенко. Умышленно не торопясь подошёл к телефону, по установленному шифру продиктовал ему
- Передать в эфир по рации из Си-47: самолетам с десантом идти на посадку по сигналу Барышева. Бомбардировщикам баражировать над городом до моего сигнала, а при отсутствии сигнала в условленное время выполнять приказ командующего. Барышеву передать сигнал в Тунляо о том, что условия для высадки десанта в Мукден обеспечены.
http://www.chekist.ru/article/1194
Ямада заметил:
- Вы, русский полковник, слишком смело и, я бы сказал, очень решительно и даже рискованно предъявляете мне такие ультимативные требования своего командования. Вы забываете, что вы не на линии фронта, а в кабинете главкома японских императорских войск, которые без приказа не сдаются! Вы сейчас полностью в наших руках. Все может оказаться так, что наши основные переговоры о перемирии могут не состояться.
Последние слова Ямада сказал со злорадной улыбкой. Затем он низко наклонился через стол ко мне и сильно оскалил свои старческие желтые зубы. Слова «переговоры» и «перемирие» меня сразу как будто огнем обожгли. Замысел Ямады был понятным. Он во что бы то ни стало уклоняется от безоговорочной капитуляции и будет стараться свести нашу встречу к переговорам о перемирии.
Помня указания Р.Я. Малиновского - «Никаких переговоров о перемирии! Только безоговорочная капитуляция!» - я ответил Ямаде:
- Прошу вас, генерал, и всех присутствующих чинов японских войск учесть то, что я, безусловно, не забываю, где нахожусь. Знаю и отдаю полный отчет в том, что я нахожусь в кабинете главнокомандующего японскими войсками в Маньчжурии. Чем горжусь и обязан свои предкам - героям Порт-Артура. Горжусь и тем, что мне, первому советскому офицеру, выпала честь встретиться с вами лично и потомками японских вооруженных сил, его командования, которое тогда, в 1904 году, диктовало свой ультиматум защитникам русской крепости, а теперь вам предъявить требования - ультиматум советского командования, как бы меняясь ролями через 40 лет. Смею вас заверить, что с такой же решительностью буду вынужден требовать от вас их точного и своевременного выполнения. Ваше замечание, генерал, о том, что я нахожусь в ваших руках, не совсем справедливо. Ибо права и международная неприкосновенность парламентерской личности, к которой отношусь и я, обеспечивается международным законом, который, надеюсь, вы как большой военачальник хорошо знаете.
Ямада, внимательно выслушав мой ответ и переступая с ноги на ногу, ответил:
- Однако вы как доблестный русский офицер поступаете патриотично. Ваш командующий, видимо, хорошо знал, кого он посылает и кому поручил такую роль независимо от звания. Возможно, и вы генерал в полковничьих погонах. В этих случаях все может быть, как и то, что ваш командующий маршал Малиновский носит генеральские погоны «Морозова»...
- Ваш командующий, - продолжал Ямада, - может больше чем гордиться вами. Но все же что будет, если я не приму требования вашего командующего? И императорские войска будут продолжать сопротивление и дальше?
- Считаю, - ответил я, - что ваши действия будут не только неверными, но и несправедливыми. Ваши солдаты, как и все живые люди, не хотят умирать. Мирные города и села, дети, женщины, старики, все жители не должны быть уничтожены по вашей вине. Следовательно, и вам об этом необходимо подумать.
Не успел переводчик перевести сказанное мною, как в кабинет вбежал дежурный офицер и что-то растерянно начал докладывать по-японски. Титаренко не успевал переводить. Тогда я попросил генерала Тамокацу повторить доклад, а переводчиков подробно перевести.
Оказывается, дежурный офицер сообщал:
- Ваше превосходительство, к столице приближается большая армада русских тяжелых самолетов под сильным прикрытием истребителей. Наши самолеты подняться не могут. Аэродром с боевыми истребителями блокирован русскими истребителями.
Ямада с ужасом смотрел на меня. Затем в упор спросил:
- Господин парламентер! На сей раз смею вас спросить как военачальник своих войск и территории, на которой вы находитесь. Что это значит? Надеюсь, вы сможете объяснить?
Я медленно, с расстановкой ответил:
- Безусловно, это самолеты, вызванные мною, приданы мне в помощь для успешных переговоров. Десант и бомбардировщики идут в мое распоряжение и будут действовать по моей воле.
За весь день я смог позволить себе первый раз улыбнуться и через переводчиков продолжил:
- Смею вас также заверить как военачальник тех сил, которые сюда следуют пока по воздуху, что независимо от вашего поведения и обращения со мною, если в условленное время я не сообщу своему командованию положительных результатов, город Чанчунь и его окрестности, которые вы превратили в военную крепость, будут подвергнуты самой разрушительной бомбардировке с воздуха до полного разгрома ваших войск в этом укрепленном районе вашей столицы. Как видите, оттяжка во времени в наших переговорах ничего хорошего и для вас не сулит. Советское командование в первую очередь заботиться о жизни людей, хотя эти люди и являются пока нашим противником. Учтите, господин генерал, что от вашего поведения, а следовательно и решения, зависит многое. В том числе судьба и целость ваших городов и сел, жизнь мирного населения, живущего там. Да и ваши солдаты куда больше ценят жизнь, нежели смерть, и давно убедились, как нам известно, в бесполезности сопротивления, Вы сами знаете, что они скорее сдаются в плен, чем делают харакири.
Слово «харакири» как огнем обожгло Ямаду, он нервно вздрогнул и произнёс:
- Харакири, харакири… Кому оно нужно, тем более сейчас? Видать, только Анами! Вы хорошо сказали - жизнь человеку дороже всего на свете и уж конечно дороже смерти.
За время наших разговоров после доклада дежурного офицера прошло не более 10-15 минут. Самолеты уже подошли к городу, передовые эскадрильи низко проходили над его кварталами. Слышен сильный рокот моторов, дребезжат стекла в окнах. Генерал Тамокацу и другие поспешно выбежали на балкон и всматриваются ввысь, где летят наши самолеты.
Я не сошел с места, не сошел с места и Ямада, но бледнел сильнее, нервничал, казалось, даже дрожал. С дрожью в голосе он в упор через стол спросил, что переводчик почти мгновенно перевёл:
- Господин полковник, есть ли ещё время и возможность предотвратить бомбардировку города? И если это в вашей власти и возможностях, от имени всех своих солдат и офицеров, всех подчиненных прошу вас это сделать. Не повторяйте трагедии Хирасимы и Нагасаки, это было бы ужасно. Прошу только ради их, ради мирных жителей Чанчуня, за это они вам будут больше чем благодарны!
Переводчики перевели. Я попросил соединить меня по телефону с авиабазой, где у телефона неотлучно находился майор Моисеенко. Умышленно не торопясь подошёл к телефону, по установленному шифру продиктовал ему
- Передать в эфир по рации из Си-47: самолетам с десантом идти на посадку по сигналу Барышева. Бомбардировщикам баражировать над городом до моего сигнала, а при отсутствии сигнала в условленное время выполнять приказ командующего. Барышеву передать сигнал в Тунляо о том, что условия для высадки десанта в Мукден обеспечены.