Небольшие заметки по поводу сериала «Rome». Часть 2
Небольшие заметки по поводу сериала «Rome». Часть 1
Нашёл продолжение обзора, вот не лениво было мне писать такие портянки 20 лет назад...
Несколько замечаний по второму сезону сериала Rome. Часть 1 Семь дней, которые потрясли Рим
Решил писать обзор не на весь сезон сразу, а взять для каждого поста по паре серий, ибо слишком много ляпов в каждой серии.
Пока же в первом выпуске обрисуем подлинный сюжет тех дней, что легли в основу первой и второй серии.
Первый день после убийства. На самом деле, после убийства Цезаря никто на Антония не нападал. Он спокойно вышел из сената и забаррикадировался у себя дома. А вот заговорщики, победно выйдя из сената, натолкнулись на разгоряченную толпу, которая не разделила с ними радости по поводу кончины тирана и, недослушав их революционные речи, накинулась на них, чтобы навешать дюлей. Убивцы спрятались на Капитолии и окружили себя телохранителями-гладиаторами. К вечеру к ним присоединился Цицерон. К Антонию в дом пришли посланники от заговорщиков, и он передал для них дружелюбную записку.
Второй день начался столь же спокойно, как и первый. На Форуме собралось много народа. Убийцы решили купить любовь народа и отправили на форум своих представителей. Тем временем они вернулись в Сенат, и Брут произнес речь, но его слова не тронули сердца слушающих. Выступил Кассий и его слова тоже были встречены молчанием. Заговорщики вернулись на Капитолий, а позже, когда толпа разошлась, потихоньку разбрелись по домам.
Антоний считал, что Цезарь назначил именно его своим наследником, отобрал у вдовы все документы и деньги, которые Цезарь держал в своем дворце. В то же время он тайно призвал в Рим легионеров Цезаря.
На третий день после убийства, Антоний собрал сенаторов и выступил с кроткой и дружелюбной речью. Цицерон выступил с предложением всеобщей амнистии, и Антоний ее принял. Он так же согласился с тем, что Брут и Кассий получат полномочия провинциальных наместников (завуалированное согласие на их бегство) при условии, что сенат утвердит все указы, законодательные акты и назначения, осуществленные Цезарем.
Сенаторы объявили Антония спасителем отечества. Вечером Антоний пригласил Кассия на дружеский ужин.
18 марта (четвертый день) сенат признал завещание Цезаря законным, объявил, что похороны пройдут за счет государства, и дал право Антонию выступить с надгробной речью.
19 марта (пятый день) Антоний забрал завещание Цезаря у весталок и выяснил, что его мечты превратились в дым - наследником объявлен был не он, а Гай Октавиан. Народу было объявлено о том, что покойный завещал каждому римскому гражданину по 300 сестерциев.
Поэтому, когда наступило 20 марта (шестой день) почтить покойного на Форум пришло множество народа, в том числе и прибывшие в город ветераны Цезаря. Во время похоронной речи и произошел тот самый инцидент, вошедший в фильм, когда Антоний продемонстрировал пришедшим окровавленную тогу Цезаря. Люди впали в неистовство -
Ветераны бросали в огонь свое оружие, актеры (которые присутствовали на похоронах, несмотря на мнение создателей сериала) - свои инструменты, женщины - самые дорогие украшения. Некоторые самые экзальтированные выхватили из огня головешки и бросились поджигать дома заговорщиков. Но большинство осталось возле погребального костра. Иудеи, к которым Цезарь относился весьма доброжелательно, находились там три дня, распевая погребальные песни.
Тем временем в городе уже третий день полыхали беспорядки. К концу 21 марта Антоний приказал своим солдатам восстановить порядок и бросить мародеров с Тарпейской скалы.
Надо отметить, что в эти дни Гая Октавиана в Риме не было и все происходящие события фильма - вольный полет фантазии авторов сериала. Да и вы, прочитав как все было на самом деле, уже поняли, что сюжет сериала разворачивается в параллельной вселенной.
Несколько замечаний по второму сезону сериала Rome часть 2 Добиваем первые две серии
В первой части мы дали общую канву событий недели, последовавшей за убийством Цезаря. Даже по ней видно, как придуманные авторами сериала несуразности в первом сезоне увеличивают зазор между реальностью и сюжетом и чем дальше, тем, больше не оставляя возможности создателям привести события в фильме в соответствие с подлинными. Придуманный образ стервы и потаскухи для матери Октавиана привязал Антония к дому Октавиев, заставил его вплотную общаться с Гаем Октавианом задолго до убийства Цезаря и дележа его наследства. Та же логика выдуманного противостояния перенесла Октавиана из Иллирии, где он безмятежно обитал вдали от политических дрязг (возможно по совету любящей и беспокоящейся за него матушки) в бушующий Рим. Семейные посиделки в их римском доме вместе с "дядей Антонием" придают сюжету сходство с рассказами из "Каравана историй", что, наверное, придется по вкусу многим зрительницам. Понятно желание создателей подчеркнуть ум Октавиана и глупость Антония, поэтому в фильме идея амнистии и отказ об объявлении Цезаря тираном вложена в уста будущего римского принципа, а Антоний выглядит лишь послушным глашатаем хитрого плана юнца. Но Антоний при всех его недостатках, о которых знал и сам Цезарь (неодобрительные отзывы о кутежах и оргиях, устраиваемых Антонием в Риме и порицании обычая Антония брать с собой в поход куртизанок были известны многим), мудро исключивший его из списка наследников, тем не менее, дураком не был. Кстати, надо отметить, что в случае отказа Октавиана вступить в наследование именем и имуществом, следующим кандидатом на это место был убийца Цезаря Брут. Оглашение этого факта вызвало ярость толпы и окончательно склонило ее против заговорщиков. Но авторы сериала посчитали подобный нюанс не очень интересным, выдумав совершенно неправдоподобную сцену драки Антония с Октавианом из-за денег Цезаря, после чего отмудоханный до сини Октавиан бежит из Рима.
С Клеопатрой в Риме тоже не все ясно. То, что она в это время находилась в Риме и жила на вилле Цезаря, а уехала из города спустя месяц после убийства - факт, но то, что в это время она была близко знакома с Антонием, историки отрицают. К тому же в сериале таинственным образом отсутствует некий Лепид, будущий участник второго триумвирата.
А теперь о Варрене. После драматической смерти жены и Цезаря в один день, наш главный герой идет в разнос, пьет, впадает в буйство и меланхолию и живет букой всю эту бурную неделю до той поры, пока его верный товарищ не приводит к его одру Антония. Самое любопытное, что о сенаторском звании Варрена авторы больше не вспоминают, для всех он снова центурион и точка. Понятно, что приобретенное сенаторское звание не давало бы возможности или повода становится главарем римских преступников, да и бездельничать всю неделю, когда голос каждого сенатора имел для противоборствующих сторон столь жизненно важное значение никто бы ему не позволил. Но авторам все это мешало, и они придумали данный поворот сюжета. Должен признать, что это самое сильное потрясение от просмотра первых двух серий.
Хочу отметить, что в сцене пира в честь Клеопатры все римляне впервые пируют лежа, а не сидя. Поздновато спохватились.
И напоследок, почитаем немного из аппиановского труда о событиях этого времени:
О событиях, непосредственно произошедших после убийства Цезаря.
Когда убийцами злодеяние было совершено в священном месте и над особой священной и неприкосновенной, началось бегство по сенату и по всему городу; в этом смятении некоторые из сенаторов были ранены, другие убиты. Погибли и многие из горожан и иностранцев не потому, что это стояло в плане заговорщиков, но из-за всеобщей сумятицы в городе и незнания, кто, собственно, нападает. Гладиаторы, которые еще с утра были вооружены для показа зрелища, теперь прибежали из театра к ограде сената, а самый театр опустел, так как зрителей охватил страх и ужас, и все пустились в бегство. Все товары были расхищены. Все закрывали двери и готовились защищаться с крыш. Антоний, полагая, что и над ним было замышлено убийство вместе с Цезарем, забаррикадировался в своем доме. А Лепид, начальник конницы, узнав о случившемся в то время, как он был на форуме, убежал на остров на реке Тибре, где у него стоял легион солдат, и привел их на Марсово поле, чтобы быть более готовым к выполнению приказа Антония. Дело в том, что Лепид стоял ниже Антония, который был и более близким человеком к Цезарю и консулом. Когда Лепид и Антоний стали раздумывать о положении дел, у них было стремление тотчас же отомстить за Цезаря, за то, чему он подвергся, но они боялись, как бы сенат не оказался на стороне убийц, и решили выждать событий. У самого Цезаря войска не было, ибо он телохранителей не любил и довольствовался только общественными прислужниками. Большинство должностных лиц и большая толпа горожан и приезжих, множество рабов и вольноотпущенных провожали его обычно из дома в сенат. Из всех их теперь осталось только трое, так как все остальные разбежались; они положили тело Цезаря на носилки и понесли, но иначе, чем это обыкновенно бывало: только трое понесли домой того, кто еще так недавно был владыкой всего мира.
А вот о тех людях, которые решили, что настал безопасный момент переметнуться на сторону победителей:
Убийцы Цезаря предполагали сказать в сенате речь, но никого там не осталось. Тогда, обернув свои плащи, как щиты, на левую руку, они с мечами, еще хранившими следы крови, побежали по Риму с криками, что убили царя и тирана. Один из них навесил на копье войлочную шляпу как знак свободы. Убийцы призывали восстановить отцовский образ правления, напоминали о древнем Бруте и древних римлянах, которые тоже составили заговор против древних царей. С ними бежали вместе некоторые с занятыми у других мечами, из числа тех, которые не принимали никакого участия в заговоре, но предполагали разделить его славу: Лентул Спинфер, Фавоний, Аквин, Долабелла, Мурк и Патиск. Славы с заговорщиками они не разделили, но зато наказание получили вместе с виновниками...
Вот почему из стольких по количеству и таких по качеству людей сторонниками Кассия было нетрудно набрать множество людей и повести их тотчас на форум. Они хотя и были наняты, однако не осмелились одобрять происшедшее, питая страх перед славой Цезаря и тем, что может постигнуть их в будущем со стороны других граждан; они с криком требовали мира как всеобщего блага, настойчиво требовали его от должностных лиц, полагая, что это средство послужит ко спасению убийц Цезаря, ибо не могло быть мира без их амнистии. Перед находящимися в таком состоянии людьми первым появился претор Цинна. Он приходился родственником Цезарю по жене, но, явившись неожиданно к толпе, сорвал с себя одежду претора, как бы из презрения к сану, данному ему тираном, назвал Цезаря тираном, а его убийц тираноубийцами, все содеянное ими восхвалял как подобное тому, что содеяно было их предками, и предложил этих людей как благодетелей пригласить из Капитолия и вознаградить их. Так говорил Цинна. Сторонники заговорщиков, видя, что не подкупленная часть толпы не присоединяется к ним, не вызвали их из Капитолия и снова кричали только о мире. Затем Долабелла, молодой человек из знатной фамилии, выбранный самим Цезарем быть консулом на конец года, когда сам Цезарь собирался в поход, и уже носивший одежды консула и имевший знаки консульской власти, стал поносить давшего ему все это. Долабелла прикидывался, будто он был в полном единомыслии с замыслившими убийство Цезаря и только невольно не принимал физического участия в заговоре (некоторые утверждают, что Долабелла предложил праздновать этот день, как день рождения города).
Об Антонии и его отношениях с заговорщиками.
Они(заговорщики) не чувствовали еще себя надежно при создавшемся положении вещей. Но теперь по крайней мере их близкие и родственники могли прийти к ним в Капитолий, из них они выбрали некоторых лиц послами к Лепиду и Антонию для переговоров о том, чтобы прийти к соглашению и принять меры к сохранению свободы в государстве и избежать всех тех бедствий, какие произойдут в отечестве, если они не придут друг с другом к соглашению. Посланные просили обо всем этом, не одобряя происшедшего - в присутствии друзей Цезаря они на это не осмеливались, - но говорили, что нужно с снисходительностью перенести происшедшее, так как все сделано было не из ненависти, а из любви к отечеству, и отнестись с жалостью к городу Риму, уже опустошенному непрерывной гражданской войной, иначе новая гражданская война погубит оставшихся добрых граждан. Будет преступно, указывали послы, продолжать вражду к отдельным лицам при таком опасном положении государства; гораздо лучше вместе с государственными неурядицами уладить и личные, или, если это невозможно, отложить в настоящий момент личные конфликты. Антоний и Лепид хотели отомстить за Цезаря, как я уже сказал, или из-за дружбы с ним или из-за связывавшей их присяги, или из-за стремления к власти, считая, что им все будет доступно, если они устранят сразу стольких важных людей. Однако они сомневались насчет их друзей и близких и той части сената, которая тяготела к их противникам, и больше всего - насчет Децима Брута, который был назначен Цезарем правителем Трансальпийской Галлии и имел в своем распоряжении большое войско. Поэтому они решили выжидать будущего и изыскать способы, нельзя ли будет привлечь на свою сторону войско Децима, уставшее от беспрерывных трудов. Таковы были их намерения. На словах Антоний дал послам такой ответ: «Мы ничего не предпримем из-за личной ненависти; но из-за греха и нашего клятвенного обещания Цезарю, что мы будем его телохранителями и мстителями, если он что-либо претерпит, будет благочестивым изгнать скверну и лучше жить вместе с немногими чистыми, чем всем быть под проклятием клятвопреступления. В силу такого нашего мнения мы еще обсудим с вами все это в сенате и будем считать благом для Рима те решения, которые будут приняты сообща».
Так ответил им определенно Антоний. Послы выразили ему благодарность и ушли в твердой надежде, что все уладится: они были убеждены, что сенат им будет во всем содействовать. Антоний же приказал всем должностным лицам в течение ночи охранять город, расположившись по центру на известных расстояниях, как днем. Всю ночь по городу горели костры. Сквозь них перебегали в течение этой ночи близкие родные заговорщиков в дома сенаторов, прося за них и за возвращение прежней формы правления. С другой стороны, бежали также и вожди колонистов и высказывали угрозы, если им не сохранят данных им наделов или если они не получат обещанных. Между тем наиболее здоровая часть населения, убедившись в малочисленности заговорщиков, почувствовала себя смелее, вспомнила о Цезаре, хотя в мнениях и были расхождения. В эту же ночь были снесены в дом Антония сокровища Цезаря и записки о его правлении; сделано это было или потому, что жена Цезаря хотела перенести все это из своего тогда ненадежного дома в более надежный дом Антония, или по приказанию самого Антония.
Как развивались события на следующий день после убийства.
Между тем ночью было прочитано распоряжение Антония о созыве сената еще до наступления дня в храм Земли, очень близко находящийся от дома Антония: он не осмелился созвать сенат в обычное место его заседаний, так как оно лежало у подножия Капитолия, где находились гладиаторы, стоявшие на стороне заговорщиков, и вместе с тем Антоний не хотел внести и смятение в город, введя в него войска. Лепид, однако, свои войска ввел. Когда приблизилось утро, то среди других сбежавшихся сенаторов прибежал в храм Земли и претор Цинна, снова одетый в одежды претора, которые он вчера, как данные ему тираном, с себя сбросил. Когда его увидели некоторые из неподкупных сторонников и ветеранов Цезаря, они в гневе на то, что он первый поносил Цезаря открыто, хотя и был его родственником, начали в него бросать камни и гнаться за ним. Когда Цинна убежал в какой-то дом, они принесли дрова и собрались сжечь дом, что и сделали бы, если бы Лепид, придя с войском, им не помешал. Это было первое свободное проявление расположения к Цезарю, и это встревожило как тех, кто действовал по найму, так и самих убийц.
Решение об амнистии и отказ считать Цезаря тираном
Антоний, внимательно следя за прениями и видя, что внесенные предложения становятся конкретными и определенными, решил уничтожить выявившиеся намерения и внушить выступавшим страх за самих себя, зная, что большое число сенаторов получило от Цезаря назначения на будущее время, так как, отправляясь в длительный поход, Цезарь выбрал должностных лиц на пять лет как на административные должности в городе, так и на сан жреческий или на управление в провинции или в войске. Водворив, как консул, молчание, Антоний сказал: «Требующим голосования относительно Цезаря надо знать предварительно то, что все в государстве совершившееся и всякая данная власть сохраняют силу, если мы признаем, что Цезарь был законным и нами избранным правителем; если же мы признаем, что он был тираном, правящим силой, то и тело его должно быть без погребения оставлено и выброшено за пределы отечества, а все им сделанное аннулировано, а это, чтоб указать границу, как я полагаю, простирается на весь мир. Большая часть из сделанного Цезарем останется независимо от нашей воли, но об этом я скажу немного спустя. Сперва же я предложу то, что зависит от нас и касается нас самих, чтоб на более простом случае получить представление о более сложных обстоятельствах. Почти все мы или в свое время выполняли должности под начальством Цезаря или сейчас еще выполняем должности по его назначению, а некоторые утверждены им в своих должностях на будущее время. Вы ведь знаете, что, между нами, распределены на пятилетний срок и городские и ежегодные провинциальные и военные должности. Готовы ли вы от всего этого добровольно отказаться - это от вас зависит, - вот что прежде всего я считаю нужным вам обсудить. Об остальном речь будет дальше».
С этими словами Антоний умолк. Он воспламенил их в отношении не Цезаря, а их самих. Они все вскочили со своих мест и кричали, что не требуют производить новые выборы в народном собрании, но предпочитают, чтобы каждый остался в той должности, которую он получил. Среди кричавших особенно горячились те, кто были помоложе, кто получили назначение вопреки принятому обычаю. Во главе этих лиц был сам консул Долабелла: по закону ему не оказалось бы никакой возможности получить консульство, так как ему было только 25 лет. Вчера еще он спешил утверждать, что он принимал участие в заговоре, теперь резко переменился: накидывался с бранью на многих, спрашивая, не хотят ли они, желая оказать почести убийцам, обесчестить свое начальство, лишь бы придать лучший предлог для спасения убийц. Сторонники Антония обнадежили Долабеллу и других тем, что, получив одобрение от народа, они объявят их кандидатами немедленно и что не будет никакой смены властей, а только более законное их утверждение, чем их единоличное назначение Цезарем, что им доставит честь видеть себя предпочтенными для занятия одной и той же должности и монархической и народной властью. Пока они так говорили, некоторые из преторов сбросили с себя должностное одеяние, чтобы обмануть возражавших, как будто бы и они вместе с другими хотели это одеяние получить более законным путем. Этот замысел их, однако, был ясен остальным, которые вовсе не надеялись при новом голосовании сохранить свою власть.
... Едва Антоний, говоривший с большим подъемом и порывом, кончил свою речь, было принято постановление, всех успокоившее и приведшее в удовлетворение; оно гласило, что возмездию убийство Цезаря не подлежит, но что все решения и постановления Цезаря остаются в силе, «так как это полезно для государства». Последнее добавление для большей гарантии выдвинули сторонники спасаемых, желая этим пояснить, что постановления Цезаря сохраняются не в силу справедливости, а по необходимости. Антоний им в этом уступил. Когда это постановление было проголосовано, вожди военнопоселенцев после этого общего постановления просили вынести другое решение, специально о них, гарантирующее им владение наделами в колониях. Антоний согласился и с этим, указывая сенату на эти опасения, испытываемые поселенцами. И это было сделано. Такое же голосование было проведено вторично по отношению к назначенным к отправке в колонии.
О Гае Октавиане
Октавий, внук сестры Цезаря, был один год начальником конницы у Цезаря. После этого Цезарь отдал эту должность своим друзьям и назначил для нее годичный срок. Октавий был еще юношей, когда Цезарь послал его в Аполлонию, что на Ионийском море, для воспитания и обучения в военном деле с тем, чтобы Октавий сопровождал его на войне. В обучении его принимали участие прибывшие из Македонии эскадроны всадников; командиры войска посещали его часто как родственника Цезаря. Благодаря этому его знало и любило войско, и он принимал всех милостиво. Октавий пробыл шесть месяцев в Аполлонии, когда ему как-то вечером было сообщено, что Цезарь убит в сенате самыми близкими и пользовавшимися в его глазах авторитетом людьми. Так как ему дополнительно ничего не было известно, его объял страх, и он находился в неведении, является ли это делом всего сената или частным преступлением тех, кто совершил убийство, постигла ли участников народная кара, или они находились все там же и пользовались одобрением народа.
Римские друзья Октавия предлагали ему ради безопасности скрыться в войске, находящемся в Македонии, и когда он узнает, что убийство Цезаря не есть дело всего сената, смело отомстить за Цезаря его врагам. Вызывались и некоторые военачальники охранять его, если он к ним прибудет. Мать Октавия и Филипп, ее супруг, написали ему из Рима, чтобы он не зазнавался и не рисковал, памятуя, что Цезарь, победивший всех врагов, больше всего пострадал от рук лучших друзей. Они советовали Октавию избрать жизнь частного человека как менее опасную при данных обстоятельствах, поспешить к ним в Рим со всей осторожностью. Октавий послушался их совета, так как он не знал еще событий, последовавших за смертью Цезаря. Он простился с военачальниками и переправился через Ионийское море не в Брундизий, так как еще не знал о настроении находившегося там войска и остерегался всего, но в другой город, находящийся неподалеку от Брундизия и лежащий в стороне от обычной дороги. Этот город назывался Лупии. Там он остановился. Когда Октавий узнал подробности об убийстве, об общенародном трауре и получил копии завещания Цезаря и постановлений сената, его мать и отчим еще более стали просить его остерегаться врагов Цезаря, так как он был и приемным сыном и наследником его. Они советовали ему отказаться и от наследства, и от усыновления. А он считал и это и отказ от мести за Цезаря для себя постыдным и отправился в Брундизий. Впереди себя он послал разведчиков, чтобы установить, не устроил ли кто-нибудь из убийц засаду. Когда же тамошнее войско вышло к нему навстречу и приветствовало его как сына Цезаря, он воспрянул духом, совершил жертвоприношение. Он принял сразу же имя Цезаря. Сразу же на него стали смотреть как на сына Цезаря, и к нему стекалась отовсюду масса народу, одни из круга друзей Цезаря, другие из числа вольноотпущенников и рабов его, третьи, наконец, из числа солдат. Одни перевозили свое военное снаряжение и деньги в Македонию, другие свозили деньги и подати, поступавшие из других провинций, в Брундизий. Октавий направился в Рим. Вместе с ним шла и значительная толпа, с каждым днем как горный поток все выраставшая. Отношения остальных городов отнюдь не всюду были к нему одинаковые. Бывшие солдаты Цезаря и расселенные по наделам сбегались из колоний, чтобы приветствовать юношу; они оплакивали Цезаря, поносили Антония за то, что тот не отомстил за такое гнусное дело. А про себя они говорили, что будут сражаться, если их кто-нибудь поведет. Цезарь хвалил их, но, откладывая пока привлекать их к делу, отсылал обратно. Когда Цезарь прибыл в город, мать, Филипп и другие его родственники опасались охлаждения сената к нему и последствий того постановления, которое запрещало привлекать за убийство в связи со смертью Цезаря старшего. Опасались они и пренебрежения к нему Антония, столь сильного в то время; он не пришел к сыну Цезаря при его прибытии и не отправил послов ему навстречу. Цезарь и здесь смягчал произведенное всем этим впечатление, указывая, что он сам выйдет к Антонию навстречу как более молодой к старшему и как частное лицо к консулу и что он к сенату будет относиться с должным уважением. После таких слов мать Октавия сменила страх на радость и приветствовала своего сына как единственного достойного Цезаря человека. Она удерживала его от дальнейших слов и побуждала его торопиться с выполнением того, что он в добрый час решил. Но она советовала ему пока еще действовать хитростью и скорее сносить обиды, чем проявлять открытую смелость. Цезарь согласился и обещал так поступать, но как только наступил вечер, он послал за друзьями, созывая их на утро на форум.
Согласитесь, жизнь всегда интересней выдумки...
Я смалодушничал, сдавшись после пары серий второго сезона.