Накопилось статей
Фильм 1963 г. "Непридуманная история" ("НИ") - сильный пример феминисткой повестки в СССР. Авторы язвительно прошлись по гендерным стереотипам. Иногда кажется, что они троллят. Фильм объемный и вбирает в себя много советской специфики, поэтому мне придется строго ограничиться сюжетной линией главных героев Вари и Толи Левчуковых.
"НИ" начинается со свадьбы Вари и Толи. Буквально с поцелуя. В этом уже есть ирония: фильм начинается тем, чем большинство кинокартин о любви заканчивается.
В советской и постсоветской культуре бытовая беспомощность мужчины была скорее положительным, чем отрицательным качеством. Думаю, тут сыграла роль фирменная советская борьба с мещанством и вещизмом, романтика "не баре", "не сахарные - не растаем", "я по свету немало хаживал, жил в землянке, в окопах, в тайге". Против самой этой романтики я ничего не имею ни в теории, ни на личной практике. Но в гендерном вопросе она получила интересное искривление. Вот как стать выше быта, но при этом чтоб уют, горячая еда, отглаженные сорочки и прочие бонусы презренного вещизма? А очень просто. Это женщина должна была притащить в дом скатерть в цветочек, насильно заставить мужа купить чешский гарнитур, на пороге успеть сунуть в руки своему одинокому волку узелок с горячими пирожками, извиняясь и оправдываясь: "Вот, напекла... тебе поесть... чтобы не голодный". А муж оставался вне подозрений: да не нужны ему ни пирожки, ни мягкие постели, это все жена, чертова мещанка, не скандалить же с ней. Подчеркну: именно через призму презрения к мещанству, вещизму, бытовым мелочам нужно читать текст ниже.
Троллинг пошел! Монтажница-высотница Варя работает между небом и землей, ей пофиг на быт. После свадьбы их с Толей поселяют в наскоро приспособленной умывальной комнате в общежитии, где из стены торчат в ряд шесть умывальников. Пустяк, Варе это даже прикольно. В гости заглянул знакомый шофер Гриша? Но колбасы нет, а вчерашнюю кашу вчера съели. "Ну тогда давайте в масло хлеб макать. Мы с девочками иногда макали!"
Ну не троллинг ли? Должно же быть: муж и Гриша - два неприхотливых мужика, никаких разносолов им по жизни не надо. Зато у Вари, в силу ее женской сущности, как раз и борщ, и второе, и компот, и все это вдобавок очень вкусно, с любовью приготовлено!
А тут Варя и хлеб забыла купить. Макать-то, выясняется, нечего! Шофер Гриша, к его чести, переносит разочарование стойко и отправляется в столовую. Но Толя Левчуков устраивает скандал...
Толя с самого начала фильма дает звоночки. Он явно ждет, что жена займется витьем гнездышка. Получив премию, отдает ее Варе: "Будь хозяйкой". Похоже, Толя нетерпеливо ждет выполнения того негласного уговора, когда Варя возьмет вину за мещанство и приземленность на себя, заботясь о бытовых удобствах, а он останется чистеньким: "Я деньги жене отдаю". Правда, Варя настолько беспечно относится к собственности, что вместо мебели покупает чудо-техники - магнитофон!
На самом деле Толя тот еще жук. Оказывается, он пытается исподволь воспитывать жену. Когда Варя обнаруживает, что колбасы в доме нет, Толя сообщает: я ее выбросил, я тебе уже три дня говорил, что надо отнести ее к знакомым в погреб, ты не отнесла, колбаса испортилась. Замечаете? Толя три дня говорил: отнеси колбасу. Почему же он сам не отнес, а позволил колбасе испортиться? Урок жене.
Как уже сказано, после ухода Гриши между супругами происходит ссора. Толя ругается на Варю: "Ты что, стиляга, или плесень, или графская дочка?" Тут забавный аспект, что от клейма "графской дочки", т.е. белоручки, не избавляет работа Вари на стройке. Впрочем, молодожены быстро мирятся. "Может, я еще научусь хозяйничать", - надеется Варя. "А не научишься, в столовку будем ходить. А то и сам буду готовить, пускай дураки смеются", - тоже идет на уступки Толя.
В столовой старый рабочий (советский бренд, голос совести и мудрости) Степан Иванович сообщает, что строительный трест отправляется на новый объект, где работать предстоит в очень тяжелых условиях. Толя ехать не хочет. Они же с Варей только что обжили свою комнату, до этого всю жизнь мыкаясь по общежитиям.
И тут Толя типично выкручивается. Отказ ехать в трудные условия он объясняет сугубо тем, что "Варечку я туда не повезу". Прикрывшись "Варечкой", Толя хочет и остаться в обжитой комнатушке, и не выглядеть при этом дезертиром в глазах товарищей. Дело в "Варечке", это она только что в новой комнате цветы посадила! (Но, может, Толя искренне заботится о Варе? Как же! Мы скоро узнаем, что Толя отобрал у Вари паспорт, чтобы она не уехала без его разрешения. Отлично видно, кто готов бросить свои цветочки, а кто к ним прирос).
Варя хочет сохранить брак. Ради любви к Толе она действительно учится хозяйничать. "Я решила: сделаю сегодня Толечке полный обед: и борщ, и мясо, и пирог". Увы, пирог развалился. Это еще одна особенность фильма. Советское искусство, упоминая женщину в положительном ключе, всегда изображает ее хозяюшкой от природы. У положительной героини не могут подгорать пироги, Золушка прямо на балу бросается пришивать Королю оторвавшийся воротничок (иголка и нитка, конечно, у настоящей женщины всегда с собой). Но с Варей все иначе: ее беспомощность в быту в фильме изображается, как противоположность мещанскому благополучию, то есть именно так, как обычно изображается бытовая беспомощность мужчин.
Наш одинокий волк Толя в пирогах, однако, разбирается. "Угостил кто-нибудь? И лопнутый какой-то", - привередливо замечает он. Раз за разом видно, как Толя лишается мужской привилегии стоять выше быта и одновременно пользоваться тщательно устроенным, даже мещанским комфортом. Приготовив полный обед, Варя весело хвастается этим. Мол, вот я как тебя люблю, вот как ради тебя! Варя неосознанно рушит стереотипы: у нее выходит, что не она навязывает мужу борщи, пироги, рюшечки, красивые сервизики - на все это она готова из любви к Толе. Из любви? Ой, что за троллинг! Ведь это муж должен из любви тратить деньги на безделушки жены, на пресловутых семь слоников.
Мы остановились на том, что Толя отобрал у Вари паспорт, чтобы не позволить ей уехать со строительным трестом. Но на сей раз любовь побеждает. Как в рассказе О'Генри "Дары волхвов", оба жертвуют друг ради друга: Варя бежит к Толе, чтобы сказать ему, что согласна остаться, а Толя бежит к Варе, чтобы сказать ей, что согласен ехать. Очередной семейный скандал заканчивается примирением, Толя и Варя отправляются на новый объект.
Я пропускаю события общественной жизни (обычный советский производственный роман) и мелкие трения Вали и Толи, которые все так же заканчиваются примирением. Перейдем сразу к тому, что Варя рожает ребенка.
Мы видим семью Левчуковых уже получившими собственную квартиру. Поздний вечер субботы. Толя сидит и кормит мальчика манной кашей. Оказывается, он пораньше забрал Василька из яслей. Приходит Варя. Разгорается очередная ссора. "Ясли для телят, а для ребенка - дом, - сердито говорит Толя. - Ты где болталась?" Варя отвечает, что была на субботнике. Видно, что ссора уже давняя, Толю не устраивает, что Варя проводит с ребенком недостаточно времени. В процессе ссоры персонажи приходят к компромиссу: Варя уволится и будет сидеть с ребенком, но Толя постарается поменьше думать о личной выгоде и побольше об обществе.
Тут постоянно надо делать поправку на советскую специфику. Накладывается одно на другое: правильный советский человек прежде всего должен был жить для других, для общества. В рассказе А.Платонова "Корова" мальчик Вася, словно индийский саньяси, берет себе за образец корову, которая отдала другим всю себя (свое мясо, шкуру, молоко). Но мы сейчас опустим чисто советскую специфику. Ведь есть и еще один аспект: в патриархальной культуре жизнью для общества считается жизнь мужчины. Нам все время твердят: мужчина - это защитник, творец, у него есть Дело; семья важна, но она лишь тыл и т.п. И вот мы видим передергивание: как мужчине быть выше быта, но при этом не потерять ни йоты уютного быта? Надежный тыл! Я отрекаюсь от всего мирского, я философ, бродяга, но мне все равно несут пироги и взбивают перины. Короче, если Варя сядет дома и обеспечит надежный тыл, Толя сможет пожить для людей.
И Варя увольняется. А Толя с наивностью, зачастую свойственной советским фильмам, начинает совершать альтруистичные поступки, с целью чего берется разгрузить грузовик угля для молодой жещины Клавы.
В образе Клавы использованы махровые стереотипы, связанные с советской положительной героиней. Я упоминала о Золушке, которая прямо на балу вдруг вытаскивает откуда-то иголку с ниткой и "на живую" подшивает Королю воротничок. Клава - это отсылка ко всем девочкам и женщинам, в худ.произведениях спешащих к герою с иголкой и ниткой, с зеленкой и бинтом, с бутербродами и борщом, с чистой рубашкой: "Садись, ешь. Снимай, зашью. Иди, умойся" и т.п. Клава пытается захомутать Толю Левчукова с помощью борща и пришивания пуговицы, но тот не поддается искушению и уходит. Клава, впрочем, в сюжете не просто так. Это очевидная попытка показать зрителю, на каких героинь Варя точно не похожа.
Молодые супруги расходятся, когда строители собираются переезжать на очередной объект. Варя хочет, как и раньше, отправиться с ними. "Мы монтажники, а свою работу надо любить", - говорит она. "А мужа своего? А ребенка своего? Их не надо любить?" - возмущается Толя. "Даже здесь я не хозяин!" - негодует он, под "здесь" имея в виду семью. Вспоминается история с отобранным паспортом. Толя Левчуков все больше разоблачается, как претендующий на место "хозяина", и эта его черта подана как резко негативная (еще Степан Иванович, пожилой рабочий, "честь и совесть", называл его за это феодалом). Вот тебе и кино 60-х!
"За что ты цепляешься? За комнату, за барахло?" - включается в конфликт разгоряченная Варя. И Толя, разгневанный тем, что его, мужчину, обвинили в склонности к мещанскому уюту, начинает ломать вещи. Этим он доказывает, что он выше быта и "барахла" ему не жаль. "Магнитофон твой? Твой. А радиоприемник - мой", шарах радиоприемник об пол. Подозрение в любви к пирогам и теплой постели унизило его мужское достоинство. "Я барахольщик? Я барахольщик?!" - кранты и фотоаппарату...
"Толик! Разбил бы ты все и поехали бы мы вместе!" - искренне просит мужа Варя. Ей невдомек, почему все это происходит. Именно потому, что она отказалась от традиционной роли хлопотливой мещанки, ее муж лишился возможности быть одновременно суровым аскетом и не терять в количестве/качестве пирогов. "Нет, поезжай одна!" - решает Толя, вопреки желанию Вари не успокоенный, а добитый ее предложением. И пара расстается.
Толя еще покажет себя в конце фильма, поверив ложным слухам о том, что у Вари завелся другой. Дойдет до того, что Толя даст пощечину Варе, и это станет окончательным разоблачением Толи. Никаких "сама довела", никаких мизулинских "бьёт мужчина свою жену - такой обиды нет, как если обидеть, унизить мужчину", эта пощечина - окончательный приговор, Варя расценивает оскорбление как несмываемое и больше не допускает примирения. Иного варианта, прощения этой пощечины, в "НИ" просто нет.
В финале Толя читает случайно попавшее к нему в руки прощальное письмо, адресованное Варе влюбленным в нее сварщиком Костей Ремизовым. Так Толя узнает, что Варя на самом деле не изменяла ему. Но главная функция этого письма состоит в том, что Варя в нем характеризуется как человек коммунистического будущего ("люди при коммунистическом будущем будут такими"(с). Разумеется, подобное заявление, прозвучавшее на зрителя с официального экрана, подразумевает, что создатели фильма солидаризируются с Варей на все сто. Вдобавок нас ждут символические кадры: Варя на большой высоте снимает зацепившегося воздушного змея и счастливо улыбается.
Советский союз, конечно, известен нам куда больше неотцензурированным сексизмом. Но, думаю, довольно яркий прорыв - главная героиня женщина, которая в фильме подается, как образец человека будущего, т.е. образец не только для женщин, но и для мужчин. Как мне кажется, до сих пор это случай чрезвычайно редкий - когда персонаж женского пола рассматривается, как универсальный пример.
"НИ" начинается со свадьбы Вари и Толи. Буквально с поцелуя. В этом уже есть ирония: фильм начинается тем, чем большинство кинокартин о любви заканчивается.
В советской и постсоветской культуре бытовая беспомощность мужчины была скорее положительным, чем отрицательным качеством. Думаю, тут сыграла роль фирменная советская борьба с мещанством и вещизмом, романтика "не баре", "не сахарные - не растаем", "я по свету немало хаживал, жил в землянке, в окопах, в тайге". Против самой этой романтики я ничего не имею ни в теории, ни на личной практике. Но в гендерном вопросе она получила интересное искривление. Вот как стать выше быта, но при этом чтоб уют, горячая еда, отглаженные сорочки и прочие бонусы презренного вещизма? А очень просто. Это женщина должна была притащить в дом скатерть в цветочек, насильно заставить мужа купить чешский гарнитур, на пороге успеть сунуть в руки своему одинокому волку узелок с горячими пирожками, извиняясь и оправдываясь: "Вот, напекла... тебе поесть... чтобы не голодный". А муж оставался вне подозрений: да не нужны ему ни пирожки, ни мягкие постели, это все жена, чертова мещанка, не скандалить же с ней. Подчеркну: именно через призму презрения к мещанству, вещизму, бытовым мелочам нужно читать текст ниже.
Троллинг пошел! Монтажница-высотница Варя работает между небом и землей, ей пофиг на быт. После свадьбы их с Толей поселяют в наскоро приспособленной умывальной комнате в общежитии, где из стены торчат в ряд шесть умывальников. Пустяк, Варе это даже прикольно. В гости заглянул знакомый шофер Гриша? Но колбасы нет, а вчерашнюю кашу вчера съели. "Ну тогда давайте в масло хлеб макать. Мы с девочками иногда макали!"
Ну не троллинг ли? Должно же быть: муж и Гриша - два неприхотливых мужика, никаких разносолов им по жизни не надо. Зато у Вари, в силу ее женской сущности, как раз и борщ, и второе, и компот, и все это вдобавок очень вкусно, с любовью приготовлено!
А тут Варя и хлеб забыла купить. Макать-то, выясняется, нечего! Шофер Гриша, к его чести, переносит разочарование стойко и отправляется в столовую. Но Толя Левчуков устраивает скандал...
Толя с самого начала фильма дает звоночки. Он явно ждет, что жена займется витьем гнездышка. Получив премию, отдает ее Варе: "Будь хозяйкой". Похоже, Толя нетерпеливо ждет выполнения того негласного уговора, когда Варя возьмет вину за мещанство и приземленность на себя, заботясь о бытовых удобствах, а он останется чистеньким: "Я деньги жене отдаю". Правда, Варя настолько беспечно относится к собственности, что вместо мебели покупает чудо-техники - магнитофон!
На самом деле Толя тот еще жук. Оказывается, он пытается исподволь воспитывать жену. Когда Варя обнаруживает, что колбасы в доме нет, Толя сообщает: я ее выбросил, я тебе уже три дня говорил, что надо отнести ее к знакомым в погреб, ты не отнесла, колбаса испортилась. Замечаете? Толя три дня говорил: отнеси колбасу. Почему же он сам не отнес, а позволил колбасе испортиться? Урок жене.
Как уже сказано, после ухода Гриши между супругами происходит ссора. Толя ругается на Варю: "Ты что, стиляга, или плесень, или графская дочка?" Тут забавный аспект, что от клейма "графской дочки", т.е. белоручки, не избавляет работа Вари на стройке. Впрочем, молодожены быстро мирятся. "Может, я еще научусь хозяйничать", - надеется Варя. "А не научишься, в столовку будем ходить. А то и сам буду готовить, пускай дураки смеются", - тоже идет на уступки Толя.
В столовой старый рабочий (советский бренд, голос совести и мудрости) Степан Иванович сообщает, что строительный трест отправляется на новый объект, где работать предстоит в очень тяжелых условиях. Толя ехать не хочет. Они же с Варей только что обжили свою комнату, до этого всю жизнь мыкаясь по общежитиям.
И тут Толя типично выкручивается. Отказ ехать в трудные условия он объясняет сугубо тем, что "Варечку я туда не повезу". Прикрывшись "Варечкой", Толя хочет и остаться в обжитой комнатушке, и не выглядеть при этом дезертиром в глазах товарищей. Дело в "Варечке", это она только что в новой комнате цветы посадила! (Но, может, Толя искренне заботится о Варе? Как же! Мы скоро узнаем, что Толя отобрал у Вари паспорт, чтобы она не уехала без его разрешения. Отлично видно, кто готов бросить свои цветочки, а кто к ним прирос).
Варя хочет сохранить брак. Ради любви к Толе она действительно учится хозяйничать. "Я решила: сделаю сегодня Толечке полный обед: и борщ, и мясо, и пирог". Увы, пирог развалился. Это еще одна особенность фильма. Советское искусство, упоминая женщину в положительном ключе, всегда изображает ее хозяюшкой от природы. У положительной героини не могут подгорать пироги, Золушка прямо на балу бросается пришивать Королю оторвавшийся воротничок (иголка и нитка, конечно, у настоящей женщины всегда с собой). Но с Варей все иначе: ее беспомощность в быту в фильме изображается, как противоположность мещанскому благополучию, то есть именно так, как обычно изображается бытовая беспомощность мужчин.
Наш одинокий волк Толя в пирогах, однако, разбирается. "Угостил кто-нибудь? И лопнутый какой-то", - привередливо замечает он. Раз за разом видно, как Толя лишается мужской привилегии стоять выше быта и одновременно пользоваться тщательно устроенным, даже мещанским комфортом. Приготовив полный обед, Варя весело хвастается этим. Мол, вот я как тебя люблю, вот как ради тебя! Варя неосознанно рушит стереотипы: у нее выходит, что не она навязывает мужу борщи, пироги, рюшечки, красивые сервизики - на все это она готова из любви к Толе. Из любви? Ой, что за троллинг! Ведь это муж должен из любви тратить деньги на безделушки жены, на пресловутых семь слоников.
Мы остановились на том, что Толя отобрал у Вари паспорт, чтобы не позволить ей уехать со строительным трестом. Но на сей раз любовь побеждает. Как в рассказе О'Генри "Дары волхвов", оба жертвуют друг ради друга: Варя бежит к Толе, чтобы сказать ему, что согласна остаться, а Толя бежит к Варе, чтобы сказать ей, что согласен ехать. Очередной семейный скандал заканчивается примирением, Толя и Варя отправляются на новый объект.
Я пропускаю события общественной жизни (обычный советский производственный роман) и мелкие трения Вали и Толи, которые все так же заканчиваются примирением. Перейдем сразу к тому, что Варя рожает ребенка.
Мы видим семью Левчуковых уже получившими собственную квартиру. Поздний вечер субботы. Толя сидит и кормит мальчика манной кашей. Оказывается, он пораньше забрал Василька из яслей. Приходит Варя. Разгорается очередная ссора. "Ясли для телят, а для ребенка - дом, - сердито говорит Толя. - Ты где болталась?" Варя отвечает, что была на субботнике. Видно, что ссора уже давняя, Толю не устраивает, что Варя проводит с ребенком недостаточно времени. В процессе ссоры персонажи приходят к компромиссу: Варя уволится и будет сидеть с ребенком, но Толя постарается поменьше думать о личной выгоде и побольше об обществе.
Тут постоянно надо делать поправку на советскую специфику. Накладывается одно на другое: правильный советский человек прежде всего должен был жить для других, для общества. В рассказе А.Платонова "Корова" мальчик Вася, словно индийский саньяси, берет себе за образец корову, которая отдала другим всю себя (свое мясо, шкуру, молоко). Но мы сейчас опустим чисто советскую специфику. Ведь есть и еще один аспект: в патриархальной культуре жизнью для общества считается жизнь мужчины. Нам все время твердят: мужчина - это защитник, творец, у него есть Дело; семья важна, но она лишь тыл и т.п. И вот мы видим передергивание: как мужчине быть выше быта, но при этом не потерять ни йоты уютного быта? Надежный тыл! Я отрекаюсь от всего мирского, я философ, бродяга, но мне все равно несут пироги и взбивают перины. Короче, если Варя сядет дома и обеспечит надежный тыл, Толя сможет пожить для людей.
И Варя увольняется. А Толя с наивностью, зачастую свойственной советским фильмам, начинает совершать альтруистичные поступки, с целью чего берется разгрузить грузовик угля для молодой жещины Клавы.
В образе Клавы использованы махровые стереотипы, связанные с советской положительной героиней. Я упоминала о Золушке, которая прямо на балу вдруг вытаскивает откуда-то иголку с ниткой и "на живую" подшивает Королю воротничок. Клава - это отсылка ко всем девочкам и женщинам, в худ.произведениях спешащих к герою с иголкой и ниткой, с зеленкой и бинтом, с бутербродами и борщом, с чистой рубашкой: "Садись, ешь. Снимай, зашью. Иди, умойся" и т.п. Клава пытается захомутать Толю Левчукова с помощью борща и пришивания пуговицы, но тот не поддается искушению и уходит. Клава, впрочем, в сюжете не просто так. Это очевидная попытка показать зрителю, на каких героинь Варя точно не похожа.
Молодые супруги расходятся, когда строители собираются переезжать на очередной объект. Варя хочет, как и раньше, отправиться с ними. "Мы монтажники, а свою работу надо любить", - говорит она. "А мужа своего? А ребенка своего? Их не надо любить?" - возмущается Толя. "Даже здесь я не хозяин!" - негодует он, под "здесь" имея в виду семью. Вспоминается история с отобранным паспортом. Толя Левчуков все больше разоблачается, как претендующий на место "хозяина", и эта его черта подана как резко негативная (еще Степан Иванович, пожилой рабочий, "честь и совесть", называл его за это феодалом). Вот тебе и кино 60-х!
"За что ты цепляешься? За комнату, за барахло?" - включается в конфликт разгоряченная Варя. И Толя, разгневанный тем, что его, мужчину, обвинили в склонности к мещанскому уюту, начинает ломать вещи. Этим он доказывает, что он выше быта и "барахла" ему не жаль. "Магнитофон твой? Твой. А радиоприемник - мой", шарах радиоприемник об пол. Подозрение в любви к пирогам и теплой постели унизило его мужское достоинство. "Я барахольщик? Я барахольщик?!" - кранты и фотоаппарату...
"Толик! Разбил бы ты все и поехали бы мы вместе!" - искренне просит мужа Варя. Ей невдомек, почему все это происходит. Именно потому, что она отказалась от традиционной роли хлопотливой мещанки, ее муж лишился возможности быть одновременно суровым аскетом и не терять в количестве/качестве пирогов. "Нет, поезжай одна!" - решает Толя, вопреки желанию Вари не успокоенный, а добитый ее предложением. И пара расстается.
Толя еще покажет себя в конце фильма, поверив ложным слухам о том, что у Вари завелся другой. Дойдет до того, что Толя даст пощечину Варе, и это станет окончательным разоблачением Толи. Никаких "сама довела", никаких мизулинских "бьёт мужчина свою жену - такой обиды нет, как если обидеть, унизить мужчину", эта пощечина - окончательный приговор, Варя расценивает оскорбление как несмываемое и больше не допускает примирения. Иного варианта, прощения этой пощечины, в "НИ" просто нет.
В финале Толя читает случайно попавшее к нему в руки прощальное письмо, адресованное Варе влюбленным в нее сварщиком Костей Ремизовым. Так Толя узнает, что Варя на самом деле не изменяла ему. Но главная функция этого письма состоит в том, что Варя в нем характеризуется как человек коммунистического будущего ("люди при коммунистическом будущем будут такими"(с). Разумеется, подобное заявление, прозвучавшее на зрителя с официального экрана, подразумевает, что создатели фильма солидаризируются с Варей на все сто. Вдобавок нас ждут символические кадры: Варя на большой высоте снимает зацепившегося воздушного змея и счастливо улыбается.
Советский союз, конечно, известен нам куда больше неотцензурированным сексизмом. Но, думаю, довольно яркий прорыв - главная героиня женщина, которая в фильме подается, как образец человека будущего, т.е. образец не только для женщин, но и для мужчин. Как мне кажется, до сих пор это случай чрезвычайно редкий - когда персонаж женского пола рассматривается, как универсальный пример.