За сотню лет никакого прогресса
Российская демократическая интеллигенция осталась все той же - раздвоенной, импотентной, "мозговичной".
Мозгом, разумом она завсегда признавала все лучше и постепенное; интеллектуально она всегда боролась до фанатичной пены на губах за прогресс, равенство, свободу.
А в реальной, обыденной, особенно эмоциональной жизни - она была плотью от плоти российской темноты, брутальности, насилия и нечистоплотности, как физической, так и моральной. На столах и стенах - портреты философов, великих деятелей прогресса, братства, свободы, по которым бегают тараканы и прусаки, а в кроватях - клопы. В кабинете до слез, до искреннего, нефальшивого гнева споры и речи о равенстве всех людей, а в кухне - все такие же искренние пощечины по лицу кухарке за пережаренную курицу, "тыканье" извозчику, официанту. И там искренность, и здесь искренность.
То же и в украинском деле. В кабинете - в газетах, в речах - вполне искренние слова о равенстве всех народов, о свободе украинской нации. А на кухне, в повседневной жизни - штык, кулак, пощечины за то, что вечная служанка нарушает привилегии и вкусы "барина". Интеллект живет одной жизнью, эмоция - другим...
А эмоция его, этот практический ум, создал ей давнюю привычку смотреть на украинцев, как на "хахлоф", как на часть русского народа, только какой-то смешной, недозрелый, худший сорт, что вроде извозчика или официанта среди прочего национального гражданства России. И уже давно образовалась привычка добродушно, "по барски" поплескивать "хохлов" по плечу, говорить им "ты" и временами давать пощечины на кухне.
Владимир Винниченко, 1919
Мозгом, разумом она завсегда признавала все лучше и постепенное; интеллектуально она всегда боролась до фанатичной пены на губах за прогресс, равенство, свободу.
А в реальной, обыденной, особенно эмоциональной жизни - она была плотью от плоти российской темноты, брутальности, насилия и нечистоплотности, как физической, так и моральной. На столах и стенах - портреты философов, великих деятелей прогресса, братства, свободы, по которым бегают тараканы и прусаки, а в кроватях - клопы. В кабинете до слез, до искреннего, нефальшивого гнева споры и речи о равенстве всех людей, а в кухне - все такие же искренние пощечины по лицу кухарке за пережаренную курицу, "тыканье" извозчику, официанту. И там искренность, и здесь искренность.
То же и в украинском деле. В кабинете - в газетах, в речах - вполне искренние слова о равенстве всех народов, о свободе украинской нации. А на кухне, в повседневной жизни - штык, кулак, пощечины за то, что вечная служанка нарушает привилегии и вкусы "барина". Интеллект живет одной жизнью, эмоция - другим...
А эмоция его, этот практический ум, создал ей давнюю привычку смотреть на украинцев, как на "хахлоф", как на часть русского народа, только какой-то смешной, недозрелый, худший сорт, что вроде извозчика или официанта среди прочего национального гражданства России. И уже давно образовалась привычка добродушно, "по барски" поплескивать "хохлов" по плечу, говорить им "ты" и временами давать пощечины на кухне.
Владимир Винниченко, 1919