"Менты - они и в Африке менты!"
Я не спеша ехал на важную встречу с «источником» на белом «Лэндкрузере» с ООНовскими номерами по забитой непрерывно сигналящими машинами улице. Часовая стрелка давно пересекла полдень, но в воздухе еще дрожало марево от 40-градусной жары, выхлопных газов и испарений миллионов жителей столицы одного из африканских государств. Встреча была назначена в самом центре города, где легче затеряться, и здесь уже ощущалось пятничное настроение - толпа становились все подвижней и веселей, предвкушая два дня выходных.
С парковкой не сложилось - ни одного свободного местечка в искомом районе не оказалось, и мне пришлось бросить машину метров за 300 в переулке. Подумав, оставил в ней и компактную переносную радиостанцию «Моторола», ибо не хотелось привлекать внимание, идя с ней в руке, а положить было некуда - на мне были лишь легкие брюки и белая рубашка с короткими рукавами.
Я успел пройти метров 100, когда услышал окрик: «Эй, мистер!» Сделав вид, что не услышал, я продолжил свой путь, но окрик повторился уже ближе и громче. Я хотел было снова сделать вид, что не слышал, но вслед за окриком послышалось характерное клацание автоматного затвора. Пришлось остановиться и развернуться. В нескольких шагах от меня стояли два местных типа в синей полицейской форме, пристально и явно неприязненно глядя на меня, при этом один из них навел на меня АК-47. «Документы!» - потребовал старший, оказавшийся высоким, спортивного телосложения сержантом. Документы прикрытия были у меня с собой - пластиковая карточка сотрудника ООН с фотографией, ФИО и прочей необходимой информацией на двух языках о дипломатическом статусе ее владельца, подкрепленной призывом ко всем военным и гражданским властям оказывать предъявителю сего всяческое содействие. Едва на неё взглянув, верзила ловким движением руки положил её себе в нагрудный карман и повторил: «Документы!». Я слегка опешил от такой наглости и показал ему на его карман, где только что упокоилось утвержденное многочисленными международными конвенциями свидетельство моей неприкосновенности.
Пока в моем раскаленном на жаре мозгу медленно рождались подходящие ситуации протокольные фразы, за дело взялся второй полицейский. Низкорослый и явно незнакомый с дворцовым этикетом слуга закона молча ткнул меня стволом под ребро и положил палец на спусковой крючок. Глаза его были красными, как банка «Кока-Колы», и я, загрустив, успел подумать, что глупо быть пристреленным вот так запросто на центральной улице столицы «братского» государства солнечным пятничным днем после полутора лет оказания интернациональной помощи и где-то даже миротворчества. Пауза длилась недолго - старший отвел автомат своего коллеги, но легче от этого мне не стало - он снял с плеча свой и буквально воткнул его мне в бок, одновременно молча кивнув своему напарнику. Действие, похоже, было отработано - коротышка ловко закинул свой АК за спину и мгновенно запустил руку в мой правый брючный карман, затем в левый. Всего за пару секунд он извлек оттуда все содержимое и переместил в карманы сержанта, даже не взглянув на добычу. Процедура закончилась похлопыванием ладошками по моим ягодицам - убедившись, что в задних карманах ничего нет, он поднял взгляд на сержанта. Тот, бегло покопавшись, вернул мне ключи от машины, после чего задержал на мне довольно красноречивый взгляд и произнес: «Пошел вон». Точнее, он сказал чуть иначе, но следуя правилам политеса, фразу можно было истолковать именно так. После чего парочка потеряла ко мне всякий интерес и, развернувшись, продолжила выполнение задач по охране правопорядка.
Я остался стоять, униженный и оскорблённый, посреди тротуара, по которому сновали многочисленные люди. Сцена не привлекла никакого внимания и осталась абсолютно незамеченной ими, как будто так и должно было случиться...
Но способность соображать вернулась ко мне довольно быстро, и уже через пару минут я знал, где находится ближайший полицейский участок. На мое счастье, это было в 5 минутах езды на машине, и я, не раздумывая, направился в переулок, из которого я вышел респектабельным джентельменом еще 15 минут назад, а теперь возвращался ограбленным изгоем без документов и денег, полным желания восстановить справедливость. По пути я восстановил в памяти все подробности общения и оценил уровень понесенного ущерба - пять купюр, всего на сумму 86 долларов США (на эти деньги в те времена местная семья из 5 человек могла гулять неделю), почти полная пачка «Мальборо», зажигалка «Зиппо» и расческа. Ну и, естественно, мой пластиковый документ, несмотря на всю его внезапно выявленную бесполезность в критической ситуации…
С разворотом через две сплошные и визгом покрышек я припарковался точно под знаком «Остановка запрещена», прямо у входа в полицейский участок, и решительно направился внутрь. Перед этим я не забыл придать своему лицу максимально доступное выражение глубокой озабоченности.
По случаю жары на входе охраны не было, а в небольшом вестибюле за стойкой дремал огромных размеров полицейский. Когда он оторвал голову от толстой взлохмаченной книги кофейного цвета (видимо, именно так и должен был выглядеть журнал учета обращений граждан с момента обретения этим государством независимости) и взглянул на меня, я понял, что с таким провожатым можно ходить на тигра без оружия. Но меня уже было не остановить. Я скороговоркой дал понять, что если немедленно не увижу начальника сего храма правопорядка, то последствия будут ужасными не только для начальника всей полиции, но могут и негативно отразиться на геополитическом положении во всей Субсахарской Африке. Про судьбу самого дежурного по участку я упоминать не стал - он и так изо всех сил старался уяснить, кто это, зачем и почему оторвал его от несения службы. После третьей попытки донести до него перспективы Черной Африки акт коммуникации состоялся, и громила исчез за дверью, прохрипев: «Жди здесь!».
Вскоре откуда-то сверху донеслись крики, которые, казалось, продолжались вечность. Наконец, дверь распахнулась и в вестибюль спустился молодой, лет 30, африканец в щегольском костюме, с галстуком и платочком в нагрудном кармашке. Громила сделался втрое меньше и сопровождал его на двух полусогнутых. Красавец-мужчина вошел, обвел взглядом помещение, где кроме меня никого не было, и спросил: «Ну и кто здесь русский?». Я на всякий случай оглянулся и сказал громко и гордо: «Я!»
Разминая затекшее тело, начальник прошелся несколько раз туда-сюда и, остановившись прямо напротив меня и слегка нагнувшись, вдруг спросил на чистом русском языке: «А чем докажешь?». Я даже не успел удивиться и стал по-русски откровенно излагать ему все, что я думаю о правоохранительной системе развивающихся стран, их отношении к тем, кто дал им свободу и независимость, оружие, сгущенку и т.д., не особо стесняясь привычных административно-матерных идиоматических выражений. «Что может быть лучшим доказательством русскости в данной ситуации?» - рассудил я.
Прием сработал. Раскачиваясь с носков на каблуки шикарных ботинок из крокодиловой кожи, начальник с явным удовольствием внимал моим речам. «Педро» - представился он и протянул руку. «Полковник Ш.» - представился я и пожал протянутую длань. «Знаете ли, товарищ полковник.... Я учился в Союзе... В Краснодаре, на летчика-истребителя... Я очень хорошо помню то время...» - при этих словах я стал понемногу отходить, ожидая, что сейчас последуют здравицы в адрес советского народа и его прекрасных женщин. Выдержав паузу, местный денди от полиции продолжил: «На выпуск мы пошли в ресторан отметить получение дипломов и офицерских званий. Там возникла драка с местными бандюками, и мы их побили. Бандюки позвали подмогу. Подмога прибыла одновременно с милицией. И они все вместе стали бить уже нас, потом отвезли в отделение, опять били, а потом составили протокол! И через полгода меня списали с летной работы из-за полученных травм!!!» - в его голосе зазвенели стальные нотки, он перестал раскачиваться и уставился на меня, не мигая. Его лицо начал подергивать нервный тик…
Расклад стремительно менялся, я начал подбирать в уме аргументы, что я в Краснодаре никогда не был, сам с детства мечтал стать летчиком, но у меня носовая перегородка кривая от рождения, а ментов так и вовсе не люблю с детства. В подкорке почему-то услужливо всплыл образ Дяди Степы (видимо, как наиболее соответствующий месту ведения дискуссии), но я его отверг и судорожно искал замену. Громила по-русски явно не понимал, но интуитивно почувствовал, что диспозиция кардинально меняется и приобрел прежние размеры, уже возвышаясь над начальником из-за его спины, поигрывая мышцами и разминая пальцы своих кувалд, громко щелкая при этом суставами...
В этот момент открылась входная дверь, и в околоток ввалились именно те два хранителя законности, встреча с которыми и привела меня сюда в поисках справедливости. Никогда не думал, что я буду так рад новому рандеву с ними.
«О-о!» - возопил я, и перст мой сам вонзился в грудь уже знакомому сержанту.
Увидев меня, парочка сначала онемела и замерла, но тут же, перебивая друг друга, на местном наречии стала утверждать (как я смог догадаться), что никогда прежде меня не видела, а сами они самоотверженно выполняли свои обязанности, свято соблюдая правила и положения всех без исключения служебных инструкций, а также рекомендации католической церкви. При этом через слово звучало - «Клянусь, шеф!». Дежуривший по «храму правопорядка» громила беспорядочно водил глазами за участниками происходящего, явно не успевая за развитием сюжета.
Начальник оклемался первым и жестом приказал парочке следовать за ним. При этом дежурный громила невероятным образом уловил изменение диспозиции, сдернул с них автоматы и убрал в стоявший за стойкой железный шкаф. Я присел на единственный ободранный стул и посмотрел на часы - не прошло и часа, а количество полученного мной адреналина стало зашкаливать, и меня стало слегка потрясывать. Я уже начал мечтать о двойной кашасе…
В это время с верхнего этажа раздались крики и вопли, продолжавшиеся минут десять. Когда все стихло, сверху спустился начальник участка, уже в рубашке, без пиджака и слегка взмокший. Подсев ко мне, он предложил выйти покурить. На улице было еще солнечно, но в Африке закат происходит стремительно, и в воздухе уже ощущалось предвкушение некоего подобия прохлады. Посетовав на то, с кем приходится работать, он угостил меня моими же сигаретами и, сунув пачку себе в карман, вернул мне «Зиппо». «Представляете, я вынужден сидеть на работе сутками, разгребая кучи дерьма! Семью не вижу неделями! Зарплату задерживают! Да и разве это зарплата? Кстати, сколько там было у Вас с собой? А какими купюрами?... 86? Точно? А сегодня пятница, дискотеки, люди отдыхают культурно, а я тут вот...» - со вздохом и патетикой произнёс он.
Помолчали. Начальник обошел мою машину, зачем-то пнул пару раз по колесам и, вздохнув, вернул мне ООНовский документ. «Ну, Вы уж извините, товарищ полковник! В семье не без урода...» - на безукоризненном русском произнес он задумчиво. «А как хочется холодной «Пепси…» - глаз его загорелся, демонстрируя созревший план. «Давайте так - Вы мне покупаете «Пепси», и дело закрываем. А этих негодяев я лично расстреляю перед сдачей смены!». Я тут же засомневался в необходимости столь радикальных мер и призвал его ограничиться дисциплинарным взысканием, но уделить больше внимания воспитательным методам воздействия. «Нет! Они опозорили репутацию страны! Они опорочили вверенный мне участок! Никаких снисхождений! Только крайние меры способны привести этих» - далее он выдал совершенно неповторимую тираду, способную украсить словарь русского мата - «к общему знаменателю!».
Распаляясь и начиная отчаянно жестикулировать, он перешел на жуткую смесь родного с малороссийским. Достав из кармана смятые купюры, которые еще два часа назад изначально находились в моих карманах на правах частной собственности, а ныне поменяли статус на вещественное доказательство, он быстро разобрал их, выбрал самую крупную, достоинством в 50 долларов, и положил ее обратно в собственный карман. В ответ на мой сопровождавший это движение вопросительный взгляд он уверенно произнес - «Пепси!». Покрутив оставшиеся бумажки в руках, он с сожалением вздохнул и протянул мне двадцатку. «Не обижайся, амиго!» - проникновенно сказал он, заглядывая мне в глаза. «Я знаю, тебе здесь нелегко. А нам разве легче?». С этими словами он засунул оставшиеся банкноты себе в карман и пошел провожать меня до машины. Придержал дверь, широко улыбнулся и молодцевато отдал честь. «Амиго! Будут какие проблемы - всегда рады помочь!» - с этими словами он широко улыбнулся и помахал мне рукой. Я в ответ автоматически отсалютовал ему, сел в машину, запустил двигатель и подумал: «Менты - они и в Африке менты!»
Сергей Ш.