Преподобная Мелангелла и зайцы Остары.
Недавно я писал о Маришке, которая "из-за родителей не вышла замуж и, в конечном итоге, поселилась на одной горе, названной впоследствии её именем". В Уэльсе тоже жила в Vl веке дева по имени Мелангелла (Мелангелл, Melangell, в латинизированном варианте Monacella), и, по преданию, отец хотел выдать её замуж за вождя подчинённого ему племени, но она не любила или этого человека, или саму мысль о браке, и решила бежать. Она нашла такую возможность и спряталась в Пеннанте (Pennant), одном из самых уединённых и прекрасных мест в Монтгомеришире (Montgomeryshire). Переправившись за море, она ушла в дебри северного Уэльса и поселилась там. Она жила в этом месте в течение пятнадцати лет и спала на голой скале (Источник).
Тогдашний король Поуиса (Powys), Брохвайл Исгитрог (Brochfael Ysgythrog, ум. ок. 570) был страстным охотником. Однажды Брохвайл Исгитрог охотился в тех краях и преследовал зайца. Но зайчиха нашла себе убежище под одеждой девственницы, которую и обнаружил охотник. Охотничьи собаки замерли на месте - какая-то сила мешала им приблизиться к отшельнице. Брохвайл в гневе закричал на собак, но испуганно скулившие гончие только отступали дальше от святой девы и зайца. Увидев женщину, поражённый Брихвел спросил у неё, как долго живёт она одна в такой глуши. Согласно средневековым латинским источникам, дева ответила: «За последние 15 лет я ни разу не видела лица человека». «Чья же ты дочь и откуда приехала?» - спросил принц. «Я родом из Ирландии, - отвечала она, - дочь короля. Когда мой отец решил, что его дочь должна стать женой одного ирландского знатного человека, то я, по Божьему откровению, вместо замужества прибыла сюда, чтобы служить Господу и Пренепорочной Деве Марии в чистоте телесной и сердечной, столько, сколько мне уготовано жить на земле». Принц поинтересовался, как её зовут, и она сказала: «Мелангелла».
Дикие зайцы жили рядом с ней всю её жизнь, как домашние животные. В Уэльсе Мелангеллу до сих пор называют покровительницей диких зайцев. В течение столетий никто на землях её монастыря - в Пеннант Мелангелл (Pennant Melangell, графство Монтгомеришир) - никогда не убивал зайцев.
В данной связи надо отметить, что заяц был животным, сопровождавшим богиню Афродиту. В древнегерманском язычестве зайцы несли светильники Эостры (Остары), имя которой традиционно связывается с прагерманским *austrōn «рассвет», восходящим к общеиндоевропейскому корню *h₂wes- «сиять, блистать». Очевидно, нечто подобное существовало и у кельтов, поскольку археологи обнаружили, что древние жители Британских островов хоронили куриц и зайцев целыми - и такая практика продолжалась вплоть до римского завоевания. Учёные считают, что в то время эти животные служили предметами поклонения и являлись священными животными, как кошки у египтян или коровы у индусов. Соответственно, их никак нельзя было употреблять в пищу. Упоминание об этом можно найти и у Цезаря, который записал, что британцы считают поедание зайцев, кур и гусей противным «божественному закону». Только "безбожные" завоеватели - римляне пожирали "божественных" кроликов и кур. (См. также Староевропейские корни веры в воскресение из мёртвых).
В связи с этим, у меня возникают некоторые сомнения относительно "кафоличности" образа преподобной Мелангеллы. Тем более, что в средневековой католической Церкви к зайцам не было ни малейшего пиетета. В статье "Почему на средневековых рисунках зайцы изощрённо убивают рыцарей?" говорится о том, что в средневековой Западной Европе заяц "символизировал сладострастие - из-за своей видовой плодовистости. Иными словами, заяц - это грех. А убивающий отважного рыцаря заяц - это грех, убивающий сильнейших из нас".
Вообще, средневековое ирландское христианство и ирландская церковь - это "особая песня". Чего там было больше - языческого или христианского, - сказать никто не может. Хотя подобная смесь оказалась чрезвычайно плодородной, если судить по миссионерской активности ирландских монахов, которые, кажется, добрались даже до Новгорода. Они составляли азбуки для бесписьменных народов, и, например, глаголицу приписывают именно им. Ирландские скриптории и монастыри явились хранилищем тех духовных богатств, которые идейно вскормили каролингскую Европу. Переписывая и размножая тексты классических авторов, ирландские монахи не только уберегли их от исчезновения, но и вписали их в новый христианский контекст. Собственно говоря, Каролинги, а через них и вся европейская цивилизация, получили своё новое развитие, культурный импульс, учёность, знания не столько от языческого Рима, дух которого погиб безвозвратно, сколько от христианского отражения римской культуры в ирландских монастырях, которые не подверглись варварским нашествиям.
Тогдашний король Поуиса (Powys), Брохвайл Исгитрог (Brochfael Ysgythrog, ум. ок. 570) был страстным охотником. Однажды Брохвайл Исгитрог охотился в тех краях и преследовал зайца. Но зайчиха нашла себе убежище под одеждой девственницы, которую и обнаружил охотник. Охотничьи собаки замерли на месте - какая-то сила мешала им приблизиться к отшельнице. Брохвайл в гневе закричал на собак, но испуганно скулившие гончие только отступали дальше от святой девы и зайца. Увидев женщину, поражённый Брихвел спросил у неё, как долго живёт она одна в такой глуши. Согласно средневековым латинским источникам, дева ответила: «За последние 15 лет я ни разу не видела лица человека». «Чья же ты дочь и откуда приехала?» - спросил принц. «Я родом из Ирландии, - отвечала она, - дочь короля. Когда мой отец решил, что его дочь должна стать женой одного ирландского знатного человека, то я, по Божьему откровению, вместо замужества прибыла сюда, чтобы служить Господу и Пренепорочной Деве Марии в чистоте телесной и сердечной, столько, сколько мне уготовано жить на земле». Принц поинтересовался, как её зовут, и она сказала: «Мелангелла».
Дикие зайцы жили рядом с ней всю её жизнь, как домашние животные. В Уэльсе Мелангеллу до сих пор называют покровительницей диких зайцев. В течение столетий никто на землях её монастыря - в Пеннант Мелангелл (Pennant Melangell, графство Монтгомеришир) - никогда не убивал зайцев.
В данной связи надо отметить, что заяц был животным, сопровождавшим богиню Афродиту. В древнегерманском язычестве зайцы несли светильники Эостры (Остары), имя которой традиционно связывается с прагерманским *austrōn «рассвет», восходящим к общеиндоевропейскому корню *h₂wes- «сиять, блистать». Очевидно, нечто подобное существовало и у кельтов, поскольку археологи обнаружили, что древние жители Британских островов хоронили куриц и зайцев целыми - и такая практика продолжалась вплоть до римского завоевания. Учёные считают, что в то время эти животные служили предметами поклонения и являлись священными животными, как кошки у египтян или коровы у индусов. Соответственно, их никак нельзя было употреблять в пищу. Упоминание об этом можно найти и у Цезаря, который записал, что британцы считают поедание зайцев, кур и гусей противным «божественному закону». Только "безбожные" завоеватели - римляне пожирали "божественных" кроликов и кур. (См. также Староевропейские корни веры в воскресение из мёртвых).
В связи с этим, у меня возникают некоторые сомнения относительно "кафоличности" образа преподобной Мелангеллы. Тем более, что в средневековой католической Церкви к зайцам не было ни малейшего пиетета. В статье "Почему на средневековых рисунках зайцы изощрённо убивают рыцарей?" говорится о том, что в средневековой Западной Европе заяц "символизировал сладострастие - из-за своей видовой плодовистости. Иными словами, заяц - это грех. А убивающий отважного рыцаря заяц - это грех, убивающий сильнейших из нас".
Вообще, средневековое ирландское христианство и ирландская церковь - это "особая песня". Чего там было больше - языческого или христианского, - сказать никто не может. Хотя подобная смесь оказалась чрезвычайно плодородной, если судить по миссионерской активности ирландских монахов, которые, кажется, добрались даже до Новгорода. Они составляли азбуки для бесписьменных народов, и, например, глаголицу приписывают именно им. Ирландские скриптории и монастыри явились хранилищем тех духовных богатств, которые идейно вскормили каролингскую Европу. Переписывая и размножая тексты классических авторов, ирландские монахи не только уберегли их от исчезновения, но и вписали их в новый христианский контекст. Собственно говоря, Каролинги, а через них и вся европейская цивилизация, получили своё новое развитие, культурный импульс, учёность, знания не столько от языческого Рима, дух которого погиб безвозвратно, сколько от христианского отражения римской культуры в ирландских монастырях, которые не подверглись варварским нашествиям.