Adam N. Crnobrnja в своей статье "
Group identities in the Central Balkan Late Neolithic" пишет о финальном периоде неолитической культуры Винча и в качестве материала для анализа берёт микрорегиональную область Дренски Вис (Drenski Vis) в северо-западной Сербии, где было обнаружено пять населённых пунктов позднего этапа культуры Винча.
В начале статьи автор жалуется на то, что в Сербии поздние неолитические поселения до сих пор полностью не исследованы. Финансирование раскопок "жидковатое". И он приводит, в качестве характерного примера, археологические раскопки поселения возле Дивостина (Divostin). Предполагаемая зона поселения у Дивостина составляет около 15 га, в соответствии с распределением находок на поверхности, однако только 1,17% всего поселения был исследован.
Затем автор подробно останавливается на описании отдельно взятого поселения возле Crkvine-Stubline.
Crkvine расположен недалеко от деревни Stubline, в 40 км к юго-западу от Белграда. Площадь примерно 85 000 м2, то есть 70% от всей площади поселения, представлена на геомагнитной карте.
В результате проведённых раскопок была обнаружена керамика, которая датируется 4650/4600 до н. э., что соответствует фазе Vinča D-2.
❶ Поселение охватывает относительно большую площадь (ок. 12,5 га, включая канавы, и ок. 10 га внутри траншеи).
❷ Поселение было окружено канавами. Автор говорит, что след от ещё одной двойной канавы обнаружен рядом с центром поселения, и похоже на то, что эта канава окружала поселение в какой-то более ранней фазе его существования. Здесь мы можем видеть эти канавы.
❸ Все дома самого верхнего археологического горизонта были уничтожены пожаром.
❹ Всего обнаружено 219 домов, средняя площадь дома составляет 58,3 м2. Дома в поселении были построены практически "впритирку" друг к другу; расстояния между домами в рядах маленькие, ок. 2 метров в среднем (варьируется от 1 до 3,5 м).
В нескольких местах дома сгруппированы вокруг открытых зон, напоминающих лесные поляны или маленькие городские площади (500-1200 м2).
Дома расположены рядами и блоками вокруг этих открытых площадок или дворов, которые явлются основным модулем строительной текстуры поселения.
Мы не знаем, сколько домов в поселении имели второй этаж или чердак.
Автор задаётся вопросом: как люди себя чувствовали, когда они жили в таком поселении как Crkvine-Stubline? Пространства вокруг домов были настолько маленькими, что жители не могли провести ни минуты вне дома без встречи со своими соседями, и они, вероятно, всё время слышали их голоса. Деятельность, которая могла бы проводиться вокруг домов, также была ограничена из-за небольшого расстояния между ними, поэтому открытые дворы между домиками, маленькие «площади» от 500 до 1200 м2, оставалось единственным подходящим местом для трудовой деятельности.
Далее я от себя добавлю, что это напоминает мне поселение Чатал-Хююк, в котором все работы также выполнялись на виду у всех, на крышах их домов. При такого рода работах очень трудно сохранить какой-либо инструмент в личном пользовании; всегда найдётся кто-то, кто попросит его; в деревне, где я живу, практически до конца советского периода считалось незазорным пойти к соседу и попросить у него, к примеру, бороздник или лом.
И вот далее - самое интересное. Автор пишет, что и родники с чистой водой, и сельскохозяйственные земли находились за территорией поселения, и поэтому жители должны были всё время, несколько раз на день, ходить за окраину посёлка и возвращаться обратно.
Здесь мы можем видеть, что дорожки-тропинки проходили прямо через дворы-"площади", и, очевидно, никто не огораживал свой дом забором, никто не считал, что это его собственность, его земля, его территория. Это говорит о том, - пишет автор, - что ни одна группа не могла предъявить требование на «свою» площадь, так как все должны были делиться всем с людьми из других "кластеров" поселения. Такая ситуация возможна в поселениях, внутри которых существует сильное чувство солидарности на уровне всего поселения, которое требует жертвы индивидуальной и семейной идентичности для выживания и процветания более широкого сообщества.
Автор добавляет, что такая организация предполагает определённую степень иерархии, существование которой в конце неолита стоит под вопросом. Автор благоразумно уходит от однозначного ответа на этот трудный вопрос, и сосредоточивает своё внимание на анализе сельскохозяйственных работ, выполняемых жителями поселения.
"Очень важно направить наши соображения к тому, как жители таких крупных, густонаселённых поселений, как Crkvine-Stubline выполяли внутреннее перераспределение культивируемой земли, которая, очевидно, располагалась за пределами поселения, и делили ли они эту землю на фермерские участки или обрабатывали её сообща, разделяя только урожай. Если культивируемая земля принадлежала отдельным домохозяйствам, то было бы много сотен участков возле поселения. Такой способ владения землёй был бы очень иррациональным, учитывая технологии того времени. В результате неравномерного распределения земли между семьями (учитывая качество земли и расстояние до участка) социальное расслоение произошло бы очень скоро. Другая возможность заключается в том, что земля обрабатывалась совместным трудом нескольких семейств одной и той же родовой линии или трудом некоторых организационных объектов в пределах поселения (например, обитателями групп домов вокруг «площади»). Эта система обработки земли объединёнными силами не должна нас удивлять, особенно учитывая, что даже построение среднего дома в поселении требовало совместных усилий не только одной ядерной семьи, но, по крайней мере, дюжины мужчин, живущих по соседству (Snahall 2002,8; Hofmann et al. 2009.40)".
Ну и автор далее говорит, что основные "непонятки" у современных исследователей возникают в связи с трактовкой самого источника трудовых усилий. То есть, были ли эти усилия добровольными, или же они исходили от каких-то гипотетических "вождей".
"Строительство канав, которые окружали поселение, требовало участия очень большого количества людей, если не всего населения, которое было пригодно для работы на относительно долгий период. Этот объём работы предполагает существование одного или двух механизмов: либо принудительно-трудовое, либо добровольное усилие. Если мы предположим какой-то принудительный труд, это означало бы существование некоей группы, которая способна принуждать работать целое поселение. Если же мы предположим добровольную деятельность, мы должны допустить, что имелось сильное чувство идентификации с сообществом на уровне всего поселения. Только сильная солидарность группы могла бы сделать возможным, чтобы люди осознали необходимость пожертвования и "инвестировали" своё время и труд, на семейном и групповом уровне, а также определённые материальные ресурсы для благополучия и прогресса всей общины. Также надо иметь в виду, что канавы, окружающие поселение, могли иметь не только практическое (оборонительное), но также символическое измерение, как предложили некоторые авторы (Raczky, Anders 2008.37; Chapman, Gaydarska and Hardy 2006..20). Любой из двух упомянутых механизмов, который заставил "инвестировать" такие большие усилия для коммунального проекта строительства канав, возможно, означает, что некий, по крайней мере, начальный тип иерархии существовал (Raczky, Anders 2008.38)."
Существенный недостаток этой и подобных работ заключается в том, что авторы смотрят на неолитические общества глазами современных горожан. Люди нашего поколения не имеют никакого самоуправления; они работают только за деньги, а если и участвуют в каком-то совместном проекте, то чаще всего по инициативе городских властей. Но современных людей нельзя равнять с людьми эпохи неолита, потому что наш современник, как правило, является "
одномерным человеком", тогда как человек культуры Винча был "двухмерным человеком", то есть у него было, кроме материального, ещё и духовное, религиозное измерение. И вот это второе измерение часто игнорируется, тогда как именно оно определяло весь строй жизни человека эпохи неолита. Автор статьи лишь вскользь касается этой важнейшей темы [1]. Если все сельскохозяйственные работы были "зарегулированы" религиозными ритуалами, то, спрашивается, почему строительство канавы не являлось таким же "сакральным объектом", тем более что учёные говорят о "символическом измерении" этих канав?
Если общество религиозно, то в таком обществе уже существует духовная иерархия, и какие-то дополнительные "вожди" нужны такому обществу - как собаке пятая нога. Что носители культуры Винча были религиозными людьми - в том сомневаться не приходится; тысячи найденных статуэток богинь - лучшее тому свидетельство. Далее нужно всего лишь описать культ, который, понятное дело, охватывал все сферы жизнедеятельности винчанцев. Ещё в XlX веке у русских крестьян был свой полуязыческий земледельческий календарь, в котором определялись, часто в форме шуток-прибауток, все сельскохозяйственные работы года. "Вождь", в лице советского агронома, появился лишь тогда, когда исчез этот календарь, но пока он был жив в народной традиции и передавался из поколения в поколение, крестьянину не надо было диктовать, что и когда сеять в землю, - он и сам всё это знал и исполнял без понуканий.
Ну и автор даёт блестящий ответ на надуманное иерархичное разделение неолитических поселений на большие и малые. Напомню, что
andvari5 в комментах к статье
О книге М. Ю. Видейко "Украина: от Триполья до Антов" написал, что "ранние вождества характеризуются двухуровневой иерархией поселений (центр и его округа)", а когда я ему предъявил реконструкцию трипольского поселения Майданецкое и попросил указать, где он на этой реконструкции увидел вождеский центр, где здесь "двухуровневая иерархия поселений (центр и его округа)", он ответил, что "как раз Майданецкое и являлось составной частью двухуровневой организации трипольских поселений и было окружено меньшими поселениями типа Тальное-2, синхронных Майданецкому". То есть Майданецкое, по его мнению, - это типа современной Москвы, которая сосёт ресурсы со всей России. Что на самом деле было в эпоху нелита, о том пишет Chapman (The Early Balkan village. In S. Bökönyi (ed.), Neolithic of Southeastern Europe and its near eastern connections. Institute of Archaeology of the Hungarian Academy of Sciences. Budapest. Varia Archaeologica Hungarica II, Budapest: 1989, 33-53): "Независимо от того, насколько большими являлись поселения, независимо от того, насколько сложными были обменные и трудовые структуры, интегрированные в эти общины, независимо от того, насколько широким был диспаритет в коммунальном или индивидуальном престиже товаров, нет никаких свидетельств доминирования на поселковом уровне в Балканском неолите. Вместо этого, имеются свидетельства тесных структурных и функциональных связей между родительскими общинами и удалёнными хуторами-усадьбами и между поселениями одинакового размера" [2].
Оно и понятно: любые попытки доминирования привели бы к удалению хуторян подальше от "загребущих рук"; если в царской России крестьяне массами бежали от помещиков и образовали многочисленное сословие казаков, то что бы помешало винчанам уйти от "мироедов", если б таковые у них объявились? Это во-первых. А, во-вторых, для такого рода практик требуется государственная структура: нужны "баскаки", собирающие дань, нужны склады, где эта дань хранится, нужно уметь собранную дань реализовать на внешнем рынке, а для этого требуется денежная система. Ничего подобного в Старой Европе не было.
В конце своей статьи автор задаётся вопросами: Каков был потенциал у больших неолитических поселений для установления своего доминирования над другими поселениями или для установления кооперации с ними? Могут ли быть такие феномены обнаружены и идентифицированы в материальной культуре, и если - да, то - как?
-----------------------------------------------------------------------------------------
[1] Cultivable soil is the element which provides crops; special cults and rituals are related to it in all agricultural communities; it has mystical characteristics and is in some way a sacred object.
[2] No matter how large the villages, no matter how complex the exchange and alliance networks integrating these communities, no matter how wide the disparities in communal or individual prestige goods between them, there is no evidence for inter-polity domination at village level in the Balkan Neolithic and Copper Age. Instead, there is evidence for close structural and functional links between parent communities and dispersed farmsteads and between settlements of similar sizes.