Мудрая рана.
Оригинал взят у 
ola_po в Время женщин
Мы вулканы. Когда мы, женщины, предлагаем наш опыт, как нашу истину, как человеческую истину, все карты меняются. Урсула Ле Гуин.
…Злокозненный параменструум (два дня до начала менструаций и первые два дня этого периода) захлёстывает вас прозрением, волнами инстинктивных наитий, неотступным напряжением, пылкими порывами, мышлением во всей полноте чувствований. Это такое время, когда мир, переполненный до краев, кренится в вашу сторону, когда вы заряжены грозовым электричеством…
...У дакота слово Wakan помимо значений «духовный», «чудесный» имеет еще одно: «менструальный». Шаманки и знахарки других народов черпают в менструациях колдовскую силу. В Западной Африке, среди народа догон, бытует миф о том, как одна женщина подобрала юбку матери-земли, запятнанную менструальной кровью, и стала носить, что дало ей огромную власть над мужчинами. Мужчины же установили господство над женщинами, похитив юбку…
… Мифология индейцев пира-парана рассказывает о том, что в период менструаций луна совокупляется с женщинами… Когда к параменструуму относятся должным образом, он становится периодом исключительной силы. Подавляемый, параменструум оборачивается наказанием, проклятием.
Менструальный цикл даёт женщинам иной опыт времени. Если умиротворяющая полнота овуляции - хорошая пора для взноса пожертвований и написания чувствительных писем, спиральное время параменструума подходит в самый раз для жарких споров и сжигания на костре всего, что вам наскучило, для хорошего секса и доброго беспорядка… Но в период менструации вы играете с огнем и познаете самые дикие, необузданные эмоции, ибо вы накаляетесь добела, мысль стремительна, внезапна, как пламя. Это время женщины в её самых диких и самых индивидуальных проявлениях. Оно поднимается, ощущение огня в крови. Огня, от которого трескаются камни и запекаются губы… Каждый час переполняется, словно чаша, вспыхивающая у краёв головокружительной моментальностью, мгновенностью. Прошлое отбрасывает тень на настоящее: вас преследуют мучительная ностальгия или ужасные воспоминания. Возникает разлад между внутренними, идиосинкразическими, личными часами женщины и внешними, общественными часами с их строгим, регулярным отсчетом времени…
Женщина никогда не бывает одной и той же, у неё как минимум две ипостаси во времени: когда у меня овуляция, я не та, что накануне месячных. На одном полюсе я могу быть общительной, расслабленной и милой. На другом я напряжена, тяжела в общении, властна и непредсказуема (возможно). Мужское общество отвергает или наказывает эту множественность времён. Менструальный цикл, пишут Шаттл и Редгроув в книге «Мудрая рана», считается «периодической болезнью, которая заслуживает внимания лишь постольку, поскольку вызывает неудобства, пустую трату времени, коим нет места в правильной, прямолинейной и „чистой" мужской жизни»…
Попытка приспособить свой внутренний календарь к календарю мужскому только усугубляет предменструальную нервозность. Но еще хуже, что женщина упускает время своего могущества, колдовской власти. Куда мудрее было бы подчиниться этому мощному, необоримому потоку, этой низвергающейся лавине. Юнг считал, что в течение первых трёх дней месячных женщинам не нужно работать, чтобы избежать мужских временных ритмов труда. Хэйвлок Эллис говорил в 1910 году: «Возможно, придёт время, когда мы будем вынуждены изменить в интересах женщин даже деление года, оставив мужчине его неделю и выделив ей то же самое число дней покоя (шаббатов) в году, но сгруппировав их по четыре последовательных дня в каждом месяце. Когда женщина станет отстаивать свои истинные, физиологические права, она начнёт именно с этого и прославится тем, что в век невежества мужчина заставлял её считать постыдным»…
У большинства, однако, чрезмерно маскулинизированное общество отнимает сладостную, особую магию первых месячных и подменяет её пятном: грязное пятно на ваших трусиках и сводящее с ума пятно в вашем сознании… Как не допустить, чтобы женское внутреннее, красное, особое время крови не было замечено в мужском мире белого, чистого времени…
Не перечьте мне сейчас ради самих себя, да и ради меня. Я капризна, прихотлива, хаотична и непредсказуема. Я чувствую в себе перемену. Я мыслю категориями дикой ненависти и ещё более дикой любви. Да, я чувствую, что безумна. Старые, опостылевшие воспоминания преследуют меня. Я расплакалась. Я ощущаю в себе уязвимость и яростную силу. Я выгляжу напуганной, мне хочется убежать, улететь. Я хочу, чтобы рядом были подруги. Мне кажется, что единственный позитивный образ - это огонь. Прогноз эмоций предсказывает грозовую погоду и красный, красный дождь. Я заряжена тем самым электричеством, которое обожгло запястье моей подруги, - электричеством молнии. Я переполнена до краёв, я на краю. Моя утроба как сосуд, как котёл, в котором бурлит горячая тёмная жидкость. Короче говоря, я чувствую себя чёртовой ведьмой.
Говорят, возле меня умирают пчёлы в ульях. Киснет вино, чахнет пшеница, жухнут травы, чернеют бутоны. Я могу сделать зеркало тусклым и лишить блеска «меч, нож или какое-то другое острое оружие, каким бы сверкающим ни было оно. <.. .> Железо и сталь тотчас ржавеют, а равно и медь, распространяя мерзкий, сильный, ядовитый запах...». Плиний Старший в «Естественной истории» так описывает силу женщины в период менструации: «Едва ли можно отыскать вещь более ужасную, чем этот поток и его течение»…
Как доказывают Шаттл и Редгроув, ненависть к ведовству на самом деле - ненависть к менструации. Сила, приписываемая ведьмам, - это сила менструирующих женщин. Все образы общие: кровь, луна, сила, жар, сосуд (чрево или котел), огонь. Это потому, что женщины могут «обрести подлинную мощь, осознав природу своих менструальных циклов и то, что значение менструаций беспрестанно умаляется мужчинами»…
Женское время во всех смыслах было вытеснено мужским. Старых женщин ненавидели, и эта ненависть отзывается поныне силиконовым страхом, имплантируемым пластической хирургией в женское сознание, и тем, что лица стареющих женщин с помощью скальпеля превращают в гладкие, стереотипные, подтянутые личины. Внутреннее, менструальное время женщин всё ещё третируется с глубинным омерзением, превращая самые яркие, могучие дни луны в дни позора и ненависти. Женское время деторождения оказалось во власти мужской гинекологии, и современные кесаревы сечения - свидетельство этой узурпации.
«Её время пришло» - вот одно из самых выразительных описаний начала родов. Подобно началу менструаций, это критическое время. Однако это природное и идиосинкразическое время, её собственное время, а не чьё-то ещё, очень часто попирается распорядком, вводимым для удобства врачей и больниц в маскулинизированном мире родовспоможения, который форсирует время щипцами, если женщина рожает медленнее, чем должна согласно общественным часам…
Исследуя проблемы акушерства, Нэнси Шоу в своем труде «Форсированные роды» показывает, как родовспоможение ставят на конвейер, ритм которого подчинён «индустриальному времени». «Ключевая черта индустриализованных родов заключается в применении к ним индустриального, или часового, времени»…
Мег Фокс, непрофессиональная акушерка, мать и учёная-феминистка, пишет о времени родов: «Когда женщина рожает, она, интенсивностью схваток вынужденная сосредоточить на них всё своё внимание, утрачивает привычную, тесную связь с часовым временем. Для неё время останавливается, мгновения сливаются... Последовательность, линейная связь вытесняется захлёстывающим, неодолимым богатством ощущений, которые отвлекают внимание от внешнего мира. Она погружена в переживание сиюминутного опыта... Захваченная ритмом родов, работой собственного тела, она прикасается к истинному безвременью настоящего... к царству за пределами времени, к опыту бессмертия».
Женщины в родах обладают привилегированным доступом ко времени, невыразимо отличному от стандартного, потому что рождение в некотором смысле есть «творение времени»: женщины воистину создают само время, давая жизнь. Но материнство, этот великий архетипический труд творения, в современном обществе не окружено почётом. Вместо того чтобы признать его внушающую трепет красоту за телом беременной женщины, это тело называют безобразным. Самый акт родов зачастую оборачивается жестокой и недостойной медицинской процедурой. Быть просто матерью - значит принадлежать к самому низкому социальному слою.
А почему? Отчасти потому, что отношение общества ко времени приобрело тендерный, половой характер. Традиционно женская работа, включая и труд матери, циклична. Её нужно делать снова и снова, повторять ежедневно: принести воды (которая кончится), постирать бельё (которое снова испачкается), приготовить пищу для семьи (которая снова проголодается). «Немного найдётся дел, которые бы походили на муки Сизифа больше домашней работы с её бесконечным повторением. Чистое становится грязным, грязное становится чистым, снова и снова, день за днём», - писала Симона де Бовуар… Мужские свершения - линейные, долговременные, грандиозные дела, проворачиваемые скорее раз и навсегда, а не от раза к разу, - ценятся гораздо выше. (Материнские заботы принижаются, а подвиги ядерных физиков возвеличиваются, хотя матери творят время и жизнь, а ядерщики - радиоактивное заражение и смерть)…
Мужская работа связана со временем, фаллическим, как и верфь, линейным и долговечным, сухим, как чертёжная доска. Работа женщины циклическая, повторяющаяся, влажная и круглая, как вульва, мокрая, как швабра и ведро…
Быть мужчиной - значит воздвигать преграды течению. Быть женщиной - значит течь. Женщины текут своими руслами и на пути деторождения творят время - время, которое струится рекой через весь мир, повинуясь универсальному закону… Но мужская власть ставит препоны естественному ходу вещей, навязывая проекты мегадамб третьему миру, возводя препятствия течению рек. Именно женщины возглавили сопротивление строительству плотин…
Общество, в котором господствуют мужчины, предаёт проклятию женскую старость и созревание женщины (менархе), выставляет препоны текущему рекой времени деторождения, направляет его в русло регламента. Оно возглашает анафему женщинам, у которых менструации, и чинит им препятствия. Женское время катит свои воды, как течение, как поток во всех его рукавах и руслах. Так дайте ему течь!
(Джей Гриффитс «Тик-так. Взгляд на время со стороны»)
ola_po в Время женщин
Мы вулканы. Когда мы, женщины, предлагаем наш опыт, как нашу истину, как человеческую истину, все карты меняются. Урсула Ле Гуин.
…Злокозненный параменструум (два дня до начала менструаций и первые два дня этого периода) захлёстывает вас прозрением, волнами инстинктивных наитий, неотступным напряжением, пылкими порывами, мышлением во всей полноте чувствований. Это такое время, когда мир, переполненный до краев, кренится в вашу сторону, когда вы заряжены грозовым электричеством…
...У дакота слово Wakan помимо значений «духовный», «чудесный» имеет еще одно: «менструальный». Шаманки и знахарки других народов черпают в менструациях колдовскую силу. В Западной Африке, среди народа догон, бытует миф о том, как одна женщина подобрала юбку матери-земли, запятнанную менструальной кровью, и стала носить, что дало ей огромную власть над мужчинами. Мужчины же установили господство над женщинами, похитив юбку…
… Мифология индейцев пира-парана рассказывает о том, что в период менструаций луна совокупляется с женщинами… Когда к параменструуму относятся должным образом, он становится периодом исключительной силы. Подавляемый, параменструум оборачивается наказанием, проклятием.
Менструальный цикл даёт женщинам иной опыт времени. Если умиротворяющая полнота овуляции - хорошая пора для взноса пожертвований и написания чувствительных писем, спиральное время параменструума подходит в самый раз для жарких споров и сжигания на костре всего, что вам наскучило, для хорошего секса и доброго беспорядка… Но в период менструации вы играете с огнем и познаете самые дикие, необузданные эмоции, ибо вы накаляетесь добела, мысль стремительна, внезапна, как пламя. Это время женщины в её самых диких и самых индивидуальных проявлениях. Оно поднимается, ощущение огня в крови. Огня, от которого трескаются камни и запекаются губы… Каждый час переполняется, словно чаша, вспыхивающая у краёв головокружительной моментальностью, мгновенностью. Прошлое отбрасывает тень на настоящее: вас преследуют мучительная ностальгия или ужасные воспоминания. Возникает разлад между внутренними, идиосинкразическими, личными часами женщины и внешними, общественными часами с их строгим, регулярным отсчетом времени…
Женщина никогда не бывает одной и той же, у неё как минимум две ипостаси во времени: когда у меня овуляция, я не та, что накануне месячных. На одном полюсе я могу быть общительной, расслабленной и милой. На другом я напряжена, тяжела в общении, властна и непредсказуема (возможно). Мужское общество отвергает или наказывает эту множественность времён. Менструальный цикл, пишут Шаттл и Редгроув в книге «Мудрая рана», считается «периодической болезнью, которая заслуживает внимания лишь постольку, поскольку вызывает неудобства, пустую трату времени, коим нет места в правильной, прямолинейной и „чистой" мужской жизни»…
Попытка приспособить свой внутренний календарь к календарю мужскому только усугубляет предменструальную нервозность. Но еще хуже, что женщина упускает время своего могущества, колдовской власти. Куда мудрее было бы подчиниться этому мощному, необоримому потоку, этой низвергающейся лавине. Юнг считал, что в течение первых трёх дней месячных женщинам не нужно работать, чтобы избежать мужских временных ритмов труда. Хэйвлок Эллис говорил в 1910 году: «Возможно, придёт время, когда мы будем вынуждены изменить в интересах женщин даже деление года, оставив мужчине его неделю и выделив ей то же самое число дней покоя (шаббатов) в году, но сгруппировав их по четыре последовательных дня в каждом месяце. Когда женщина станет отстаивать свои истинные, физиологические права, она начнёт именно с этого и прославится тем, что в век невежества мужчина заставлял её считать постыдным»…
У большинства, однако, чрезмерно маскулинизированное общество отнимает сладостную, особую магию первых месячных и подменяет её пятном: грязное пятно на ваших трусиках и сводящее с ума пятно в вашем сознании… Как не допустить, чтобы женское внутреннее, красное, особое время крови не было замечено в мужском мире белого, чистого времени…
Не перечьте мне сейчас ради самих себя, да и ради меня. Я капризна, прихотлива, хаотична и непредсказуема. Я чувствую в себе перемену. Я мыслю категориями дикой ненависти и ещё более дикой любви. Да, я чувствую, что безумна. Старые, опостылевшие воспоминания преследуют меня. Я расплакалась. Я ощущаю в себе уязвимость и яростную силу. Я выгляжу напуганной, мне хочется убежать, улететь. Я хочу, чтобы рядом были подруги. Мне кажется, что единственный позитивный образ - это огонь. Прогноз эмоций предсказывает грозовую погоду и красный, красный дождь. Я заряжена тем самым электричеством, которое обожгло запястье моей подруги, - электричеством молнии. Я переполнена до краёв, я на краю. Моя утроба как сосуд, как котёл, в котором бурлит горячая тёмная жидкость. Короче говоря, я чувствую себя чёртовой ведьмой.
Говорят, возле меня умирают пчёлы в ульях. Киснет вино, чахнет пшеница, жухнут травы, чернеют бутоны. Я могу сделать зеркало тусклым и лишить блеска «меч, нож или какое-то другое острое оружие, каким бы сверкающим ни было оно. <.. .> Железо и сталь тотчас ржавеют, а равно и медь, распространяя мерзкий, сильный, ядовитый запах...». Плиний Старший в «Естественной истории» так описывает силу женщины в период менструации: «Едва ли можно отыскать вещь более ужасную, чем этот поток и его течение»…
Как доказывают Шаттл и Редгроув, ненависть к ведовству на самом деле - ненависть к менструации. Сила, приписываемая ведьмам, - это сила менструирующих женщин. Все образы общие: кровь, луна, сила, жар, сосуд (чрево или котел), огонь. Это потому, что женщины могут «обрести подлинную мощь, осознав природу своих менструальных циклов и то, что значение менструаций беспрестанно умаляется мужчинами»…
Женское время во всех смыслах было вытеснено мужским. Старых женщин ненавидели, и эта ненависть отзывается поныне силиконовым страхом, имплантируемым пластической хирургией в женское сознание, и тем, что лица стареющих женщин с помощью скальпеля превращают в гладкие, стереотипные, подтянутые личины. Внутреннее, менструальное время женщин всё ещё третируется с глубинным омерзением, превращая самые яркие, могучие дни луны в дни позора и ненависти. Женское время деторождения оказалось во власти мужской гинекологии, и современные кесаревы сечения - свидетельство этой узурпации.
«Её время пришло» - вот одно из самых выразительных описаний начала родов. Подобно началу менструаций, это критическое время. Однако это природное и идиосинкразическое время, её собственное время, а не чьё-то ещё, очень часто попирается распорядком, вводимым для удобства врачей и больниц в маскулинизированном мире родовспоможения, который форсирует время щипцами, если женщина рожает медленнее, чем должна согласно общественным часам…
Исследуя проблемы акушерства, Нэнси Шоу в своем труде «Форсированные роды» показывает, как родовспоможение ставят на конвейер, ритм которого подчинён «индустриальному времени». «Ключевая черта индустриализованных родов заключается в применении к ним индустриального, или часового, времени»…
Мег Фокс, непрофессиональная акушерка, мать и учёная-феминистка, пишет о времени родов: «Когда женщина рожает, она, интенсивностью схваток вынужденная сосредоточить на них всё своё внимание, утрачивает привычную, тесную связь с часовым временем. Для неё время останавливается, мгновения сливаются... Последовательность, линейная связь вытесняется захлёстывающим, неодолимым богатством ощущений, которые отвлекают внимание от внешнего мира. Она погружена в переживание сиюминутного опыта... Захваченная ритмом родов, работой собственного тела, она прикасается к истинному безвременью настоящего... к царству за пределами времени, к опыту бессмертия».
Женщины в родах обладают привилегированным доступом ко времени, невыразимо отличному от стандартного, потому что рождение в некотором смысле есть «творение времени»: женщины воистину создают само время, давая жизнь. Но материнство, этот великий архетипический труд творения, в современном обществе не окружено почётом. Вместо того чтобы признать его внушающую трепет красоту за телом беременной женщины, это тело называют безобразным. Самый акт родов зачастую оборачивается жестокой и недостойной медицинской процедурой. Быть просто матерью - значит принадлежать к самому низкому социальному слою.
А почему? Отчасти потому, что отношение общества ко времени приобрело тендерный, половой характер. Традиционно женская работа, включая и труд матери, циклична. Её нужно делать снова и снова, повторять ежедневно: принести воды (которая кончится), постирать бельё (которое снова испачкается), приготовить пищу для семьи (которая снова проголодается). «Немного найдётся дел, которые бы походили на муки Сизифа больше домашней работы с её бесконечным повторением. Чистое становится грязным, грязное становится чистым, снова и снова, день за днём», - писала Симона де Бовуар… Мужские свершения - линейные, долговременные, грандиозные дела, проворачиваемые скорее раз и навсегда, а не от раза к разу, - ценятся гораздо выше. (Материнские заботы принижаются, а подвиги ядерных физиков возвеличиваются, хотя матери творят время и жизнь, а ядерщики - радиоактивное заражение и смерть)…
Мужская работа связана со временем, фаллическим, как и верфь, линейным и долговечным, сухим, как чертёжная доска. Работа женщины циклическая, повторяющаяся, влажная и круглая, как вульва, мокрая, как швабра и ведро…
Быть мужчиной - значит воздвигать преграды течению. Быть женщиной - значит течь. Женщины текут своими руслами и на пути деторождения творят время - время, которое струится рекой через весь мир, повинуясь универсальному закону… Но мужская власть ставит препоны естественному ходу вещей, навязывая проекты мегадамб третьему миру, возводя препятствия течению рек. Именно женщины возглавили сопротивление строительству плотин…
Общество, в котором господствуют мужчины, предаёт проклятию женскую старость и созревание женщины (менархе), выставляет препоны текущему рекой времени деторождения, направляет его в русло регламента. Оно возглашает анафему женщинам, у которых менструации, и чинит им препятствия. Женское время катит свои воды, как течение, как поток во всех его рукавах и руслах. Так дайте ему течь!
(Джей Гриффитс «Тик-так. Взгляд на время со стороны»)