Абдол Хосейн Зарринкуб, "Исламская цивилизация", Глава 22 - "Исламская теософия"

Mar 19, 2007 01:40

Какова ценность и самобытность исламской теософии? Свою практическую зрелость исламская теософия обрела в суфизме. Вместе с тем суфизм, истоками которого был аскетизм и шерстяное одеяние странствующих суфиев (суф), благодаря амбициям и неправедности ряда отдельных суфиев, которое проявилось в неповиновении велениям шариата, а также разговорах о единстве и растворении в Абсолюте, был отвергнут факихами и знатоками шариата.
Первые представители упомянутой в этой книге группы асхабе суффа (сподвижники, сидящие на суффе) из числа сподвижников Пророка (мир ему и благословение Аллаха) (хотя термин "суфи" к ним прямого отношения не имеет) служили примером аскетизма и бескорыстного воздержания для многих мусульманских последователей этого направления.
- Абузар Гаффари - своего рода "исламский социалист";
- Салман Фарси - углубленный в себя аскет;
- Малек Динар - арабский отшельник;
- Хасан Басри - благочестивый проповедник;
- Рабийа Адвийа - страстно влюбленная во Всевышнего. Они были первопроходцами на суфийском поприще.
Позднее
- Ибрахим Адхам внес в суфизм влияния буддизма,
- Зун-Нун стал причиной проникновения в учение суфиев влияния христианства и неоплатонизма.
- Харес Махасаби основой своих работ выбрал диалоги душ.
- Баязид Бистами стал проповедовать концепцию растворения в Боге и единства всего сущего.
- Во время Мансура Халладжа в суфизме стали заметны не соответствующие шариату элементы, и
- даже консервативно настроенный Джунайд Багдади не мог защитить авторитет суфизма.
- Деятельность Имама Кушайри (987-1073), Абу Насра Сарраджа (X-XI вв.), имама Газали и шейха Сухраварди до определенной степени примирили суфизм с шариатом, но не свели на нет сопротивление факихов и знатоков шариата.
- Мухи ад-Дин Ибн аль-Араби и Садр ад-Дин Конави вывели суфизм из его практической основы и направили его в сторону теоретической полемики. Благодаря произведениям этих мыслителей суфизм превратился в разновидность перипатетической метафизики.

- Ибн Фариз, Аттар, Моулави (Джалал ад-Дин Руми), шейх Шабистари превратили поэзию в поле деятельности этого нового философского учения.
- Высшей точкой суфийского учения в исламе стало творчество Моулави.
- Ибн Сабайн наделял это учение новыми философскими тенденциями,
- Абд ал-Карим Джили ввел в него гносеологические аспекты.
Распространению суфизма среди масс способствовали особенно наличие ханака (место сбора и ритуалов суфиев), а также различных суфийских братств, которые также установили тесные отношения суфиев с айарами (ловкачами), героями и городскими рыцарями, которые впоследствии стали основой возникновения рыцарских орденов футувват (от слова "фа-ти" - благородный человек).

Суфийские братства основывались на принципах нищеты и отшельничества.
Для них покаяние и отречение от всего мирского считалось основным началом очищения духовного мира, который они характеризовали как главную основу истинных знаний. Зикр (богопоминание), особенно "тайный" зикр, являлся средством для достижения вечного соединения с Истиной. Нерадивость по отношению к зикру, если эта нерадивость не была вызвана бессознательным состоянием, считалась преградой между Богом и человеком.
Соблюдение правил зикра, особенно при уединении в ханака, направляло путника (суфия), вступающего под руководством пира (духовного руководителя) на "путь" для достижения новых макамов (стоянок). Постоянные повторения слов зикра содействовали успешному движению к новым, более высоким макамам. Восхождение продолжалось до состояния, когда существо путника озарялось благодатным блеском Истины - проявлении сущности и качеств - как гора Синай, утопающая в лучах Божественного Сияния, и растворялось в нем, обратившись в небытие.

Небытие качеств (человеческих качеств) было точкой соединения с Истиной и достижения вечности, которая является конечной целью эрфана. Чтобы пройти эти макамы (стоянки), суфий не нуждался в изучении фикха или красноречии мутаккалимов. Тетрадь суфия не нуждалась в буквах и словах. Он жаждал познания, лишенного пустого славословия учащихся медресе, и стремился достичь состояния, когда, подобно шейху Абу Сайду, сможет "видать все, что ведомо Авиценне". По преданию, однажды шейх Абу Сайд и Авиценна встретились и долго беседовали. После этой беседы, отвечая на вопрос "Как вы оцениваете своего собеседника?" шейх Абу Сайд (суфий) ответил: "Все, что я вижу, он знает". Ответ Авиценны был противоположным по своему содержанию, но не по сущности: "Все, что я знаю, он видит".

Для суфия сердце, очищенное путем покаяния и зикра, похоже на ту сказочную стену, которую греки тщательно полировали, чтобы она, подобно зеркалу, могла отражать великолепные рисунки, выполненные на противоположной стене китайцами. При этом суфий стремился при помощи уединения, аскетизма и созерцания достичь тех степеней познания, которых ученый достигал путем размышления и посредством аргумента.

Пренебрежительное отношение суфиев к науке и аргументам разума послужило дополнительной причиной саркастического отношения к ним факихов и мутакаллимов. Конфликты между суфиями и сторонниками шариата постоянно заканчивались опровержениями, изгнанием и даже казнью суфиев. Такие крупные представители суфизма, как Мансур Халладж и Айн ал-Куззат, стали жертвами подобных конфликтов.
Суфий относится к философской мысли с пренебрежением, он считает ее заблуждением. По мнению суфиев философы для доказательства существования Истины, кроме которой нет иных существ, в качестве аргумента используют лишенных истины "чуждых", "побочных" существ.
Таким образом, тарикат (путь) суфия:
- начинающийся с шариата,
- имеет конечной целью хакикат (истина).
Но в этом своем странствии он не остановится - ни в пределах обитания шариата и ни во 200 владениях философии.
Истинное познание (марифат) у суфия начинается с Истины и завершается той же Истиной. Таким образом, существо самого суфия в ходе странствий начинается с Истины и к Истине возвращается.

Исламский эрфан (мистицизм), несмотря на элементы своего неисламского происхождения, остается исламским; отшельничество и нищета в нем представлены не в форме христианского монашества. Суфийское понятие небытия (фана), не адекватно индийскому нирвана, которую по ошибке считают теоретической основой суфийского фана. Когда суфии определяют понятия "файз" (благодеяние), "ишрак" (божественное сияние), "кашф" (открытие) и "шухуд" (созерцание), то представляют эти понятия увязанными с Кораном и хадисами. Суфий находит в Коране и сунне опору своим мыслям и действиям. Неправы те, которые ищут источники суфизма вне пределов шариата, только в христианстве, манихействе, индуизме или философии неоплатонизма.

Разве суфизм, оказавшийся под влиянием христианского и индийского мистицизма и неоплатонизма, не подвергался влиянию окружающего мира? Невозможно согласиться с тем, что европейская схоластика и мистицизм не испытали на себе подобного влияния. Рыцарские ордены госпитальеров и тамплиеров в ходе крестовых войн, несомненно, сталкиваясь с суфийским учением в Египте и Сирии, заимствовали некоторые убеждения и нравы суфиев.
Влияние Ибн ал-Араби и некоторых других восточных авторов испытали на себе и Данте в "Божественной комедии", и Раймон Лавалл, христианский философ и мистик, совершивший несколько путешествий в мусульманские страны. Сказания о поиске чаши Христа также не лишены влияния исламского мистицизма. Многие высказывания Сан Франсуа д'Ассизи напоминают суфийские изречения, хотя, возможно, это и не прямое заимствование. Во всяком случае, параллелизм в обоих случаях интересен и заслуживает внимания. Святой Франциск запретил своим сподвижникам изучать науки, напомнив, что стремящиеся к наукам в этом мире в день Страшного суда приходят ни с чем. Это сильно напоминает известные утверждения суфиев о том, что "тетрадь суфия не признает букв и грамоты" или "наука - это великая завеса". Это также напоминает слова суфия Ибн Масрука, которому приснилось, что "чрезмерное изучение хадисов лишило его трапезы, подготовленной пророком для суфиев в День Суда". Упреки Сан Франсуа д'Ассизи в адрес авторов приключений, которые пишут о деяниях других людей, напоминают рассказ о шейхе Абу Саиде Майхани (967-1049), который одному своему ученику, желающему написать о творимых шейхом чудесах, сказал: "Не будь рассказчиком, будь таким, чтобы рассказали о тебе".

Поощрение музыки и наставления святого Франциска Ассизского единомышленникам, чтобы они своими песнями среди людей выступили как воспевающие милости Бога, также напоминает принципы суфийского сама, (т.е. песни и пляски суфиев с упоминанием Бога). Описания путешествий святого Франциска, этого известного средневекового мистика, в Дамаск, Египет и Вавилон не лишены фантастики. Однако в ту эпоху высказывания суфиев, приводимые в научных и религиозных кругах Европы, распространялись через купцов, пилигримов, искателей науки и других европейских путешественников. Суфийская школа Ибн Сабина, бесспорно, была эффективным средством проникновения и распространения суфизма среди западных искателей научной мудрости. Иохим Флорский (1132-1202), прославленный итальянский мыслитель и мистик, некоторое время путешествовал по Палестине. Мейстер Экхарт (1260-1327), признанный немецкий философ-мистик, испытал на себе влияние исламской мистики, вероятно через схоластиков.

Но независимо от заимствований и ссылок может оказаться интересным сходство между деяниями и высказываниями некоторых европейских и исламских мистиков. Например, квиетисты, утверждающие, что спасение человека возможно только по божественной милости, были в этом плане близки суфиям, таким как Хафиз, которые говорили: "Какова польза от стараний, если нет движения с другой стороны?" Сходство рассуждений Ибн аль-Араби и испанского философа-мистика Раймона Лувалла стало предметом многих исследований и свидетельствует о глубине воздействия идей исламского мистицизма на мировоззрение европейских ученых-мистиков. Подобное сходство по некоторым вопросам наблюдается и между воззрениями Ибн аль-Араби и Данте. У Ибн аль-Араби, как и у Данте, была даже своя Беатриче, которую звали Айн аш-Шамс. Сходным образом жизненный путь святого Франциска Ассизского по многим аспектам подобен жизни шейха Шибли или Маруфа Кархи. А аскетическая скромность и бескорыстная любовь святой Терезы сильно напоминает божественную любовь Рабийа Адвийа. Слова Лейбница об этой благочестивой христианской женщине созвучны словам Рабийа Адвийа о любви к Всевышнему. Ее сердце до того наполнено любовью к Создателю, что в нем не остается место ни для дружбы и ни для вражды; в своей любви к Богу она не находит времени для любви к Пророку и возможности ненавидеть сатану. Правда, возможность заимствования этими двумя благочестивыми и праведными женщинами мыслей друг у друга отсутствует, но сходство их мнений и убеждений говорит об искренности, чистоте помыслов и высоте душевного полета.

Невозможно отрицать, что европейский мистицизм в своем развитии многому обязан исламскому ирфану (мистицизму). Мистицизм в Европе, как и схоластика, не мог остаться в стороне от исламского влияния.

Суфии сыграли значительную роль в процессе распространения ислама в мире, что говорит об их заслугах и перед религией. В этом отношении влияние суфийских братств чиштийа, Шаттарийа и накшбандийа в распространении ислама среди индийцев и малазийских племен было намного больше влияния предшествующих им гази (исламских воинов). Суфии сыграли также заметную роль в распространении среди мусульман свободомыслия, чувства всеобщего братства и терпимости. Конечно, исламская мистика, распространившая среди мусульман дух искренности и преданности, не могла не оказать влияния на сопредельные страны. Поэтому, когда речь идет об ее истоках, связанных с христианством, неоплатонизмом и индийскими традициями, нельзя забывать об обратном ее влиянии на христианское и индийское мистические учения.
_______________________________________
http://portal-credo.ru/site/?act=lib&id=1046

ислам, изгнанье, единство, зикр, суфизм, история

Previous post Next post
Up