"Волоколамское шоссе", А.Бек (2)
Интересно, что книга охватывает гораздо большее количество событий, чем один конкретный бой дивизии Панфилова. Таких боев было много. Это повесть о битве за Москву.
Читателю дается возможность подробно вникнуть в планы полководца и проследить их реализацию. Изматывание и заслон, постепенно разматывающаяся спираль последовательной обороны и отступления отрядов, заграждающих путь к Столице. Каждый раз после прорыва обороны немцы должны вновь и вновь натыкаться на нас. На дивизию, на полк, на взвод. На замену линейной тактике, подразумевающей попытку растянуть войска и заслонить одновременно все направления фронта пришла тактика мобильных узлов обороны, способных сражаться в окружении и своевременно уходить из под удара, сохраняя структуру подразделения, структуру армии.
Недостатки, проистекающие из достоинств армии бравых нацистов, приобретенные ими в ходе успешных европейских кампаний 39-40года были обнаружены, сформулированы, прощупаны и использованы советской армией в полной мере. Войска перестали бояться окружения, первой его стадии, т.е., охвата, так как с наступлением темноты враг останавливал боевые действия и возможно было обнаружить брешь, чтобы тихо выскользнуть лесом. Возможность точечной концентрации небольших отрядов советских войск для внезапного и крепкого удара появилась вследствии того, что фашисты, пытаясь поспеть за планами своего блицкрига, в движении держались только дороги. Такой удар стало возможно наносить фактически в тылу, а выходить напрямки, опять же, лесом. Главное - выбрать позицию, которую нельзя быстро обойти по дорогам. И вот уже пара пушек разносит в прах колонну врага и весь световой день держит перекресток дорог перекрытым.
Невероятный по своей дерзости удар был нанесен полком Момышулы вразрез привычной тактике: для пересечения оживленной трассы его отряд выстроился каре и, используя дружный залп всех винтовок как средство психологического давления, деморализовал противника и пересек дорогу, успешно отсекая попытку преследования. Советский солдат использовал тактику блицкрига: сосредоточенного и молниеносного удара. Нащупал интуитивно. И использовал против тех, кто ее пропагандировал.
Много беды хватили войска с паникой. Трудно давалось умение не поддаться общему настроению, а заводили это настроение каждый раз единицы. Кому-то что-то почудилось, кто-то что-то не так понял - и вот уже случай, пересказываемый как анекдот о том, что нет ничего страшнее бегущего генерала, - оказывается и не анекдотом вовсе. Просто в горячке боя солдат увидел мчащегося по срочному делу командира в седле, и подумал, что он дезертирует. А командир в этот момент решал проблему жизни и смерти. Но отряд этого знать не мог. Отряд, оказывавший успешное сопротивление, бежал. Так оставлялись мелкие позиции, небольшие поселки, Волоколамск. Солдат, еще вчера бывший музыкантом, учителем, рабочим, сугубо гражданским человеком, не мог мгновенно перестроить свое сознание. Но многие старались изо всех сил, и преодолевали себя.
Стрелять? Я еще не успел ничего сообразить - смутила и красная ткань над белеющим на бортовой броне вражеским крестом, - как из-за будки бесшумно шагнул побледневший Кузьминич. Его голые, без варежки, пальцы сжимали ручку противотанковой гранаты. Показалось, что он двигается непереносимо медленно, уже и немец насторожился, быстро пригнулся.
В этот миг я выстрелил. А Кузьминич неторопливо рассчитанным, точным швырком метнул в танк гранату. Стрелок, скрытый в машине, успел нажать спуск пулемета. Мой выстрел, пулеметный лай, острия пламени, вылетающие из тонкого рыльца, глухой грохот, содрогание стальной коробки - все это слилось воедино.
Стук пулемета оборвался.
- Кузьминич, вторую! - крикнул я.
Неспешным по-прежнему движением он кинул еще одну гранату и упал. Я бросился к нему, приподнял. Изо рта лила кровь, пузырилась красная пена.
Взрывы двух гранат Кузьминича стали будто сигналом отпора. Защелкали выстрелы двух пушечек, охранявших тыл, забухали противотанковые ручные гранаты.
Я вытащил бинт, расстегнул на Кузьминиче шинель. К нем уже подбегал Синченко.
- Берись, - приказал я, - помоги перенести политрука в будку. И седлай коня, скачи за Киреевым.
Гимнастерка Кузьминича намокла. Сквозь свистящее дыхание он смог проговорить:
- Нет, уже не стану… Не стану военным.
Неживая пелена подернула его глаза. Он, научный сотрудник института экономики, сидень-книжник, впервые в годину великой войны надевший грубую солдатскую шинель, обретший в страшный миг бесстрашие истинного воина, угас с этими словами: «Не стану военным».
Вряд ли когда-то ранее попадалась в руки книга с таким подробным рассказом о том, как Советская Армия училась воевать. Трудно, тяжело, но неустанно и очень прилежно. Все, что происходит на страницах книги, буквально все, невероятно и фантастично, все время кажется, что такого не может быть. Но это не первая книга, не первые воспоминания, не первое свидетельство, и я еще успел застать в живых своего родного героя, дедушку. Это были обычные люди, в прямом смысле слова, крутившие Землю.