Вечный зов и данность беречь в себе человеческое
Закончил читать внушительные тома "Вечного зова". Первое знакомство, конечно же, было по фильму, и фильм был великолепен прежде всего тем, что не отступал от повествования, был избавлен от режиссерских мечтаний. События происходят где-то здесь, по соседству: не то на границе Иркутской и Красноярской (Шантарской) области - не то в Новосибирской области (Новониколаевск), и очень заметно, что автор горит душой, любит эту землю, этот народ.
Наибольшее впечатление, как и по фильму, оставила личность Ивана Савельева, простого мужика-труженика, стойко переносящего тяготы и невзгоды, тянущего страну на себе, - какие бы горнила не пришлось пройти. На фоне острого конфликта с братом Федором совершенно незаметно проходит линия взаимоотношений с Кирьяном, который по наущению Федора увел у Ивана колхозных коней, за что Иван отбыл наказание. И, тем не менее, Иван не держит на Кирьяна зла. Живет рядом с ним, работает с ним, помогает ему устроиться в колхоз после тяжелого ранения на фронте, сначала шорником-сапожником, а потом и бухгалтером. Он прощает его как неразумное орудие, как соседа, как члена деревенской общины, которая к тому моменту еще не полностью была упразднена в СССР, и речь о ней в романе открыто не ведется.
Мне приходилось видеть такое удивительное всепрощение воочию, когда дед и бабушка 1922го и 24го годов рождения не держали зла на тех, кто по нынешним временам достоин серьезной кары или, уж как минимум, презрения. Это было всегда удивительно, и это не находило объяснения, ведь убытки иной раз были довольно серьезными. А объяснение нашлось, - только когда понял, что они не изжили общину в себе. Общность с людьми, на которых завтра, возможно, придется положиться, которые в чем-то другом, возможно, окажутся не такими уж и плохими. Ее изжили те, кто вредил, точно так же, как с легкостью встретили бардак 90х деляги и рвачи, но копить обиду на тех, кто тянет с тобой одну лямку просто нельзя. Нужно гнать или уйти самому, но держать камень за пазухой нельзя: общность разрушится, и с большой бедой каждый останется наедине. Не возьмусь судить, сознательно или неосознанно придерживались мои старики такой точки зрения, но не отступали они от нее никогда, был ли то вред мелочный - или дело касалось самой жизни. Не было в них ни зла - ни стремления к поиску теплого места. Они попали в прореху времен, опоздали меняться вслед за меняющейся жизнью, но такими они были, по счастью, не одни: вместе с ними опаздывали многие - и в этом они, люди по-настоящему советские, стали для меня олицетворением святости. Не себе - так другим.
Удивительно в этом романе описан факт проникновения в структуру партии приспособленцев и попутчиков, акцентированный еще самим Сталиным, и из перспективы прошедших лет видно, что этот паразитизм стал решающим в гибели партии и страны. Удивительно то, как точно описан "никогда не составленный в реальности" план Даллеса, несуществующий, но работающий план по моральному разложению социалистического общества. План, совершенно невероятный для наблюдателя того времени, но, по-моему, слишком уж подчеркнуто неуклюже автор закончил его описание, как будто показывая тем, кто сможет видеть этот текст далеко после, что это не пустая страшилка, а предвидение. Жестокой показана судьба, тяжелым показан хлеб, необходимой показана борьба за счастье человека, общества, но вот это присутствующее, очевидное и подразумеваемое, но никак и нигде не акцентированное всепрощение оставляет наиболее глубокий след. Да, это люди простые, за это я их и люблю. И тем больше люблю - чем сложнее становится окружающий мир и чем грязнее становятся интриги "дворцовых переворотов" людей, возомнивших себя краеугольными личностями. Что ж, краеугольте дальше :)