Собачий юмор
В своем детстве в Подмосковье я была такой маленькой королевой местных бродячих собак. Кто еще помнит большие их большие стаи? Я наблюдала весь их мир, смену поколений, смерти и рождения и, хотя я жила в Подмосковье у бабушки с поздней весны по осень и зиму переживали не все, они меня всегда помнили и принимали. До сих пор помню их клички, понимаю собачью мимику, настроение. А вот домашних опасаюсь, у них часто бывает неадекватность от недогуленности, плохой родословной и психованных хозяев.
Здесь у меня была всего одна человеческая подружка и целая стая, которая таскалась за мной, когда хотела этого или я с ними. Я бежала и уговаривала Муху не бросаться на пьяного, приносила косточки, вырезала колтуны и вырывала котят из пасти злобного Акбара, который, когда видел кошек, просто свирипел. И никто меня ни разу не укусил.
Даже когда они по весне рожали щенят, первоначально пряча их в норе под каким-нибудь гаражом, все равно вскоре они выползали на свет и я спокойно могла их брать на руки, тая от умиления, подпихивая их под теплый бок и вкусную сиську умиротворенной мамки. Иногда отвоевывала самую вкусную, у хвоста для самого слабого. И даже приносила одинокого котенка этой собаке Маньке покормиться и она его принимала.
В Челябинске у меня тоже как-то появился такой друг, но в старших классах уже. Наверное, в прошлой жизни он был благородным принцем и карма посадила его в тело собаки за какой-то грех, чревоугодие там или похоть, хотя в собачьем теле у него таких грехов не водилось.
Это был кобель средних размеров цвета топленого молока с янтарными глазами и черным носом. Похожий на лайку, только хвост не колечком. Появился уже взрослым у нас во дворе. Я называла его Тайш. Сперва я носила ему какие-то косточки и свиные шкурки, а потом его уже так полюбили во дворе, что кормили до отвала. Прозвали его почему-то Агдам, наверняка без греха винопития не обошлось в его прошлой королевской жизни.
Он бегал за мной, просто по дружбе, не за еду. Я в то время очень любила часами гулять по лесу, который был не слишком далеко от нашего двора и звала его составить его со мной компанию. Что им двигало, если принимать во внимание, что это просто животное, непонятно. А вот если считать, что у него вполне себе есть душа, то открываются новые горизонты. Он ни разу не сбегал от меня, если ему надоедало, а просто останавливался на дороге, виновато повиливая хвостом и говорил всем видом, давай уже домой пошли и не шел дальше. И хотя он и гонял там радостно белок, ни разу я не видела в нем такого звериного инстинкта, чтоб пелена падала. Весело, ну весело, позвали, ну дальше побежим.
У него был свой собачий юмор. Как-то зимой у него было игривое настроение, он тихо и незаметно подошел ко мне и стянул с меня варежку и улыбаясь отпрыгал на пару метров, положил на снег и отошел. Как только я приближалась за своей вещью, он быстро подбегал, хватал варежку и опять отбегал. Клал ее, создавая иллюзию, что можно подойти и взять. И конечно же он оказывался всегда быстрее, всегда. Но когда мне надоело уже бегать и рука отмерзла, я мысленно очень серьезно попросила, «все, не шутки, кончай играть и верни», он преспокойно отдал.
Когда я выносила ему какую-то еду, а он был сыт, он никогда не отворачивал морду и не уходил, а вежливо брал один кусочек пожевывал и клал обратно и смотрел на меня. Я ему говорю: «Ну что-же, ешь, это вкусно», он опять вежливо брал, немного жевал и обратно. «Спасибо за твой труд, очень вкусно, но я сейчас сыт»
Вскоре я стала учиться в институте в другом городе и приезжала достаточно редко, он, видимо по запаху, вычислил на улице моих родителей, пошел за ними в подъезд на самый пятый этаж до квартиры и аккуратно заглядывал за дверь, может я там есть, может случилось что, что я так долго не появляюсь. Они как могли объяснили, что я уехала и приеду через неделю.
Однажды мне рассказала моя подруга, что ее мама, идя на работу рано утром увидела такую картину: приехали собачники во двор и накинули не него сетку, он не сопротивлялся, не рычал не рвался оттуда, а просто лег как сфинкс, лапы вперед вытянуты, и пристально смотрел в глаза живодеру. Через несколько секунд живодер скинул с него сетку и сказал, «давай, беги отсюда».
Мне до сих пор ценна наша странная дружба, какие-то короткие мысленные диалоги, и что, когда я сидела на поваленном дереве и рассказывала ему о своих горестях он подходил, вздыхал и клал голову мне на колени.
В один из приездов домой его не оказалось во дворе и позже он не появился. Я верю, что он попал в какой-то свой собачий рай, потому что я не видела животного благороднее, деликатнее и миролюбивее его.
Здесь у меня была всего одна человеческая подружка и целая стая, которая таскалась за мной, когда хотела этого или я с ними. Я бежала и уговаривала Муху не бросаться на пьяного, приносила косточки, вырезала колтуны и вырывала котят из пасти злобного Акбара, который, когда видел кошек, просто свирипел. И никто меня ни разу не укусил.
Даже когда они по весне рожали щенят, первоначально пряча их в норе под каким-нибудь гаражом, все равно вскоре они выползали на свет и я спокойно могла их брать на руки, тая от умиления, подпихивая их под теплый бок и вкусную сиську умиротворенной мамки. Иногда отвоевывала самую вкусную, у хвоста для самого слабого. И даже приносила одинокого котенка этой собаке Маньке покормиться и она его принимала.
В Челябинске у меня тоже как-то появился такой друг, но в старших классах уже. Наверное, в прошлой жизни он был благородным принцем и карма посадила его в тело собаки за какой-то грех, чревоугодие там или похоть, хотя в собачьем теле у него таких грехов не водилось.
Это был кобель средних размеров цвета топленого молока с янтарными глазами и черным носом. Похожий на лайку, только хвост не колечком. Появился уже взрослым у нас во дворе. Я называла его Тайш. Сперва я носила ему какие-то косточки и свиные шкурки, а потом его уже так полюбили во дворе, что кормили до отвала. Прозвали его почему-то Агдам, наверняка без греха винопития не обошлось в его прошлой королевской жизни.
Он бегал за мной, просто по дружбе, не за еду. Я в то время очень любила часами гулять по лесу, который был не слишком далеко от нашего двора и звала его составить его со мной компанию. Что им двигало, если принимать во внимание, что это просто животное, непонятно. А вот если считать, что у него вполне себе есть душа, то открываются новые горизонты. Он ни разу не сбегал от меня, если ему надоедало, а просто останавливался на дороге, виновато повиливая хвостом и говорил всем видом, давай уже домой пошли и не шел дальше. И хотя он и гонял там радостно белок, ни разу я не видела в нем такого звериного инстинкта, чтоб пелена падала. Весело, ну весело, позвали, ну дальше побежим.
У него был свой собачий юмор. Как-то зимой у него было игривое настроение, он тихо и незаметно подошел ко мне и стянул с меня варежку и улыбаясь отпрыгал на пару метров, положил на снег и отошел. Как только я приближалась за своей вещью, он быстро подбегал, хватал варежку и опять отбегал. Клал ее, создавая иллюзию, что можно подойти и взять. И конечно же он оказывался всегда быстрее, всегда. Но когда мне надоело уже бегать и рука отмерзла, я мысленно очень серьезно попросила, «все, не шутки, кончай играть и верни», он преспокойно отдал.
Когда я выносила ему какую-то еду, а он был сыт, он никогда не отворачивал морду и не уходил, а вежливо брал один кусочек пожевывал и клал обратно и смотрел на меня. Я ему говорю: «Ну что-же, ешь, это вкусно», он опять вежливо брал, немного жевал и обратно. «Спасибо за твой труд, очень вкусно, но я сейчас сыт»
Вскоре я стала учиться в институте в другом городе и приезжала достаточно редко, он, видимо по запаху, вычислил на улице моих родителей, пошел за ними в подъезд на самый пятый этаж до квартиры и аккуратно заглядывал за дверь, может я там есть, может случилось что, что я так долго не появляюсь. Они как могли объяснили, что я уехала и приеду через неделю.
Однажды мне рассказала моя подруга, что ее мама, идя на работу рано утром увидела такую картину: приехали собачники во двор и накинули не него сетку, он не сопротивлялся, не рычал не рвался оттуда, а просто лег как сфинкс, лапы вперед вытянуты, и пристально смотрел в глаза живодеру. Через несколько секунд живодер скинул с него сетку и сказал, «давай, беги отсюда».
Мне до сих пор ценна наша странная дружба, какие-то короткие мысленные диалоги, и что, когда я сидела на поваленном дереве и рассказывала ему о своих горестях он подходил, вздыхал и клал голову мне на колени.
В один из приездов домой его не оказалось во дворе и позже он не появился. Я верю, что он попал в какой-то свой собачий рай, потому что я не видела животного благороднее, деликатнее и миролюбивее его.