Назад Ведено: вечно мятежный Некогда далекая, настороженно…: hitch

hitch_hiker

(no subject)

Oct 02, 2007 02:31

Назад

Ведено: вечно мятежный

Некогда далекая, настороженно затаившаяся в дремучих лесах и хребтах Ичкерия широко раскрывает свои объятия тем, кто хочет ближе познакомиться с нею.

"По Чечено-Ингушетии. Путеводитель", Грозный, 1980

Многие в Грозном отговаривали меня от поездки в горную Чечню. Русские убеждали, что меня похитят чеченцы, чеченцы уверяли, что меня похитит ФСБ. При этом мало кто из жителей равнинной Чечни бывал в горах. Хотя все они уверяли, что война уже закончилась, ехать на юг все-таки побаиваются.

В горной Чечне остаются немногочисленные отряды боевиков, которые продолжают вести партизанскую войну - обстреливают блокпосты, подрывают милицейские машины. Однако их вылазки с каждым годом приобретают все менее масштабный характер. Ситуацию в Чечне уже начинают сравнивать с послевоенной Западной Украиной или Прибалтикой - мол, там остались отдельные «лесные братья», но их со временем всех перестреляют.

Тем не менее, успокоенный прогулками по Грозному и Гудермесу, я на следующий день утром отправился на юго-восток республики - в легендарный аул Ведено.

До города Шали меня добросил Ахмет, парень лет 25, который служит во внутренних войсках, в чеченском батальоне «Север». Жизнью своей он был доволен: работа не слишком тяжелая, стрелять приходится нечасто, а каждую неделю дают выходной. Им он и воспользовался в этот день - ехал домой к семье.

- Зарплата у нас хорошая - 19 тысяч рублей. Расписываемся за 22 тысячи, получаем 19 тысяч, - добавил он.

- Не понял. А куда остальное?

- Начальству же тоже надо кормиться, - философски ответил чеченец.

Шали, до которого мы доехали через полчаса, - бывший аул в 40 километрах к юго-востоку от Грозного, ставший городом в 1990 году. Во время Кавказской войны селение было сборным пунктом для войск Шамиля, отправляющихся в набеги на русские крепости. Русские войска несколько раз уничтожали селение, но оно каждый раз возрождалось заново. Так же оно возродилось и после двух чеченских войн новейшей истории.

Ныне при въезде в Шали вас встречает огромный портрет улыбающегося Рамзана Кадырова и надпись «Добро пожаловать». Весь город увешан вывесками «Аптека», «Салон красоты», «Стоматология», «Кафе-бар», а за кирпичными заборами и металлическими воротами скрываются новые частные дома.

От Шали до села Сержень-Юрт я ехал вместе с сорокалетним чеченцем и его сыном-подростком и в очередной раз услышал поток похвал в адрес президента республики:

- У нас в селе так хорошо, как сейчас, никогда не было, - сказал водитель. - Наконец-то дорогу сделали, газ провели. По плану его должны были подключить в 70-е годы, но сделали только сейчас.

Вышел я в центре села Сержень-Юрт, известного во время войны как оплот ваххабизма и сепаратизма и мощный центр сопротивления боевиков. Недалеко от селения, на территории бывших пионерских лагерей в свое время даже располагалась основная база Хаттаба - известного боевика-араба, командовавшего в Чечне иностранными наемниками.

Сейчас село выглядит мирно и спокойно. Ряд новых домов, несколько киосков, небольшой рынок у дороги. Группа старушек прошла по улице, а у дороги рядом с домом и кучей кирпичей сидели и отдыхали несколько чеченцев. Они вежливо поздоровались и спросили, кто я и откуда. Мы поболтали немного, а когда я спросил, можно ли их сфотографировать на память, один из них ответил:

- Сейчас, подожди, - и достал топор из кузова грузовика, стоящего рядом.

Я мысленно перекрестился.

Но мужик взвалил топор себе на плечо, широко улыбнулся и сказал:

- Фотографируй. Так я более грозно выгляжу.

Сфотографировав грозного чеченца, я прошел по селу дальше и остановил КАМАЗ. Водитель из Грозного вез цемент на строительство школы в Ведено. Он был хмурым и немногословным, за все время остановился только раз - нарвал целую кучу диких яблок и дал мне несколько штук.

Равнина тем временем закончилась, и мы поехали по горам. Они, правда, здесь были значительно ниже, чем я ожидал. Пологие склоны, поросшие лесом, совсем не походили на те высокие скалистые горы, которые я видел в соседнем Дагестане. Впрочем, как мне сказали, самые крутые чеченские горы расположены южнее Ведено - ближе к дагестанской границе. Горная дорога то становилась совершенно гладкой и ровной, то снова превращалась в полосу препятствий - в зависимости от того, где дорожные службы успели сделать ремонт. Ну и окрестные села уже выглядели не так нарядно, как в окрестностях Грозного - хотя почти в каждом была недавно построенная мечеть с высоченным минаретом.

На въезде в Веденский район стоял блокпост. Милиционер спросил у дальнобойщика, что он везет, и даже не проверив документы, позволил проехать.

Передо мною была Ичкерия. Не все знают, что Ичкерия - это лишь одна из областей Чечни, расположенная на юго-востоке республики, с центром в ауле Ведено. Но в начале 90-х годов к власти в республике пришли в основном выходцы из этой области, поэтому самопровозглашенную республику назвали в честь нее.

Ичкерия с ее горами и лесами всегда считалась главным оплотом чеченского сепаратизма. Все чеченские войны последних двух столетий проходили здесь с самым ожесточенным размахом. Говорят, что даже после депортации 1944 года в здешних лесах скрывались отряды боевиков, нападавших на солдат и отделения милиции.

Здесь Шамиль правил из аула Дарго, находящегося совсем рядом с дагестанской границей, а потом - из аула Ведено, в который я собственно и направлялся. Чуть восточнее тех мест, мимо которых я проезжал, бесславно закончился один из самых неудачных походов царской армии. Летом 1845 года новый главнокомандующий граф Воронцов организовал поход на резиденцию имама Шамиля - аул Дарго. Войска понесли огромные потери из-за голода, голода и атак чеченцев. Тогда погибло почти три с половиной тысячи солдат - приблизительно столько же, сколько Россия по официальным данным потеряла во вторую чеченскую войну. Шамиль, можно сказать, применил тактику Кутузова во время войны 1812 года - и оставил противнику сожженную и покинутую жителями столицу, от которой ему уже не было никакой пользы. После чего перенес столицу в Ведено. Русские взяли этот аул в 1859 году, а после этого еще дважды - в 1995 г. и 2000 г. Я его «взял» 23 июля 2007 года.

Цивилизация добирается сюда медленнее, чем в другие города и села республики. Наверно, сказывается непрекращающаяся поблизости война. Не каждый захочет строить новый дом, если его могут захватить боевики, а после этого разбомбить «федералы». Здесь новых домов было не очень много, а многие улицы походили на запущенные сельские пейзажи среднерусской глубинки. Но и тут виден ветер перемен - несколько новых зданий (в том числе районной администрации), а также небольшой парк в центре села.

Я решил зайти в районную администрацию и предупредить о своем приезде - чтобы меня не считали шпионом, как это случилось в Ботлихе. У входа в здание никакой охраны не было, так что я поднялся на второй этаж и начал искать кого-нибудь живого. В комнате за дверью с надписью «Отдел имущественных отношений» сидели две женщины.

Я поздоровался, рассказал немного о себе, и спросил, что у них можно посмотреть и не опасно ли это. Женщины удивились, расспросили меня, а затем одна из них сказала с печальной улыбкой:

- Эх, молодой человек. Одно я вам могу сказать - делать вам больше нечего.

По ее словам, смотреть в их районе особо нечего, да к тому же здесь до сих пор опасно. Впрочем, добавила она, подумав, если я просто прогуляюсь по селению, со мной ничего страшного не произойдет. Женщины рассказали, как дойти до парка и до старой царской крепости. Туда я и направился.

Парк был небольшим, но красивым и уютным. Несколько местных жителей сидели на скамейках в тени деревьев. В центре стоял памятник Ахмаду Кадырову, а неподалеку - обелиск с неоднозначной надписью «Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины». Однако написанные чуть ниже цифры «1941-1945» все расставили по своим местам.

Наконец, я дошел до крепости. Построена она была в царские времена, но с тех времен, видимо, сохранились только стены. Внутри, насколько можно было заметить, находились вполне современные постройки. У крепости стоял блокпост, на котором скучали несколько милиционеров.

Поболтав с ними, я выяснил, что милиционеры приехали из Самарской области и служили здесь уже несколько месяцев.

- Вон из того леса нас часто обстреливают, - милиционер показал на лесок с другой стороны оврага. - Вот сюда, посмотри, - и указал на стену, где было несколько следов от пуль.

Еще, по их словам, чуть дальше находился так называемый "зиндан Басаева" - непонятное сооружение у подножия холма, на котором находится крепость. Это нечто вроде трубы, в которой Басаев мог то ли спрятаться, то ли уйти из крепости в случае штурма. Кстати, рядом с Ведено находится село Дышне-Ведено - родина Шамиля Басаева. Милиционеры рассказали, что раньше там находился его дом, который во время войны был полностью разрушен - остался только забор.

Когда я, осмотрев «зиндан», вернулся к блокпосту, на меня обратил внимание офицер, находившийся поблизости, и попросил пройти с ним. Мы зашли в крепость, меня отвели к начальнику криминальной милиции, и тут, как и в Ботлихе, начался обычный долгий утомительный допрос - кто я, что здесь делаю, в каком городе живу, кем работаю, где родился, на кого учился и так далее. На допрос, как на спектакль, набилась целая комната милиционеров. Начальник криминальной милиции хотел, что называется, взять меня на понт, и несколько раз вслух спрашивал сам себя - стоит ли меня застрелить или все-таки оставить в живых.

- Я думал, что здесь вполне безопасно, - оправдывался я. - Вот приехал посмотреть, как здесь идет восстановление мирной жизни.

- Здесь до сих пор война продолжается, - мрачно сказал милиционер. - Там, за райцентром утром бой начался, до сих пор идет. Уже двоих наших завалили, и до сих пор еще ничего не закончилось.

Нагнав страху и сняв вдобавок мои отпечатки пальцев, милиционеры повели меня к представителю ФСБ, работавшему тут же, в крепости. Тот тоже оказался крайне въедливым - даже больше, чем его дагестанский коллега. Он даже попросил меня подробно расписать маршрут, который я проделал за последние два месяца. При этом фсбшник оказался человеком интеллигентным и начитанным и даже попросил мне оставить адрес своего ЖЖ. В итоге он решил, что я не шпион, и меня можно оставить в живых.

На дворе было шесть часов вечера, и я хотел поехать обратно в Грозный. Фсбшник посмотрел на меня, как на сумасшедшего, покачал головой и произнес:

- Слушай, я удивляюсь, как ты вообще живым сюда добрался! Давай лучше ты переночуешь у милиционеров, а завтра поедешь с ними в Грозный - они тебя до Ханкалы добросят.

Работник ФСБ подозвал своего коллегу, и тот повел меня обратно в отделение милиции. По дороге он показал на тот же лесок:

- Вон там засели бандиты, которые постоянно нас обстреливают. Как раз тот блокпост, где ты так беспечно стоял.

- Так что же, - говорю, - нельзя там все напалмом выжечь? Как в фильмах про Вьетнам.

- Ну, американцы во Вьетнаме были оккупантами, вторгшимися в чужую страну, - подумав, сказал чекист. - Мы же находимся на территории своей страны и применять такие методы не можем.

По интонации было понятно, что будь его воля, он бы вообще сжег весь район.

Когда я вернулся, отношение милиционеров ко мне сменилось на более доброжелательное. Леонид, замначальника криминальной милиции, позвал к себе в кабинет, налил супу и предложил выпить вина. И за ужином рассказал про то, какие здесь творятся дела:

- Война здесь не закончилась. Все до сих пор продолжается, особенно здесь. Веденский район - единственный район, где до сих пор остался временный отдел внутренних дел.

- Что же они не успокоятся? Им же Рамзан уже все заново отстроил.

- Это такой народ, они всегда такими были. Я вот перед поездкой перечитал Лермонтова, и могу тебе сказать - здесь все то же самое. Что двести лет назад, что сейчас.

- Ну а как же "кадыровцы", чеченская милиция - они же вроде тоже против боевиков воюют.

- Да им лишь бы воевать с кем-то! Больше они ничего не умеют. Тут у всех одна мечта - черный «девяносто девятый» и «стечкин». «Стечкин» считается самым хорошим оружием. Анекдот даже такой есть. Бегут двое боевиков от «ямадаевцев», один старый, другой молодой. Старый отстреливается редко - бах, бах, бах, а молодой часто - тра-та-та-та-та. Старый говорит молодому: «Ты зачем так стреляешь? Еще подумают, что у тебя "стечкин", так совсем не отстанут»...

- А мне некоторые говорили, что сейчас в Чечне - как на западной Украине после войны. Вроде как всех «бандеровцев» скоро перестреляют.

- Знаешь, когда здесь после войны завалили последнего басмача? В 62-м году. До этого они тут скрывались по горам. Потом на тридцать лет затихли и в начале девяностых снова начали выступать.

- То есть когда здесь завалят последнего ваххабита?

- Ну, году в 22-м, наверно. Потом они снова тридцать лет отдохнут, наберутся сил и начнут все заново. Пока они могут грабить и убивать здесь, будут делать это здесь, а здесь не получится - пойдут в другие регионы.

Тем временем появился начальник криминальной милиции - тот самый, который рассуждал, стоит ли меня расстрелять или нет.

- Ты, Артем, на меня не обижайся, - сказал он. - Я на самом деле очень интеллигентный человек. Но работа вынуждает ко всем относится с подозрением.

Он к местному народу тоже не питал особой любви. На местное население здесь в основном смотрят через прорезь прицела автомата, поэтому многие солдаты удивлялись, что я не столкнулся с враждебным отношением со стороны чеченцев.

- Я помню, был в Грозном, - рассказал начальник. - Прошел в военной форме шесть кварталов. Так за мной увязалась целая толпа местных, что-то кричали вслед на чеченском. Да и между собой у них плохие отношения - могут даже соседа убить и ограбить. Тут недавно в райцентре случай произошел: ваххабиты похитили участкового, держали его в горах целую неделю, говорили «переходи на нашу сторону, если ты настоящий чеченец», тот отказался, и его, в конце концов, застрелили. А убил его сосед - чеченец, живший в доме рядом с ним. Или другая история: один паренек местный пошел к «кадыровцам», хотел устроиться на работу. Его не взяли. Тогда он пошел в ваххабиты, дослужился до звания эмира, потом пришел к начальнику местных «кадыровцев», который тогда его не взял, и застрелил в отместку.

- Но не все же они бандиты - есть же здесь все-таки и мирные жители.

- Есть, наверно. Но даже если человек мирный, когда к нему приходят шесть вооруженных человек и просят дать еды, он, конечно, им не откажет. Так невольно и сотрудничает с ними.

- Так какой же выход. Что, перестрелять всех до единого?

- Если серьезно, - сказал Леонид. - Я бы так и сделал. Плюнул бы на Америку и всех перестрелял. Лет через сорок об этом все равно забудут, а мы навсегда от этой проблемы избавимся.

База у милиционеров устроена странно - интересное сочетание средневековья и двадцать первого века. Почти в каждой комнате есть телевизор с DVD-проигрывателем, в нескольких комнатах стоят мощные и современные компьютеры. Но одновременно с этим - деревенский туалет типа «дыра в полу» и душ только с холодной водой.

Двадцать лет назад окрестности Ведено входили в один из популярнейших туристических маршрутов. Советские туристы с рюкзаками и гитарами без всякой опаски ходили по тем местам, которые я проезжал утром, настороженно оглядываясь по сторонам. И заходили даже дальше - туда, где сейчас шла перестрелка, и к чечено-дагестанской границе, которая, по словам милиционеров, вообще находится под контролем боевиков.

То, что природа здесь действительно красивая, я убедился, но не воочию, а с помощью компьютера. Леонид показал мне фотографии, которые он и его коллеги сделали у озера Кезенойам - самого крупного озера Чечни, которое находится на высоте двух тысяч метров над уровнем моря. Там, у границы с Дагестаном, где Басаев и Хаттаб вели свои отряды на Ботлих, потрясающие пейзажи: скалы с уходящими вверх тропинками, расположившиеся в долине аулы, озеро с прозрачной голубой водой.

Я увидел небольшую яму почти правильной круглой формы, заполненную дождевой водой, и спросил, что это такое. «Воронка от разрыва снаряда», - сказал Леонид. А когда на одном кадре мелькнуло огромное разрушенное здание, он прокомментировал: «В советское время это была база байдарочников - сборной СССР. А во время войны - тренировочный лагерь боевиков».

Утром меня посадили в военный микроавтобус, где сидели еще несколько работников милиции и один солдат с загипсованной рукой. Колонной из нескольких автобусов мы выдвинулись в сторону Грозного. Пожалуй, вчера, в машинах местных жителей, я чувствовал себя в большей безопасности. Именно такие грузовики сейчас стали главной целью окопавшихся в горах партизан. Но, тем не менее, мы благополучно добрались до поворота на Ханкалу - пригорода Грозного, в котором находится штаб российских войск. Здесь я сошел и отправился в Грозный.

До чеченской столицы оставалось всего несколько километров. Но автобуса мне ждать не хотелось, поэтому я поднял руку и через пару минут поймал попутную машину.

Чеченец средних лет спокойно отнесся к тому, что я приехал в их республику и, как и многие другие, попытался развеять стереотипы о своих соплеменниках:

- На самом деле чеченцы очень гостеприимные люди. Конечно, есть среди нас бандиты, а среди кого их нет.

Когда мы уже заехали в город, и притормозили у автобусной остановки, водитель спросил:

- Ты хоть завтракал сегодня?

- Да как сказать… В общем, нет…

- Вот, возьми, - он протянул мне сторублевую купюру. - Хоть поешь как следует…

Что можно сказать о Чечне напоследок… Я проехал эту республику автостопом и остался живым, здоровым и свободным. Возможно, это служит лишь подтверждением моей редкостной везучести. Но хочется верить, что это еще и реальное доказательство мира и спокойствия, наступившего наконец-то в регионе.

Правда, нельзя сказать, что мое путешествие прошло без вреда для здоровья. Общение с сотрудниками МВД и ФСБ в Ведено стоило организму немало нервных клеток. Однако мне, человеку кристально чистому перед законом, опасаться было нечего, и все в итоге закончилось хорошо. Впрочем, пока все в Чечне не успокоиться, другим путешественникам лучше не пробовать повторить мой опыт - можно ограничиться равнинной частью республики, благо там обстановка вполне безопасная.

Рамзан Кадыров недавно заявил, что намерен развивать туризм и создать настоящую «чеченскую Швейцарию». Возможно, когда-нибудь байдарочники вернутся на озеро Кезенойам, а альпинисты снова будут штурмовать скалы Аргунского ущелья. Пока же любоваться красотами горной Чечни могут только местные жители и две категории приезжих: «туристы» с Ближнего Востока, которые прячутся по горам вместе со своими братьями-единоверцами, и противостоящие им «туристы» со всех уголков России-матушки.

Дальше