И снова о польских повстанцах. За что?
В 1906 г. Лев Николаевич Толстой пишет политкорректный рассказ о страданиях поляков в николаевской России. Называет его наивно и просто: "За что?"
...Сироцинский, по словам Росоловского, был человек гениальный и великой душевной силы. Он и умер героем и мучеником. И Росоловский ровным, спокойным басом стал рассказывать подробности казни, на которой он, по приказанию начальства, должен был присутствовать вместе со всеми судившимися по этому; делу.
- Два батальона солдат стояли в два ряда, длинной улицей, у каждого солдата в руке была гибкая палка такой высочайше утвержденной толщины, чтобы три только могли входить в дуло ружья. Первым повели доктора Шакальского. Два солдата вели его, а те, который были с палками, били его по оголенной спине, когда он равнялся с ними. Я видел это только тогда, когда он подходил к тому месту, где я стоял. То я слышал только дробь барабана, но потом, когда становился слышен свист палок и звук ударов по телу, я знал, что он подходит. И я видел, как его тянули за ружья солдаты, и он шел, вздрагивая и поворачивая голову то в ту, то в другую сторону. И раз, когда его проводили мимо нас, я слышал, как русский врач говорил солдатам: «Не бейте больно, пожалейте». Но они всё били; когда его провели мимо меня второй раз, он уже не шел сам, а его тащили. Страшно было смотреть на его спину. Я зажмурился. Он упал, и его унесли. Потом повели второго. Потом третьего, потом четвертого. Все падали, всех уносили - одних замертво, других еле живыми, и мы всё должны были стоять и смотреть. Продолжалось это шесть часов - от раннего утра и до двух часов пополудни. Последнего повели самого Сироцинского. Я давно не видал его и не узнал бы, так он постарел. Все в морщинах бритое лицо его было бледно-зеленоватое. Тело обнаженное было худое, желтое, ребра торчали над втянутым животом. Он шел так же, как и все, при каждом ударе вздрагивая и вздергивая голову, но не стонал и громко читал молитву: Miserere mei Deus secundam magnam misericordiam tuam.
- Я сам слышал, - быстро прохрипел Росоловский и, закрыв рот, засопел носом.
Лудвика, сидевшая у окна, рыдала, закрыв лицо платком.
- И охота вам расписывать! Звери - звери и есть! - вскрикнул Мигурский и, бросив трубку, вскочил со стула и быстрыми шагами ушел в темную спальню.
Действительно, за что же так жестоко поступили с человеком?
А вот за что!
«Было предположено находящимися в Омске заговорщиками в ночь на 25 июля 1833 г.,- доносил генерал-губернатор Вельяминов военному министру и министру внутренних дел, - зажечь суконную фабрику линейного Сибирского казачьего войска, кинуться к острогу, выпустить оттуда всех арестованных, отнять у караула оружие, броситься в казарму, колоть спящих солдат, у пушек казачьей артиллерии заклепать затравки".
(Дмитриев-Мамонов - «Декабристы в Западной Сибири», M., 1895, стр. 113)
...Характеризуя Я. Сероцинского, А.И. Герцен писал: "... физически слабый и нервный, но с необыкновенно предприимчивым и смелым умом, он вздумал устроить по всей Сибири огромный заговор ... Каждый знающий Сибирь согласится, что в ней собраны все необходимые начала революции. В Сибири все недовольны, в разных степенях и от разных причин, даже часто противоположных... Его план состоял в том, чтобы завладеть крепостями и главными местами с помощью согласных с ним военных и освобожденных ссыльных (большею частью из бывших солдат) и ждать, что будет ..."'
В воспоминаниях Р. Пиотровского указывалось, что "пользуясь более независимым положением, он вошел в сношение с поляками и русскими, и задумал освободить себя и других посредством всеобщего восстания в Сибири ... Сероцинский хотел освободить всех каторжников, захватить при их помощи все крепости в руки и провозгласить отделение Сибири от России; в случае же неудачи, силою пробраться до Бухары и оттуда достичь английских колоний в Индии ...
Интересно, что В.Сливовская отмечает наличие этого плана (вооруженное восстание либо - в случае неудачи - коллективный побег) у Я. Сероцинского и К. Шокальского уже по дороге в ссылку.
По мнению А. Кияса "трудно сказать существовали ли какие-нибудь связи между Омском и Оренбургом, а также другими населенными пунктами Сибири, в которых находились поляки".
Мы разделяем мнение исследователя А.С. Нагаева, тщательно изучившего военно-ссудные дела следствия и считающего, что " действия Сероцинского в Омске говорят о том, что он готовил мятеж и массовый побег поляков, намеревался втянуть в это русских солдат ... Недавние активные повстанцы ... составили заговор и готовили в 1832 - 1833 гг. вооруженное восстание в Сибири. Его ударной силой должны были явиться солдаты и офицеры расформированной польской армии, считавшиеся военнопленными, но зачисленные на службу в Отдельный Сибирский корпус ... К лету 1833 г. минимальный вариант плана заговорщиков был накануне приведения в исполнение. Но последовала серия доносов, начались аресты."
Источник
...Важно, что Я. Сероцинский рассматривал себя как представителя польской культуры и считал своим долгом приобщение местного общества к ее ценностям, что само по себе очень важно в полиэтническом пространстве, каковым всегда являлась Сибирь. 23 ноября 1832 г., будучи впервые приглашен к обеду в дом начальника училища полковника Черкасова, Сероцинский стал объектом всеобщего внимания: "…За столом услышали от меня гармонию нашего языка, которая оживила в гостях чувства народные и привила вкус в целом собрании, …один спрашивает об обычаях, другая просит о песне, загремело в домах, загремело в городе, …обрадовалась душа моя, и, будучи восхищен народною гордостию, я был вне себя от радости, я воображал, что составляю какой-нибудь свет, которого лучи летят отражаться… Народная моя гордость равнялась восходящему солнцу, день сей сделался для меня днем победы и вознесения".
Впоследствии Сероцинский, помимо семейства Черкасова, стал желанным гостем во многих домах высшего общества Омска - у городничего, жена которого была полька, у вице-губернатора Ф.П. Маркевича и др. Светская жизнь Омска была достаточно оживленной - в дневнике Я. Сероцинского постоянно упоминаются собрания, обеды, вечера, где он фигурирует как приглашенный
Источник
...Униатский ксендз Ян Генрих Сероцинский, официально служивший рядовым в русской армии за участие в восстании 1831 года. В действительности, будучи преподавателем Омского войскового казачьего училища, он давал уроки сыну директора, который стал его защитником. Но даже директор не смог уберечь Сероцинского от страшного наказания за участие в так называемом омском заговоре 1833 года. Вместе с товарищами, мечтавшими о побеге через Бухару в Китай и дальше в Европу, он был арестован, после длительного следствия осужден в январе 1837 г. на 6 тысяч палочных ударов и умер во время экзекуции в Омской крепости в марте того же года, вместе с четырьмя обвиненными солдатами. 12 осужденных пережили это ужасное наказание, утвержденное самим императором Николаем I. Омский заговор - это одна из самих потрясающих страниц в истории польской ссылки первой половины XIX столетия.
Источник
Умиляет это разочарованно-недовольное: "даже директор не смог уберечь". Интересно, а Сероцинский даже при относительном при успехе своего дела, собирался "уберечь директора"? Или хотя бы его семью? Или всех тех, кто приглашал его в Омске на обеды?
Или вот это герценовское: "и ждать, что будет". Строчка это много говорит и о самом Герцене. В ней уже проглядывает тактика февральских революционеров 1917 г. Устроить революцию, поджечь всю страну и... ждать, что будет.
В 1833-37 году было следствие. Потом было наказание. А чего еще можно ждать? Восторженных аплодисментов? Но ведь они тоже были. Позднее. В книгах Герцена и Льва Толстого. Аплодисментов невинной жертве, так и не успевшей стать палачом.
...Сироцинский, по словам Росоловского, был человек гениальный и великой душевной силы. Он и умер героем и мучеником. И Росоловский ровным, спокойным басом стал рассказывать подробности казни, на которой он, по приказанию начальства, должен был присутствовать вместе со всеми судившимися по этому; делу.
- Два батальона солдат стояли в два ряда, длинной улицей, у каждого солдата в руке была гибкая палка такой высочайше утвержденной толщины, чтобы три только могли входить в дуло ружья. Первым повели доктора Шакальского. Два солдата вели его, а те, который были с палками, били его по оголенной спине, когда он равнялся с ними. Я видел это только тогда, когда он подходил к тому месту, где я стоял. То я слышал только дробь барабана, но потом, когда становился слышен свист палок и звук ударов по телу, я знал, что он подходит. И я видел, как его тянули за ружья солдаты, и он шел, вздрагивая и поворачивая голову то в ту, то в другую сторону. И раз, когда его проводили мимо нас, я слышал, как русский врач говорил солдатам: «Не бейте больно, пожалейте». Но они всё били; когда его провели мимо меня второй раз, он уже не шел сам, а его тащили. Страшно было смотреть на его спину. Я зажмурился. Он упал, и его унесли. Потом повели второго. Потом третьего, потом четвертого. Все падали, всех уносили - одних замертво, других еле живыми, и мы всё должны были стоять и смотреть. Продолжалось это шесть часов - от раннего утра и до двух часов пополудни. Последнего повели самого Сироцинского. Я давно не видал его и не узнал бы, так он постарел. Все в морщинах бритое лицо его было бледно-зеленоватое. Тело обнаженное было худое, желтое, ребра торчали над втянутым животом. Он шел так же, как и все, при каждом ударе вздрагивая и вздергивая голову, но не стонал и громко читал молитву: Miserere mei Deus secundam magnam misericordiam tuam.
- Я сам слышал, - быстро прохрипел Росоловский и, закрыв рот, засопел носом.
Лудвика, сидевшая у окна, рыдала, закрыв лицо платком.
- И охота вам расписывать! Звери - звери и есть! - вскрикнул Мигурский и, бросив трубку, вскочил со стула и быстрыми шагами ушел в темную спальню.
Действительно, за что же так жестоко поступили с человеком?
А вот за что!
«Было предположено находящимися в Омске заговорщиками в ночь на 25 июля 1833 г.,- доносил генерал-губернатор Вельяминов военному министру и министру внутренних дел, - зажечь суконную фабрику линейного Сибирского казачьего войска, кинуться к острогу, выпустить оттуда всех арестованных, отнять у караула оружие, броситься в казарму, колоть спящих солдат, у пушек казачьей артиллерии заклепать затравки".
(Дмитриев-Мамонов - «Декабристы в Западной Сибири», M., 1895, стр. 113)
...Характеризуя Я. Сероцинского, А.И. Герцен писал: "... физически слабый и нервный, но с необыкновенно предприимчивым и смелым умом, он вздумал устроить по всей Сибири огромный заговор ... Каждый знающий Сибирь согласится, что в ней собраны все необходимые начала революции. В Сибири все недовольны, в разных степенях и от разных причин, даже часто противоположных... Его план состоял в том, чтобы завладеть крепостями и главными местами с помощью согласных с ним военных и освобожденных ссыльных (большею частью из бывших солдат) и ждать, что будет ..."'
В воспоминаниях Р. Пиотровского указывалось, что "пользуясь более независимым положением, он вошел в сношение с поляками и русскими, и задумал освободить себя и других посредством всеобщего восстания в Сибири ... Сероцинский хотел освободить всех каторжников, захватить при их помощи все крепости в руки и провозгласить отделение Сибири от России; в случае же неудачи, силою пробраться до Бухары и оттуда достичь английских колоний в Индии ...
Интересно, что В.Сливовская отмечает наличие этого плана (вооруженное восстание либо - в случае неудачи - коллективный побег) у Я. Сероцинского и К. Шокальского уже по дороге в ссылку.
По мнению А. Кияса "трудно сказать существовали ли какие-нибудь связи между Омском и Оренбургом, а также другими населенными пунктами Сибири, в которых находились поляки".
Мы разделяем мнение исследователя А.С. Нагаева, тщательно изучившего военно-ссудные дела следствия и считающего, что " действия Сероцинского в Омске говорят о том, что он готовил мятеж и массовый побег поляков, намеревался втянуть в это русских солдат ... Недавние активные повстанцы ... составили заговор и готовили в 1832 - 1833 гг. вооруженное восстание в Сибири. Его ударной силой должны были явиться солдаты и офицеры расформированной польской армии, считавшиеся военнопленными, но зачисленные на службу в Отдельный Сибирский корпус ... К лету 1833 г. минимальный вариант плана заговорщиков был накануне приведения в исполнение. Но последовала серия доносов, начались аресты."
Источник
...Важно, что Я. Сероцинский рассматривал себя как представителя польской культуры и считал своим долгом приобщение местного общества к ее ценностям, что само по себе очень важно в полиэтническом пространстве, каковым всегда являлась Сибирь. 23 ноября 1832 г., будучи впервые приглашен к обеду в дом начальника училища полковника Черкасова, Сероцинский стал объектом всеобщего внимания: "…За столом услышали от меня гармонию нашего языка, которая оживила в гостях чувства народные и привила вкус в целом собрании, …один спрашивает об обычаях, другая просит о песне, загремело в домах, загремело в городе, …обрадовалась душа моя, и, будучи восхищен народною гордостию, я был вне себя от радости, я воображал, что составляю какой-нибудь свет, которого лучи летят отражаться… Народная моя гордость равнялась восходящему солнцу, день сей сделался для меня днем победы и вознесения".
Впоследствии Сероцинский, помимо семейства Черкасова, стал желанным гостем во многих домах высшего общества Омска - у городничего, жена которого была полька, у вице-губернатора Ф.П. Маркевича и др. Светская жизнь Омска была достаточно оживленной - в дневнике Я. Сероцинского постоянно упоминаются собрания, обеды, вечера, где он фигурирует как приглашенный
Источник
...Униатский ксендз Ян Генрих Сероцинский, официально служивший рядовым в русской армии за участие в восстании 1831 года. В действительности, будучи преподавателем Омского войскового казачьего училища, он давал уроки сыну директора, который стал его защитником. Но даже директор не смог уберечь Сероцинского от страшного наказания за участие в так называемом омском заговоре 1833 года. Вместе с товарищами, мечтавшими о побеге через Бухару в Китай и дальше в Европу, он был арестован, после длительного следствия осужден в январе 1837 г. на 6 тысяч палочных ударов и умер во время экзекуции в Омской крепости в марте того же года, вместе с четырьмя обвиненными солдатами. 12 осужденных пережили это ужасное наказание, утвержденное самим императором Николаем I. Омский заговор - это одна из самих потрясающих страниц в истории польской ссылки первой половины XIX столетия.
Источник
Умиляет это разочарованно-недовольное: "даже директор не смог уберечь". Интересно, а Сероцинский даже при относительном при успехе своего дела, собирался "уберечь директора"? Или хотя бы его семью? Или всех тех, кто приглашал его в Омске на обеды?
Или вот это герценовское: "и ждать, что будет". Строчка это много говорит и о самом Герцене. В ней уже проглядывает тактика февральских революционеров 1917 г. Устроить революцию, поджечь всю страну и... ждать, что будет.
В 1833-37 году было следствие. Потом было наказание. А чего еще можно ждать? Восторженных аплодисментов? Но ведь они тоже были. Позднее. В книгах Герцена и Льва Толстого. Аплодисментов невинной жертве, так и не успевшей стать палачом.