1932. Как казачье население станицы Полтавской заменили на красноармейцев
По воспоминаниям очевидцев, 19 декабря, в день Святителя Николая Чудотворца, на железнодорожную станцию Полтавская уже были поданы товарные вагоны-скотовозы. С раннего утра в них семьями стали грузить полтавчан. Мужчины, женщины, старики, дети всех возрастов, включая и младенцев, набивались в вагоны, как сельдь в бочку. Из продуктов - только то, что смогли взять с собой, ручной клади разрешалось брать не более пуда - 16 килограммов. Об этом выселяемым сообщили уже у вагонов, а потому сотни сундуков, мешков и баулов так и остались на перроне. Железнодорожными составами был занят весь путь от станции Полтавской до станции Протока (ст. Славянская, ныне г.Славянск-на-Кубани).
Постановлением бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП (б) от 16.12.1932 г. в станице Полтавской был распущен сельский совет и партийная организация, введено военное положение и назначен комендант. Комендант Кабаев уже 27 декабря доложил «наверх» об окончании выселения. Станица опустела, лишь голодные собаки выли здесь по ночам, да бродили не кормленые и не доеные коровы.
Согласно спецсообщения Секретно-политического отдела Северо-Кавказского ОГПУ от 29 декабря 1932 г. в декабре 1932 г. из станицы Полтавской было выселено 2503 семьи, в том числе:
173 семьи середняков
364 семьи крепких середняков
286 семей бывших кулаков
166 семей бедняков
460 семей других категорий
12563 - всего человек.
Вспоминает Вера Григорьевна Линская, бывшая жительница Полтавской:
- У моих родителей, Григория Григорьевича и Матрены Григорьевны, было семеро детей. Жили дружно. Рядом, на улице Шкиля, были подворья Евмена, Филиппа, Иосифа Линских - братьев отца. Нас выгнали на улицу, несмотря на то, что самая младшая, Нина, тяжело болела. Умерла она тут же, на улице, у своего дома, на руках матери. В тот же день нас отправили в ссылку. Чем оправдать такую жестокость, зачем это было и почему - эти вопросы для меня до сих пор остаются без ответа.
Вспоминает Тамара Андреевна Вакуленко, бывшая жительница ст.Полтавской:
- Многие годы я носила боль в душе, не смея высказать ее вслух. Писать об этом очень трудно. Подсознательный страх жив и сейчас... Когда мою семью назначили к выселению, что могла взять с собой в дорогу мать четверых детей? На станции посадили в вагон, повезли на Урал. Ехали долго. В Свердловске рассортировали, кого куда: в Серов, Надеждинск, Березники, Алапаевск. Мы попали в болота Верхотуринского района. Привезли в барак без окон и дверей. Сырость. Гнус заедал. Нас перебрасывали из болота в болото больше трех месяцев. А потом больше полугода на одном месте жить не давали. У местных жителей вырабатывалось презрение к «врагам народа», в нас могли плевать, бросать камнями...
После принятия постановления Центра и краевой власти о занесении станицы на "черную доску", а впоследствии и выселении ее населения 20 декабря 1932 г. Реввоенсоветом Союза за подписью зам. наркома обороны М.Н.Тухачевского была принята секретная директива за № 97299 о порядке вербовки, отбора и отправки красноармейцев в станицу Полтавскую [3]. О степени секретности этой директивы можно судить по имеющейся на ней надписи: "Подлежит возврату в секретариат ПУ РККА". Директива имела 12 пунктов. Основными требованиями при вербовке являлись добровольность, тщательный индивидуальный отбор, политическая преданность, дисциплинированность. При этом указывалось, что отбор должен проводиться из числа "добросовестных колхозников, хозяйства которых находятся на неудобных землях и в условиях малоземелья". Уроженцы Северного Кавказа и Украины вербовке не подлежали.
Вербовка шла из числа демобилизующихся красноармейцев 1908 г.р., а также из числа оставшихся на сверхсрочную службу. Кроме того, разрешалось вербовать из призыва 1931 года, т.е. 1909 г.р. с досрочным увольнением в долгосрочный отпуск. В составе завербованных должно было быть не менее 40% "тщательно проверенных" членов и кандидатов партии и 20% комсомольцев. Политорганам предписывалось разъяснять завербованным цель их переселения, а также "о передаче им в станице Полтавской всех земель, озимых посевов, строений, инвентаря и скота выселенных оттуда" (пункты 2-3). Ответственность за вербовку красноармейцев возлагалась на РВС округа, а также командиров и военкомов (помполитов) частей и соединений. В отборе красноармейцев должны были участвовать особые отделы, являющиеся представителями органов ОГПУ (пункт 4). Следует отметить тот факт, что основная масса демобилизованных в 1932 г. к декабрю уже была отпущена по домам. Из 313 тысяч подлежащих увольнению к 15 декабря 1932 г. осталось 63 тысячи человек, (лист 229). Причем по округам, намеченным для проведения вербовки, осталось незначительное количество красноармейцев. Так, по ЛВО было проведено почти 100%-ое увольнение, по ПРИВО - осталось около 150 человек, по БВО - около 1000 человек, по МВО - чуть более 4000 человек, наибольшее число красноармейцев оставалось в пограничных войсках - 20000 человек (лист 225). Возможно, это свидетельствует об оперативности принятых в Центре решений, а также о том, что военное командование не было заранее проинформировано о намечаемых Центром действиях.
Согласно директиве операция по вербовке и перевозке красноармейцев должна была быть завершена к 10 января 1933 г (пункт 5). Отправка завербованных должна была производиться по мере их накопления - отдельными партиями 35-40 человек и обязательно в сопровождении старшего командного и политического состава. Отправка семей завербованных красноармейцев поручалась райвоенкоматам совместно с ОГПУ. Завербованные красноармейцы обеспечивались обмундированием 1-го срока носки, продовольствием на весь путь следования с запасом на 7 суток (хлеб, консервы, чай, сахар). При этом все эти мероприятия, включая и отправку домашнего имущества, и детское питание в дороге, осуществлялись бесплатно (пункты 6-8). Вербовка и отправка осуществлялась без освещения в печати (пункт 12), завербованным также не полагалось говорить в пути следования, куда они направляются. На узловых станциях предписывалось организовать постоянное дежурство для поверки прохождения вагонов и организации необходимой помощи. Ход и результаты вербовки и перевозки освещались в периодических оперативных сводках, которые каждые 3 дня сообщались в Главное управление РККА (пункты 9, 11). Таковы были условия проведения этого специального правительственного задания. Нередко и в документах оно проходило под грифом "особое задание".
Число округов, по которым проводилась вербовка красноармейцев, было ограничено. Право выполнения правительственного задания было предоставлено пяти округам: Московскому, Ленинградскому, Белорусскому, Украинскому и Приволжскому. Кроме того, к осуществлению задания были привлечены и войска ОГПУ. Наряды по округам распределялись: МВО - 350, ЛВО -350, БВО - 350, УВО -250, ПриВО - 200, войска ОГПУ - IO5O чел. (лист 17). С завербованными красноармейцами проводилась соответствующая идеологическая работа. Так, например, были проведены беседы об экономике Северо-Кавказского края, и в частности станицы Полтавской, о роли казаков при царизме и советской власти, о политике партии в вопросах колхозного строительства. Наряду с этим организовывались посещения завербованными сельскохозяйственных музеев, театров, звукового кино (лист 61 об.). Кроме политического и культурного просвещения, завербованные красноармейцы получали и материальные преимущества - снабжались обмундированием, окладом за январь, плюс на дополнительные расходы по 100 руб., питанием на время пути следования. Все это преследовало одну цель - красноармейцы не должны были усомниться в правильности проведения политики коллективизации и борьбы с "кулацким саботажем".
Донесения политуправлений военных округов свидетельствуют о том, что общие настроения при вербовке красноармейцев были "на достойном идеологическом уровне" - в целом драться за социализм", (лист 218) Однако были и сомнения, и негативные высказывания. Так, например, отмечались случаи, когда подавались заявления с целью досрочного ухода из армии: "...осточертела эта служба - поедем и мы в колхоз", а далее приписка - из списков завербованных вычеркнут (лист 21). Среди начсостава можно было встретить такого рода разговоры: "Хитро делают - комсостав не берут, а ведь это отличный случай для демобилизации" (лист 60). В донесениях можно встретить и более негативную реакцию на данные события с оценкой самой политики партии: "Выселение - это аракчеевский прием, и линия партии не верна. Нужно классовое сотрудничество, а вы (т.е. политруки) без всякой критики, как буквоеды, выполняете все, что вам говорят". И другое мнение: "Вот дохозяйничались, теперь хоть военные поселения устраивай, ведь этот колхоз не зря из красноармейцев набирают - это вооруженный отряд, который все будет подавлять. Агитацией не поможешь, теперь силой давай. Я при удобном случае расскажу, что колхоз значит". Напротив этих приводимых высказываний имеется помета зам. нач. ПУ РККА: "Почему не арестован?" (лист 6).
Среди отложившихся в архиве документов политорганов сохранилось несколько уникальных источников, позволяющих узнать мнение завербованных не через призму фискальных и официальных органов, а через живое и непосредственное обращение к родным и близким. Это - письма приехавших в станицу, и написавших о своих впечатлениях домой или в свою часть. Автор одного письма красноармеец, пишет: "...Я попал туда, куда мечтал давно. Вот тут и есть, (как) мне кажется, самая настоящая жизнь... Если пожелаете работать и пить виноградное вино, то просим пожалуйста" (лист 46). А в другом письме (к брату в Осташков) пишет приехавший в станицу родственник завербованного: "Село такое, как наш город, даже еще больше. Земли столь много, что не охватишь и глазом, равно земля черная и никакого удобрения и навоза не требуется" (лист 47). Автор этого письма в восторге не только от полученной земли, но и от полученного хозяйства, о котором он не мог и мечтать в своем городишке: "Квартира хорошая, огород большой, очень хорошие сады. В избе у нас есть русская печь, топим дубовыми дровами... В нашем доме было оставлено 3 стола, койка деревянная, комод для белья, шкафчик для посуды, ... хорошая собака, кошка, скамеек 4 штуки - не такие, как у нас, а лучше много раз, а богов и икон так много, что печки топим" (лист 47). На приведенном письме (его копии) имеется резолюция зам. начальника политического управления РККА: "сохранить как материал для отчета в ЦК". Видимо, благодаря столь явным восторгам это свидетельство прошлого дошло не только до ЦК, но и до потомков.
Даже на примере этих двух приведенных писем можно составить представление о тех, кто ехал в станицу "строить бесклассовое социалистическое общество" (лист 12). Большинство едущих были малообеспеченные, неимущие, что предусматривалось условиями вербовки. В донесениях политуправления МВО отмечалось, что 75% едущих с 2-3-летним колхозным стажем, из которых значительная часть - бывшие организаторы колхозов, председатели и члены правлений колхозов, бригадиры, причем партийная прослойка составляла 59,1%, а комсомольская - 34,4% (лист 4-5). Мотивы, побудившие ехать в колхоз, указывались лишь два - 1) сознание политической целесообразности и необходимости и 2) экономические соображения. Последние подразумевали: малоземелье, неудобные земли, плохие постройки или отсутствие таковых. Вот несколько примеров настроений едущих в станицу красноармейцев: "Нам рассказали, что кулаки разложили колхозы... Мы будем зорко глядеть, там еще кое-где в дырках засели кулаки, всех повытравим". Или: "Мы знаем колхозную работу. До Красной Армии тоже в колхозе были. Знаем поганую работу кулака. Нас не возьмешь просто, мы кое-чему научились еще и в Красной Армии..." (лист 12). Переселение красноармейцев в станицу проводилось как "особое задание". Интересно, что выполнение его проходило, с одной стороны, в условиях повышенной секретности, а с другой - с элементами торжественности - на местах считали, что задание партии и правительства необходимо выполнять под звуки духового оркестра, который придавал особый настрой отъезжающим. Этот парадокс - повышенная секретность и торжественность ("излишняя торжественность при проводах эшелона привлекала внимание и постороннюю публику") - отмечается в одном из донесений как недочет работы политорганов (лист 12). А в другом донесении указывалось: "Отмечается сохранение секретности перевозки самими едущими, при общении с посторонними вопросы о станции назначения и о цели перевозки обходятся молчанием" (лист 87 об.).
Для воссоздания социального портрета завербованных не последнее место занимает география их местожительства до призыва в армию. Среди имеющихся документов ни списков завербованных, ни данных об их семьях не сохранилось, хотя известно, что таковые составлялись. Однако недостающие пробелы можно частично восполнить при привлечении сводок об отправке семей красноармейцев. Переселению семей красноармейцев уделялось большое внимание - только с приездом семьи можно было надеяться, что красноармеец будет крепко устраиваться и никуда не уедет. Переездом семей занимались местные органы военного ведомства и ОГПУ. В случае, если семья отказывалась ехать, а такие отказы были, с ними проводилась разъяснительная работа, как партийными, так и колхозными органами. Несмотря на проводимую работу, 139 семей все-таки остались на своих местах. Сводки о перевозке семей лаконичны, но они дают хотя бы общую характеристику завербованных красноармейцев по регионам их проживания до службы. Характеристика эта ограничивается лишь такими элементами: место формирования эшелона, число отправляемых вагонов, количество отправляемых семей. К примеру, в одной из сводок приводится такая информация: с территории ЛВО намечалось к отправке 150 семей, из Вятки - 78 (2 вагона), из Вологды - 26; с территории БВО - из Брянска 49 семей; с территории ПриВО - к отправке 218 семей: Казань и Пенза - по 2 вагона, Сызрань - 4, Свердловск - 5, Балашов - 6. В МВО пунктами формирования эшелонов были Глазгов, Горький, Белгород, Валуйки, Становой и др. По МВО количество перевозимых семей завербованных достигало цифры 380 (лист 31). Формировались также эшелоны в Саратове, Смоленске, Бологом (листы 21, 25). В одном из донесений политуправления МВО говорилось, что большинство завербованных - выходцы из Центрально-Черноземного района, Московской и Уральской областей с семейным положением два и более членов семейств (лист 9). В итоговой сводке Главного управления РККА от 9 февраля 1933 г. приводились следующие цифры перевозки семей завербованных: намечалось к перевозке 1016 семей, из них по округам: МВО - 377, ЛВО- 150, ПриВО - 225, БВО - 236, УВО - 28. На данное число в станицу Полтавскую прибыло 315, находилось в пути 420, отказалось 139 (лист 29). Семьям разрешалось везти с собой скот, продукты, зерно, картофель, домашнюю утварь. В дороге силами военной кооперации для красноармейцев было организовано бесплатное питание, а для семей на узловых станциях были организованы горячие обеды ("из 2-х блюд с мясным", "щи на мясном бульоне, шницель"), в ряде случаев по удешевленным ценам (на ст. Бологое - 35 коп., в Москве - 1 руб. 35 коп.), детям выдавалось: манный суп, манная каша с молоком на сливочном масле. Кроме того, на детей выдавалось: 1 кг конфет, 100 г масла животного, 1 кг печенья, 1 кг белого хлеба, 1 литр молока, (листы 29,87). Все эти гастрономические подробности, содержащиеся в отчетных материалах политорганов, - лишнее свидетельство тому, как продуманы были средства воздействия на вербовавшихся. В условиях уже начавшегося голода мясные щи или шницель, или сытная каша для ребенка становилась самыми вескими агитационными средствами. Переселение красноармейцев и их семей в станицу было завершено 25 февраля 1933 г. (лист 57).
Что представляла из себя станица после выселения местного населения, - крупицы этих бесценных на сегодняшний день сведений можно найти в сохранившихся материалах политорганов. В уже цитируемом письме завербованного красноармейца имеются такие строки: "Идешь по улице станицы - заборы и стены, все исписано лозунгами. Сейчас станицу никак не отличишь от 17-18 годов - аресты, ссылки, обыски. Это началось с того, что казачество, большинство зажиточное, из этой станицы во время революции было оплотом белозеленых банд и они, т.е. кулачье, взяли в свои лапы власть советов и партийную организацию, объявили хлебный бойкот Советской власти - все виды заготовок выполнены на 7%. Пшеница, которую сняли для того, чтобы не сдавать, сыпали в колодцы, зарывали в землю. В общем, полная контрреволюция. Вот партия нас послала как коммунистов для ликвидации и устранения этого саботажа. Мы за несколько дней нашли 475 ям с пшеницей, отобрали 1280 сабель, 50 пик, около 200 винтовок, 700 наганов и десятки ящиков патронов различных систем. За это станицу выслали на Соловки - 2250 семей, или 12500 чел., порядочное количество казаков уже расстреляли, и много подлежит расстрелу... Станица Полтавская на военном положении. Все делается по приказанию коменданта, без пропуска из станицы не выпускают, до 12 января хождение по улицам до 10 часов вечера, попавшие позднее 10 часов отправляются к коменданту (вообще красота - кто не понимает)" (лист 46).
К сожалению, в сохранившихся материалах не отражен ни численный, ни социальный состав выселенного местного населения станицы Полтавской, однако такие сведения имеются по другой станице - Медведовской, заселение которой красноармейцами началось в первых числах февраля 1933 г. Приведу эти цифры для более наглядного представления о социальном составе выселяемых жителей. Всего из станицы Медведовской было выселено 888 хозяйств или 4018 человек. Высланные по социальному составу представляли: кулаков 714, середняков 170, бедняков 4, по политическому прошлому: белых офицеров 2, палачей 17 (что за этим определением стоит, трудно сказать), белобандитов 60, родственников репрессированных 387, родственников белогвардейцев 100, репатриантов 8, карателей 30, имеющих родственников за границей 28, служивших у белых 256. Кроме того, органами ОГПУ из станицы было изъято с ноября 1932 по март 1933 -1013 чел., из них к высшей мере приговорены 125 (крайполиттройкой) и 33 (сессией крайсуда), остальные - в основном к 10 годам концлагерей. По социальному положению делились: кулаков 621, середняков 190, бедняков 15, служащих 33, интеллигентов 6, по политическому прошлому: белых офицеров 8, репатриантов 8, палачей 25, карателей 87, бандитов 142, имеющих родственников за границей 35, родственников репрессированных 283, служивших у белых 277 (лист 143).
Такие подробные сведения отсутствуют по Полтавской, но отдельные вкрапления столь важной для нас информации все же сохранились, хотя подчас и противоречивые. Они требуют дополнительного анализа и сопоставления, но, несмотря на это, приведем их. 22 декабря 1932 г. полномочным представительством ОГПУ Северо-Кавказского края была направлена в военное ведомство следующая информация: средняя урожайность станицы Полтавской - озимой пшеницы 12 центнеров с га, ячменя 15, кукурузы 15, овса 6-7 при возможном хорошем урожае соответственно 22-25, 22, 30-35, 10-12. В этой же информации указывалось количество жилых свободных построек около 2 тысяч, хозяйственных - 1550. (лист 224). Через несколько дней, 27 декабря, из Ростова-на-Дону в Наркомзем была направлена телеграмма (копия ее отложилась материалах Политуправления РККА), в которой сообщалось: в станице Полтавской - хозяйств 3581, из них колхозных 1158; населения 9016, из них в колхозах 4 384; посевной площади 14 990 га, в том числе в колхозах II 233; скота в колхозах -рабочих лошадей 1042, рабочих волов 389. (лист 93). И, наконец, третий источник с подобного рода информацией (доклад политуправления МВО по результатам выполнения задания). В нем указываются такие цифры населения станицы до выселения - 16 636 человек и 2954 хозяйства, после выселения - около 600 хозяйств (2 переселенческие коммуны и красные партизаны). Основные культуры - пшеница, ячмень, подсолнух (40%), кукуруза, рис, огородные культуры (15%), садоводство и виноградарство. Средняя урожайность пшеницы - 200 пудов с га. При этом указывалось, что площади фруктовых садов и огородов от 0,4 до 2 га. После выселения в домах оставалась вся мебель, скот, с/х инвентарь. Все это переходило к новым хозяевам, приехавшим организовывать новые колхозы и новую жизнь.
На первых порах в организации колхозов активно помогали армейские структуры. В станице была организована выездная редакция газеты "Красноармейская звезда" (органа партбюро полка, расположившаяся по адресу: ст. Полтавская, ул. Красная, 69). Среди материалов сохранилось девять номеров (№ 1-9) за январь 1933 г. Лозунги и заголовки передовиц говорят сами за себя: "В позорной станице создать большевистские урожайные колхозы" (№ 1), "Станицу Полтавскую переименовать в село Красноармейское" (№ 2), "До выборов станичного комитета осталось три дня" (№ 3), "Долой обезличку - бич коллективного хозяйства" (№ 5), "Каждому колхозу - стенгазету, бригаде - ильичевку" и пр. (листы 48-52, 54-56). Вместе с красноармейцами в станицу приезжали политработники и комсостав, которые помогали организовать работу на начальном этапе. Сотрудники политуправления РККА тоже приезжали в станицу. Некоторые части, отправляя добровольцев в Полтавскую, снабжали их не только дополнительными продуктами, но и столь необходимыми в разоренной станице предметами культпросветимущества: кинопередвижки, радиочемоданы, гармошки, пластинки, балалайки, мандолины, шашки, домино и, конечно же, литература, вплоть до чистой бумаги для написания писем (лист 4).
К весне 1933 г. в станице имелось уже 2300 красноармейских хозяйств, причем среди красноармейцев были и такие, которые "перетащили сюда" до 12 членов семей. Начальник политуправления СКВО С.Кожевников в апреле 1933 г., докладывая начальнику политуправления РККА Я.Б. Гамарнику о настроениях красноармейцев-переселенцев, на основании личных впечатлений отмечал, что работают они с подъемом и толково, "сумели поставить на ноги коня (до безобразия запущенного - "смертника")". И вывод: "Нужно сказать, что основная масса красноармейцев осела". Такое же "хозяйственное настроение" отмечалось им в отношении остальных членов семей: "Взрослые все в поле (мужчины главным образом ночуют там). Старики ходят с молотками и топорами и подбивают гвозди, чинят, приводят в порядок свое приусадебное хозяйство. Женщины, ребятишки по садам копошатся - подрезают сучья, окапывают деревья, очищают запущенные усадьбы. Это... говорит о том, что люди хотят закрепиться и жить "по-хозяйски" (листы 96-99). Приведу еще одно высказывание красноармейца-переселенца, взятое из письма его к военкому: "Чувствую, что в работе произошел большой перелом. Работал ведь я и до армии, но теперь появилась какая-то решительность, самоуверенность в начатое дело, в его победу и твердость, которой не хватало. Красная Армия на 100% ворочает человека" (лист 64).
Однако не все были подвержены столь сильному воздействию армии. Были и иные настроения среди переселенцев, особенно отмечались "остро нездоровые" настроения среди пограничников (видимо, по наряду ОГПУ). В одном из донесений за январь 1933 г. говорилось, что "13 человек уже отсюда отправлены, на очереди еще 15, но с этим не заканчивается". Против этих строк зам. начальника политуправления РККА написал: "Немедленно разыскать этих дезертиров и привлечь к ответственности" (лист 38). Дезертиры, не только косвенные, но и конкретные, были. К апрелю 1933 г. число дезертировавших из станицы доходило до 40, как уточнял нач. ПУ СКВО С.Кожевников в приводимой уже докладной записке, "главным образом за счет красноармейцев-пограничников". Около 150 человек насчитывалось косвенных дезертиров - тех, кто "написал своим семьям, чтобы те приезжали, в надежде, раз не приедет семья, значит, меня осенью отпустят". В большинстве это были красноармейцы из числа досрочно демобилизованных, но не имеющих пока прав "быть вольным гражданином" (до полного окончания срока службы).
Причины "возвращенческих" настроений красноармейцев вытекали в основном из трудностей быта - недостаточное питание, особенно летом. Глава семьи получал 800 граммов хлеба в день, а члены семьи 400, при этом практически отсутствовали крупы, жиры, не хватало овощей. Но были и другие причины, из-за которых люди решались на такой серьезный шаг, как дезертирство. Среди материалов политорганов сохранилось письмо одного из "дезертиров", оставленное им товарищам. Приведу его почти полностью, с сохранением стиля; видимо, при перепечатке (оно сохранилось в копии), а может быть, из-за волнения автора ключевое слово "не смогу" оказалось без приставки "не". Обращаясь к товарищам-красноармейцам, он писал: "Я решил вас покинуть из-за своей паскудной семьи, которая отказалась приехать ко мне в колхоз... на новую форму жизни. Но, дорогие товарищи, ввиду ихних престарелых годах и (не) смогу их бросить на произвол судьбы, т.к. они меня вырастили до совершенствующих годов. А самое главное, я не намерен бросить жену и малого ребенка, который еще нуждается в отцовском воспитании. Я решил вас покинуть, т.е. сделаться врагом социализма на сегодняшний день, еще раз повторяю, что только на сегодняшний день. А в дальнейшем, т.е. по приезду в свой колхоз, я тоже буду строителем социализма, так же, как и вы" (лист 53). Эта записка-письмо - своеобразное свидетельство протеста общечеловеческого начала у простого красноармейца на стремление властей превратить его в "винтик" своей политики. А использование грубого слова можно рассматривать как средство, прикрыть свою незащищенность против насилия.
"Отрицательные" настроения отмечались политорганами и среди приехавших женщин и стариков. В неоднократно цитируемой докладной записке С.Кожевникова говорилось о причинах этих настроений: "Люди с севера, из Белоруссии привыкли жить в деревянных избах, с деревянными полами, а тут мазанки и глинобитный пол. Поэтому грязно. Не знают, как заделать выбоины в полу. Хозяйки, так те "тоскуют" по русской печи. Не завели еще своего личного хозяйства - кур, корову ("живности нет"). Это не только "тоска" по "своему" куренку, по "своей" корове. Дело в том, что отсутствие всего этого отражается на питании, особенно детей... На этой почве у некоторых были целые семейные трагедии". Разводились - жена с ребятишками уезжала обратно, а сам оставался (два таких случая было)" (лист 98). Была и другая причина "отрицательных" настроений переселенцев - это взаимоотношения с местным населением. Несмотря на практически поголовное, особенно мужского население, выселение станиц, - "казачья часть" оставшейся в станице коммуны им. Фрунзе была "сильно разбавлена" - имелись случаи поджогов, побоев, воровства и грабежа со стороны местного коренного населения. "Боязнь казаков" особенно отмечалась среди стариков, которые говорили: "Как бы казаки не возвратились, и нам не попало" (лист 38). О степени "боязни" можно, видимо, судить по предложению, с которым С.Кожевников закончил свой доклад руководству ПУ РККА: "Народ требует, чтобы им выдали кое-какое оружие. Со своей стороны считаю, что оружие дать им нужно, и прошу Вашего разрешения выдать им кое-что из забракованного оружия для самообороны" (лист 99). Ответ на поставленный вопрос неизвестен. Среди материалов архивного дела, в котором собраны воедино материалы по заселению кубанских станиц красноармейцами в 1932-1933 гг., этого ответа нет. Но есть другой, который вытекает из данного предложения - уже в который раз подтверждается главный вывод истории: насилие всегда порождает новое насилие, оно никогда не остается без ответа.
Основной источник:
Участие Красной армии в заселении станицы Полтавской зимой 1932/1933 г.
http://www.slavakubani.ru/kkv/history/1920-1989-ussr/uchastie-krasnoy-armii-v-zaselenii-stanitsy-poltavskoy-zimoy-1932-1933-g/
Дополнительные:Помнить страшно, забывать нельзя
https://kubnews.ru/obshchestvo/2017/12/19/pomnit-strashno-zabyvat-nelzya/
Алексеенко И.И. Репрессии на Кубани и Северном Кавказе в 30-е годы XX века. Краснодар 1993.
https://rusist.info/book/5310635
Кропачев С. Большой террор на Кубани, Краснодар, 1993.
http://bolshoy-terror.blogspot.com/2015/
Российский государственный военный архив (РГВА), коллекция дел, дело 321.
Примечание. Все использованные материалы находятся в одном деле - РГВА, фонд 9, опись 36, дело 613. Поэтому в дальнейшем ссылки на номера листов будут даваться сразу же после цитирования, только с указанием. Данная директива - лист 80 и об.