Про сбор тряпок и того, кто сидит в пруду
Есть у меня одно наблюдение по поводу депрессивных состояний, которое может кому-то показаться крамольным. Оно о случаях, когда можно выбраться из них без медикаментозной поддержки, только с помощью гештальт-терапии.
Не раз и не два в моей практике бывало так, что приходит ко мне человек и говорит: «Не могу понять: все вроде хорошо, живи да радуйся, а я не могу. Прихожу домой, ложусь на диван и три часа смотрю в потолок. Или плачу весь день, если никуда идти не надо. И так уже несколько месяцев (полгода, год и т.д.)»
Понятное дело, в таких случаях в первую очередь мы выясняем клиническую, так сказать, картину: чем болел, к каким врачам обращался, что и как лечил, на чем сейчас сидит. И если ничего такого не обнаруживается, то мягко, но настойчиво я отправляю человека на консультацию к психиатру - хотя бы на всякий случай, особенно, если в речи проскальзывают намеки на суицидальные мысли. И уже с заключением психиатра и/или назначенным медикаментозным лечением мы продолжаем свою часть работы.
Однако во многих случаях человек оказывается психически вполне сохранен, и чаще, чем казалось бы, способен быстро (за те же несколько месяцев, а подчас и недель) вернуться в норму с помощью одной только терапии (в частности, гештальт-терапии, потому что я знаю и практикую только этот подход). Сейчас объясню, в чем тут может быть дело.
Как известно, та же депрессия может быть не только эндогенной и соматогенной (то есть, обусловленной физиологическими изменениями), но и психогенной (то есть, возникшей в результате негативного события, которое случилось в жизни человека). И в случае, когда депрессия имеет психогенную природу, своевременное обращение к психологу может остановить развитие негативного психического процесса до того, как подключится соматика.
Проще говоря, если у нас уже больше двух недель постоянно снижено настроение, мы испытываем вялость и апатию, нас все время тянет плакать и ничего не хочется, а мир лишен красок и запахов и воспринимается будто через толстый слой целлофановой пленки, и при этом наши анализы в норме, стоит поискать в своем недавнем прошлом событие, которое могло произвести на нас гораздо большее впечатление, чем мы думаем.
Засада заключается как раз в том, что в подобных случаях мы не связываем такое событие с последующим устойчивым снижением настроения. «Ну, подумаешь - было и было!» - говорим мы себе, - «Ну изменили мне, ну хомяк умер, ну с работы выгнали. Ну да, неприятно, но сколько можно об этом переживать, пора бы уже забыть и идти дальше».
Но кто-то глубоко внутри нас с этим не согласен. Он еще не отгоревал произошедшее, не оплакал до конца, не смирился с новым ходом вещей и не отпустил свою утрату. И ему очень нужно, крайне необходимо и жизненно важно все это доделать.
А при этом человек знает, что он сильный, умный и умеет «собраться из тряпки», и сидеть ныть ему некогда, незачем, да и просто стыдно, наконец. Поэтому он останавливает своего «того, кто сидит в пруду» и продолжает, сцепив зубы, собираться и трудиться.
Однако, чем больше мы себя останавливаем, тем больше нам нужно усилий для того, чтобы удержать «того, кто сидит в пруду», и все меньше у нас остается сил на что-то еще, пока они совсем не иссякнут. Ведь самая изматывающая и безнадежная борьба - это борьба с самим собой, потому что силы равны: и там, и там - я.
Когда мы осознаем, что «то самое событие» оставило в нашей душе след гораздо более глубокий, чем мы думали, мы разрешаем себе отреагировать на него так, как нам нужно, а не как нас учили, без обесценивания и самоосуждения. Внутренний критик отпускает горло «того, кто сидит в пруду» и дает ему право быть.
И тогда силы, которые раньше все без остатка уходили на то, чтобы держать его под водой, снова можно тратить на что-то гораздо более приятное и интересное, чем собирать тряпки. А тот, кто больше не сидит в пруду, получает возможность выдохнуть свое горе до конца и жить дальше.
Вы же помните, что все слезы рано или поздно заканчиваются?
Не раз и не два в моей практике бывало так, что приходит ко мне человек и говорит: «Не могу понять: все вроде хорошо, живи да радуйся, а я не могу. Прихожу домой, ложусь на диван и три часа смотрю в потолок. Или плачу весь день, если никуда идти не надо. И так уже несколько месяцев (полгода, год и т.д.)»
Понятное дело, в таких случаях в первую очередь мы выясняем клиническую, так сказать, картину: чем болел, к каким врачам обращался, что и как лечил, на чем сейчас сидит. И если ничего такого не обнаруживается, то мягко, но настойчиво я отправляю человека на консультацию к психиатру - хотя бы на всякий случай, особенно, если в речи проскальзывают намеки на суицидальные мысли. И уже с заключением психиатра и/или назначенным медикаментозным лечением мы продолжаем свою часть работы.
Однако во многих случаях человек оказывается психически вполне сохранен, и чаще, чем казалось бы, способен быстро (за те же несколько месяцев, а подчас и недель) вернуться в норму с помощью одной только терапии (в частности, гештальт-терапии, потому что я знаю и практикую только этот подход). Сейчас объясню, в чем тут может быть дело.
Как известно, та же депрессия может быть не только эндогенной и соматогенной (то есть, обусловленной физиологическими изменениями), но и психогенной (то есть, возникшей в результате негативного события, которое случилось в жизни человека). И в случае, когда депрессия имеет психогенную природу, своевременное обращение к психологу может остановить развитие негативного психического процесса до того, как подключится соматика.
Проще говоря, если у нас уже больше двух недель постоянно снижено настроение, мы испытываем вялость и апатию, нас все время тянет плакать и ничего не хочется, а мир лишен красок и запахов и воспринимается будто через толстый слой целлофановой пленки, и при этом наши анализы в норме, стоит поискать в своем недавнем прошлом событие, которое могло произвести на нас гораздо большее впечатление, чем мы думаем.
Засада заключается как раз в том, что в подобных случаях мы не связываем такое событие с последующим устойчивым снижением настроения. «Ну, подумаешь - было и было!» - говорим мы себе, - «Ну изменили мне, ну хомяк умер, ну с работы выгнали. Ну да, неприятно, но сколько можно об этом переживать, пора бы уже забыть и идти дальше».
Но кто-то глубоко внутри нас с этим не согласен. Он еще не отгоревал произошедшее, не оплакал до конца, не смирился с новым ходом вещей и не отпустил свою утрату. И ему очень нужно, крайне необходимо и жизненно важно все это доделать.
А при этом человек знает, что он сильный, умный и умеет «собраться из тряпки», и сидеть ныть ему некогда, незачем, да и просто стыдно, наконец. Поэтому он останавливает своего «того, кто сидит в пруду» и продолжает, сцепив зубы, собираться и трудиться.
Однако, чем больше мы себя останавливаем, тем больше нам нужно усилий для того, чтобы удержать «того, кто сидит в пруду», и все меньше у нас остается сил на что-то еще, пока они совсем не иссякнут. Ведь самая изматывающая и безнадежная борьба - это борьба с самим собой, потому что силы равны: и там, и там - я.
Когда мы осознаем, что «то самое событие» оставило в нашей душе след гораздо более глубокий, чем мы думали, мы разрешаем себе отреагировать на него так, как нам нужно, а не как нас учили, без обесценивания и самоосуждения. Внутренний критик отпускает горло «того, кто сидит в пруду» и дает ему право быть.
И тогда силы, которые раньше все без остатка уходили на то, чтобы держать его под водой, снова можно тратить на что-то гораздо более приятное и интересное, чем собирать тряпки. А тот, кто больше не сидит в пруду, получает возможность выдохнуть свое горе до конца и жить дальше.
Вы же помните, что все слезы рано или поздно заканчиваются?