Кривое зеркало
При всей огромной разнице между писателем и журналистом у них есть одно сходство. Это познание через слово.
Нам, чтобы разобраться в себе или мире, необходимо написать наши мысли. Только так до нас доходит их смысл. Только так мы видим причинно-следственные нити событий. Хотя школьные учителя и говорили нам составлять план, приступая к сочинению, мы знаем, что это невозможно. Слово само ведет нас от абзаца к абзацу. И мы не вольны навязывать ему свою дорогу.
Если Слово в настроении, на выходе обычно получается более-менее связный текст с прорисовывающейся логикой. В него даже хочется верить - не говорю уж про читателя, - но тебе самому. То, что выглядело заляпанной, брошенной творцом (криэйтером?), выцветшей картиной Кафки, вдруг преображается и приобретает неожиданно ярко обработанный HDR-смыслом формат.
Подвох таится как раз здесь. Благодаря Кортасару, Борхесу, Клюеву и другим мы знаем о несовершенстве слов. Но даже при их неидеальности обработку в HDR делают именно они. Именно они придают всему описываемому смысл.
И, читая, мы быстро забываем, что на деле это всё та же брошенная Кафкой картина.
Слова рисуются, играют в руках пишущего. Писатель и журналист легко поддаются их обаянию и плетут персидский ковёр смыслов. Но на жизнь это никак не влияет. Тут по-прежнему ничего из ничего не выходит. Она остается все такой же сероватой, непонятной, аритмичной, бессвязной, безучастной и явно перебирающей с проявлением эмоций.
Почти как у Оруэлла: всё написанное - ложь. Да и сказанное, если по правде, тоже. А значит, ни правды, ни лжи не существует. Глубина этого откровения способна сотрясти не один внутренний мир. Но, конечно, не наш.
Интересно в связи с этим вспомнить Ветхий Завет. Там вначале было Слово, и Слово это было Бог. И только потом Словесный Бог создал всё остальное. Этот сильнейший ход авторов один объясняет дальнейшее устройство земли: с одной стороны, такое неповторимо красивое, с другой - запутанное, затенённое и холодное.
Писатель и журналист не уподобляются ветхозаветному богу. Может быть, Слово и было нами, а мы - им. Но оно точно было не вначале - были мысли, им отражаемые. И понимаемые нами самими, только будучи облаченными в словесное одеяние. А значит: прикрывшие свою наготу и из-за этого исказившиеся до полной неузнаваемости. Мы пленники слов, не нашедшие выхода из собственной головы. Нам никогда не выбраться из этого Лабиринта.
Нам, чтобы разобраться в себе или мире, необходимо написать наши мысли. Только так до нас доходит их смысл. Только так мы видим причинно-следственные нити событий. Хотя школьные учителя и говорили нам составлять план, приступая к сочинению, мы знаем, что это невозможно. Слово само ведет нас от абзаца к абзацу. И мы не вольны навязывать ему свою дорогу.
Если Слово в настроении, на выходе обычно получается более-менее связный текст с прорисовывающейся логикой. В него даже хочется верить - не говорю уж про читателя, - но тебе самому. То, что выглядело заляпанной, брошенной творцом (криэйтером?), выцветшей картиной Кафки, вдруг преображается и приобретает неожиданно ярко обработанный HDR-смыслом формат.
Подвох таится как раз здесь. Благодаря Кортасару, Борхесу, Клюеву и другим мы знаем о несовершенстве слов. Но даже при их неидеальности обработку в HDR делают именно они. Именно они придают всему описываемому смысл.
И, читая, мы быстро забываем, что на деле это всё та же брошенная Кафкой картина.
Слова рисуются, играют в руках пишущего. Писатель и журналист легко поддаются их обаянию и плетут персидский ковёр смыслов. Но на жизнь это никак не влияет. Тут по-прежнему ничего из ничего не выходит. Она остается все такой же сероватой, непонятной, аритмичной, бессвязной, безучастной и явно перебирающей с проявлением эмоций.
Почти как у Оруэлла: всё написанное - ложь. Да и сказанное, если по правде, тоже. А значит, ни правды, ни лжи не существует. Глубина этого откровения способна сотрясти не один внутренний мир. Но, конечно, не наш.
Интересно в связи с этим вспомнить Ветхий Завет. Там вначале было Слово, и Слово это было Бог. И только потом Словесный Бог создал всё остальное. Этот сильнейший ход авторов один объясняет дальнейшее устройство земли: с одной стороны, такое неповторимо красивое, с другой - запутанное, затенённое и холодное.
Писатель и журналист не уподобляются ветхозаветному богу. Может быть, Слово и было нами, а мы - им. Но оно точно было не вначале - были мысли, им отражаемые. И понимаемые нами самими, только будучи облаченными в словесное одеяние. А значит: прикрывшие свою наготу и из-за этого исказившиеся до полной неузнаваемости. Мы пленники слов, не нашедшие выхода из собственной головы. Нам никогда не выбраться из этого Лабиринта.