Море без воды
Километры соли веют по ветру свои маковые головки. Шум волн доносится с небес, опуская шершавую пенную лапу могучим посохом ледяной глыбы. Туман. Качаюсь, не распечатывая кнопки прошлого, несусь по радуге смерти. Там ракушки, мирно любуясь камином, трутся нёбом о диванные ножки. Книжку спасает молчание мельниц, в совокуплении с помидорной закваской соленых огурчиков с Привоза. Хочу быть гусеницей, каплей росы, розовой туфелькой, завязкой на пуантах...
Дождь. Балкон свербит летний знахарь. Бордовый цвет стрелки пятнистой гиены манит по тропке солнечной выси. Сгущая краями небо, возмужав колониями полипов следую по мосту на северо-юг в сторону башен. Она была там, ненадолго кутаясь и щурясь, молчаливо гадала на сафьяновой крышке, лежащей на руке волосатой мухи. Неверная трактовка в пользу оглавления улиц. Ландан. Новый Иоорк. Шотландская клетка - никто ирландским башмакам. Сроднившись взглядами, взорами потаенных страхов, мурашки ровными рядами выстроились равными колышками морковных полосочек. Жись. Её жизнь. Синячком лечь на живот притаившись гематомой любви.
На зубах хрустит охра-рафинад с пляжа. Громогласное урчание моря и безголосые продавцы кукурузных зерен. Отчаянно слаб и мне до без волн. Шлем Александра Македонского спасает трещинки на ногах от головной боли. Целуюсь наедине с собой, целую самое себя. Холодный чай бредит керамической булочкой. Он не приспособлен к долгим стенаниям морских ежей. Голова держится на резине и мерно покачивается. Горки. Американские горки. Йахуууууууууу.
Зелёный, красный, белый, голубой. Коробочка стоит гривну 85. Мужчина: беги, беги!!! Ем эклеры с водяными знаками банка Украины, путающими кремовые сосцы на запястьях. Бури в штанах, падающие персики асфальтовых ковров. Пу-Та-Ни-Ца. С-Та-Ни-Ца. Комья в бреду из талька воробьиных тушек, журчат на стойке китайских шатров. Кэ. Най. О-де...
- Как спалось? Ты дрожал всю ночь...
- Жарко и душно было, - ответил рот.
- Я всю ночь был рядом, держал тебя за руку, но слишком далеко, чтобы сердцем коснуться твоей печени.
Боль. Труд. Боль.Не могу так... что-то странное не выстраивается палитрой жеманно-душевных кизиловых дрязг.
- Съешь её.
- Не могу. Поменялся вкус, - сказал рот.
- Выбрось.
- Не могу. Вкус...
- Таки шо, я вам теперь за лампочку должна, да? - с хитрым взглядом и твердым сердцем.
Фигурные козюльки морских сказок занимаются любовью на коврике в будке смотрителя, целуясь пальчиками ног уходящих в горизонт солнечной ряби, такой прекрасной долины моря без воды.
29/08/2010/ Одесса
Дождь. Балкон свербит летний знахарь. Бордовый цвет стрелки пятнистой гиены манит по тропке солнечной выси. Сгущая краями небо, возмужав колониями полипов следую по мосту на северо-юг в сторону башен. Она была там, ненадолго кутаясь и щурясь, молчаливо гадала на сафьяновой крышке, лежащей на руке волосатой мухи. Неверная трактовка в пользу оглавления улиц. Ландан. Новый Иоорк. Шотландская клетка - никто ирландским башмакам. Сроднившись взглядами, взорами потаенных страхов, мурашки ровными рядами выстроились равными колышками морковных полосочек. Жись. Её жизнь. Синячком лечь на живот притаившись гематомой любви.
На зубах хрустит охра-рафинад с пляжа. Громогласное урчание моря и безголосые продавцы кукурузных зерен. Отчаянно слаб и мне до без волн. Шлем Александра Македонского спасает трещинки на ногах от головной боли. Целуюсь наедине с собой, целую самое себя. Холодный чай бредит керамической булочкой. Он не приспособлен к долгим стенаниям морских ежей. Голова держится на резине и мерно покачивается. Горки. Американские горки. Йахуууууууууу.
Зелёный, красный, белый, голубой. Коробочка стоит гривну 85. Мужчина: беги, беги!!! Ем эклеры с водяными знаками банка Украины, путающими кремовые сосцы на запястьях. Бури в штанах, падающие персики асфальтовых ковров. Пу-Та-Ни-Ца. С-Та-Ни-Ца. Комья в бреду из талька воробьиных тушек, журчат на стойке китайских шатров. Кэ. Най. О-де...
- Как спалось? Ты дрожал всю ночь...
- Жарко и душно было, - ответил рот.
- Я всю ночь был рядом, держал тебя за руку, но слишком далеко, чтобы сердцем коснуться твоей печени.
Боль. Труд. Боль.Не могу так... что-то странное не выстраивается палитрой жеманно-душевных кизиловых дрязг.
- Съешь её.
- Не могу. Поменялся вкус, - сказал рот.
- Выбрось.
- Не могу. Вкус...
- Таки шо, я вам теперь за лампочку должна, да? - с хитрым взглядом и твердым сердцем.
Фигурные козюльки морских сказок занимаются любовью на коврике в будке смотрителя, целуясь пальчиками ног уходящих в горизонт солнечной ряби, такой прекрасной долины моря без воды.
29/08/2010/ Одесса