Мой португальский трамвай.
Когда тут, в почти итальянском городе, похожем на божество капель, лиц и зонтов по Ван Гогу, наступает осень, краски вот-вот загустеют, улицы истончатся и поднимутся выше, и вода покажет в туманной ряби уже вовсе не Петербург, а бегущий ручьями цветных мелков Лиссабон. Здесь столь же прохладно, и согреваться быстрей всего можно голосом, отыскивая в его нотах жгучий перец и кардамон, приходить в дом на улице, изогнувшейся бумерангом, взлетать на второй этаж и громко называть твое имя, показывая язык звонкам. Звук шагов, скрип двери, смятый шарф - чистые языки без акцента, вкус кофе прошлого часа звучит, как ноябрьский пожар, старые чертежи на полу - как рельсы от окон кухни к тихой станции мастерской. И я, как португальский трамвай, иду, стараясь попасть след в след, чтобы не сбить твоего дыхания, танцующего, как гейзер, на этих невидимых проводах.
А завтра ты пришлешь письмо из Камбоджи. Мифические дети на раскаленных камнях, крошечные старики и восковые огарки, тени капельниц на стенах госпиталя и круглая серая тень вокруг каждого тела. И я скажу «какая эксплуатация!» вместо того, чтобы шепнуть «как много в тебе тепла».
«Учти, в Исландии почти совсем нет деревьев!»
«Это же я первый хотел жить тут, эй!»
«Прекрасно, мы поселимся в километре друг от друга, как те норвежцы, ты помнишь?»
«Пойдем со мной на улицу, моя Большая Земля».
Твой снежный неровный Остров. Мои лампадные телеграммы.
Путешествие из той жизни, которой должен был жить, в ту, что живет тобой, сквозь тебя общается с каждым утром, а ты чувствуешь себя наблюдателем, несвободным, как хозяин, из дома которого двенадцатый год подряд не уходят гости. В ней - всегда Петербург и дважды по половине года - впервые за жизнь! - ни единой дороги.
Линия рельс трамваев под твоим окном становится все длиннее. Линия моих полетов - все хаотичнее. И единственная валюта, которую все мои призраки признают, - квитки билетов. И если билет в кармане, это значит, там, по ту сторону поезда или самолета, меня встретит еще одна «я» и еще один «ты», и эти «мы» - бесконечные капли в зеркале, и зеркало умещается на ладони, а ладонь подносишь к глазам, чтобы на миг стало темно, а потом еще раз наступило утро, и новый день, и другая земля, и все то же солнце.
А завтра ты пришлешь письмо из Камбоджи. Мифические дети на раскаленных камнях, крошечные старики и восковые огарки, тени капельниц на стенах госпиталя и круглая серая тень вокруг каждого тела. И я скажу «какая эксплуатация!» вместо того, чтобы шепнуть «как много в тебе тепла».
«Учти, в Исландии почти совсем нет деревьев!»
«Это же я первый хотел жить тут, эй!»
«Прекрасно, мы поселимся в километре друг от друга, как те норвежцы, ты помнишь?»
«Пойдем со мной на улицу, моя Большая Земля».
Твой снежный неровный Остров. Мои лампадные телеграммы.
Путешествие из той жизни, которой должен был жить, в ту, что живет тобой, сквозь тебя общается с каждым утром, а ты чувствуешь себя наблюдателем, несвободным, как хозяин, из дома которого двенадцатый год подряд не уходят гости. В ней - всегда Петербург и дважды по половине года - впервые за жизнь! - ни единой дороги.
Линия рельс трамваев под твоим окном становится все длиннее. Линия моих полетов - все хаотичнее. И единственная валюта, которую все мои призраки признают, - квитки билетов. И если билет в кармане, это значит, там, по ту сторону поезда или самолета, меня встретит еще одна «я» и еще один «ты», и эти «мы» - бесконечные капли в зеркале, и зеркало умещается на ладони, а ладонь подносишь к глазам, чтобы на миг стало темно, а потом еще раз наступило утро, и новый день, и другая земля, и все то же солнце.