Мартин Хайдеггер. О «Сикстинской Мадонне»
Вокруг этого образа собираются все не решенные еще вопросы об искусстве и художественном творении.
Слово «образ» означает здесь лишь одно: лик - то, что смотрит на нас, выступая в наглядность. Так понимаемый, «образ» не знает еще разделения на образ-окно и станковую картину. В одном-единственном случае «Сикстинской мадонны» различие того и другого не просто категориальное, но и историческое. Образ-окно и станковая картина - они образы по-разному, разными способами. Если «Сикстинская мадонна» стала станковой картиной и музейным экспонатом, то в этом обстоятельстве скрывается собственное протекание истории западного искусства со времен Ренессанса. Однако, возможно, что «Сикстинская мадонна» не была с самого начала и образом-окном. Она была, а это значит, и остается, хотя и в превращении, единственным в своем роде живописным образованием.
Теодор Хетцер, с которым я сидел на одной скамье во Фрейбургской гимназии и о котором сохраняю благоговейную память, так просветил нас относительно «Сикстинской мадонны», что любой может быть только благодарным ему за такую силу ума в созерцании этого образа. И все же одно его замечание меня обескураживает; он говорит, что «Сикстинская мадонна» «не привязана к одному храму и не требует, чтобы ее выставляли каким-то определенным образом». Это мысль в духе эстетики, эстетически это верно и все же далеко от подлинной истины. Где бы ни «выставляли» впредь этот образ, он там же всякий раз и лишается своего места. Ему отказано в том, чтобы он изначально разворачивал свою бытийственность, то есть сам определял такое свое место. Превращенный в своем существе художественного творения, образ блуждает на чужбине. Музейным же представлениям, которым присуща своя историческая необходимость, которые по-своему правомерны, такая чужбина вовсе неизвестна. Музейные представления все ровняют - все сводят к единообразию «выставленного». На выставке всему найдется место, но не все находит там свое место.
«Сикстинская мадонна» неотделима от церкви в Пьяченце - неотделима не в смысле антикварно-историческом, но по сущности своей как образ. По сущности этот образ всегда будет тянуть туда. Впрочем, я знаю, что не компетентен рассуждать об этом и не вооружен для того. Поэтому все последующие замечания - всего лишь умозрительны, спекулятивны. Впрочем speculari тоже значит созерцать, однако нечувственно.
Касательно образа-окна можно было бы спросить: что такое окно? Оконная рама ограничивает открытость просвета, чтобы, придавая границу, собрать открытое, дабы вышло на волю являющееся, светящееся. Окно впускает близящееся свечение и благодаря этому выглядывает вовнутрь идущего в свою наглядность.
Однако в одном-единственном случае - в совершении этого единственного в своем роде образа - образ является и светит не задним числом благодаря уже существующему окну, но сам же образ сначала образует такое окно, - потому-то он и не простой алтарный образ в привычном смысле. Это алтарный образ в гораздо более глубоком смысле.
Живопись по-своему длится. Однако любой образ всегда лишь внезапно входит в свое свечение, образ и есть не что иное, как внезапность свечения. Мария несет на своих руках младенца Иисуса так, что сама же она приносится - производится им в свое прибывание - всякий раз ее выход в наглядность производит то сокровенно таящееся, что присуще ее истоку.
И Мария, и младенец Иисус бытийствуют в приношении, а приношение это, совершаясь, собирается в созерцание, в смотрение, вовнутрь которого и поставлены они оба в своем бытийствовании, на основе которого они и обретают постоянство облика.
В этом образе совершается явление очеловечения Господня - совершается то самое превращение, которое на алтаре совершается как самое центральное событие литургии, как пресуществление.
Однако образ - не отображение и не символ святого таинства пресуществления. Образ - это явление-свечение того времени-пространства, которое есть то место, где совершается таинство пресуществления.
Такое место - это всегда алтарь одной из церквей. Эта церковь неотделима от этого образа, и наоборот. Единственному в своем роде совершению этого образа необходимо соответствует и единственность места - скромное, неприметное место в церкви, одной из многих. Эта церковь в свою очередь - а это значит, и всякая иная отдельная церковь в ее же роде, - все они взывают к единственному в своем роде образу, к единственному в своем роде окну такого образа: он, этот образ, основывает и завершает здание церкви.
Так образ образует место, на каком совершается раскрывающее сокрытие, αληθεια, - образ и бытийствует как такое раскрывание, распахивание. Способ, каким он раскрывает, - это и есть сокрывающееся явление Богочеловека. Истина образа - его красота. Но чувствую, что слова мои остаются лепетом - а этого мало.
(Перевод с немецкого А.В. Михайлова)
Слово «образ» означает здесь лишь одно: лик - то, что смотрит на нас, выступая в наглядность. Так понимаемый, «образ» не знает еще разделения на образ-окно и станковую картину. В одном-единственном случае «Сикстинской мадонны» различие того и другого не просто категориальное, но и историческое. Образ-окно и станковая картина - они образы по-разному, разными способами. Если «Сикстинская мадонна» стала станковой картиной и музейным экспонатом, то в этом обстоятельстве скрывается собственное протекание истории западного искусства со времен Ренессанса. Однако, возможно, что «Сикстинская мадонна» не была с самого начала и образом-окном. Она была, а это значит, и остается, хотя и в превращении, единственным в своем роде живописным образованием.
Теодор Хетцер, с которым я сидел на одной скамье во Фрейбургской гимназии и о котором сохраняю благоговейную память, так просветил нас относительно «Сикстинской мадонны», что любой может быть только благодарным ему за такую силу ума в созерцании этого образа. И все же одно его замечание меня обескураживает; он говорит, что «Сикстинская мадонна» «не привязана к одному храму и не требует, чтобы ее выставляли каким-то определенным образом». Это мысль в духе эстетики, эстетически это верно и все же далеко от подлинной истины. Где бы ни «выставляли» впредь этот образ, он там же всякий раз и лишается своего места. Ему отказано в том, чтобы он изначально разворачивал свою бытийственность, то есть сам определял такое свое место. Превращенный в своем существе художественного творения, образ блуждает на чужбине. Музейным же представлениям, которым присуща своя историческая необходимость, которые по-своему правомерны, такая чужбина вовсе неизвестна. Музейные представления все ровняют - все сводят к единообразию «выставленного». На выставке всему найдется место, но не все находит там свое место.
«Сикстинская мадонна» неотделима от церкви в Пьяченце - неотделима не в смысле антикварно-историческом, но по сущности своей как образ. По сущности этот образ всегда будет тянуть туда. Впрочем, я знаю, что не компетентен рассуждать об этом и не вооружен для того. Поэтому все последующие замечания - всего лишь умозрительны, спекулятивны. Впрочем speculari тоже значит созерцать, однако нечувственно.
Касательно образа-окна можно было бы спросить: что такое окно? Оконная рама ограничивает открытость просвета, чтобы, придавая границу, собрать открытое, дабы вышло на волю являющееся, светящееся. Окно впускает близящееся свечение и благодаря этому выглядывает вовнутрь идущего в свою наглядность.
Однако в одном-единственном случае - в совершении этого единственного в своем роде образа - образ является и светит не задним числом благодаря уже существующему окну, но сам же образ сначала образует такое окно, - потому-то он и не простой алтарный образ в привычном смысле. Это алтарный образ в гораздо более глубоком смысле.
Живопись по-своему длится. Однако любой образ всегда лишь внезапно входит в свое свечение, образ и есть не что иное, как внезапность свечения. Мария несет на своих руках младенца Иисуса так, что сама же она приносится - производится им в свое прибывание - всякий раз ее выход в наглядность производит то сокровенно таящееся, что присуще ее истоку.
И Мария, и младенец Иисус бытийствуют в приношении, а приношение это, совершаясь, собирается в созерцание, в смотрение, вовнутрь которого и поставлены они оба в своем бытийствовании, на основе которого они и обретают постоянство облика.
В этом образе совершается явление очеловечения Господня - совершается то самое превращение, которое на алтаре совершается как самое центральное событие литургии, как пресуществление.
Однако образ - не отображение и не символ святого таинства пресуществления. Образ - это явление-свечение того времени-пространства, которое есть то место, где совершается таинство пресуществления.
Такое место - это всегда алтарь одной из церквей. Эта церковь неотделима от этого образа, и наоборот. Единственному в своем роде совершению этого образа необходимо соответствует и единственность места - скромное, неприметное место в церкви, одной из многих. Эта церковь в свою очередь - а это значит, и всякая иная отдельная церковь в ее же роде, - все они взывают к единственному в своем роде образу, к единственному в своем роде окну такого образа: он, этот образ, основывает и завершает здание церкви.
Так образ образует место, на каком совершается раскрывающее сокрытие, αληθεια, - образ и бытийствует как такое раскрывание, распахивание. Способ, каким он раскрывает, - это и есть сокрывающееся явление Богочеловека. Истина образа - его красота. Но чувствую, что слова мои остаются лепетом - а этого мало.
(Перевод с немецкого А.В. Михайлова)