«а княгиня рыжих в печали, у нее война за плечами…» (с)
Или отчет с Лесной Истории.
Не прошло и двух тысячелетий, ага.
***
Я - Аэглин, блик на водах Озера, шелест листвы вековых деревьев, песня Леса, что был черен и страшен.
Когда-то над моей головой сияло звездное небо веков, еще не знавших новых светил, небо, что смотрело сквозь сплетение черных ветвей сумрачного Нан-Эльмота, и серебрились, звенели звезды. И мой Лес отзывался им.
Я танцевала в звездном свете на полянах моего Леса, заросших высокой дурман-травой.
Я пела и ткала плащи, что скрывали носящего от чужих глаз.
А когда под своды темных деревьев являлись твари Черного - я зло смеялась и натягивала тетиву, и не промахивалась, и старалась не думать о том, кто мог быть среди них.
Я - Аэглин, ветер, что треплет стяги на высоких белых башнях, веселый шум бурной реки за окнами, я - Аэглин, леди Острова.
Я вышиваю затейливый узор на рубашке - жемчуг, ракушки да искрящийся бисер, серебряный и синий, да серые туманные нити, да пляшущая по ткани иголка…Я убаюкиваю наших детей, золото мое, я пою над колыбелью, я - больше не пение тетив, не полет стрелы, не блеск клинка, я - мир и покой.
..Я - Аэглин, последняя песня живого камня, серебро разбитого щита, Леди отныне мертвого Острова, тень среди теней. Надо мной пещерные своды Нарготронда, тайного города лэхинд, и я снова пою и плету чары над серебристой тканью будущего плаща.
..льется лунное вино,
шепчет вереск, спит дурман,
будет, будет полотно
- ветер, сумрак и туман…
..меркнет, меркнет звездный свет,
пляшут тени по углам.
Заплетайте, травы, след,
ночь, укрой от вражьих глаз…
А вокруг тишина и ночь, и, верно, бродяга-Тилион сейчас восходит над Бэлериандом, заливая серебром весь подлунный мир.
Спи, Город, пока тайна бережет твой спокойный сон.
***
Свадьба Ивэндэ и Эдрахиля, светлый и радостный вечер…Жених и невеста лучились солнечным счастьем, вспыхивали искры золотых колец, горели яркие свечи, да лилось в кубки темно-алое вино.
А после в главной зале Нарготронда было, как обычно, шумно и весело. Плясали по стенам тени, и казалось, что юные девы, застывшие на гобелене в вечном хороводе, вот-вот закружатся в танце, и вспыхнет звезда, отпущенная с ладоней Звездной Владычицы, и разлетятся искры из-под молота кузнеца, и закачаются под ветром цветы и травы…
Звонко смеялся юный Гэлдухир - весенний ручеек, бегущий по камням, и вторила ему сестра, быстрая и яркая - Лунаэвэн Ильверанта, радуга после дождя.
Сдержанно улыбался не по годам серьезный Ниэртар, пришедший с сыновьями Файнора из сурового Химлада, продуваемого всеми северными ветрами. Улыбался, глядя на Сариэль, ученицу дочери, гибкую травинку на зеленом лугу, и тихо хихикала Гаэрлинд, дева-летописец, переглядываясь с подругой.
Аэглин говорила с Гэлдухиром и Лунаэвэн про Дориат, рассказывала про Озеро и звезды над ним, про шепот леса, про мир, обретавший имена всему, что есть в нем….и по Черного всадника на черном коне, и про Белого Всадника, и про тех, кто навсегда затерялся в тенях и сумраке в окрестностях Озера.
Ниэртар-лошадник все расспрашивал Аэглин про Нахара, коня Белого Всадника - а какой он, а правда ли копытами искры высекает, а какая у него грива, а вот бы посмотреть… и глаза у юного эльда светились ясно и радостно.
Финдуилас сидела рядом, свернувшись, как котенок у очага, и тихо, задумчиво улыбалась, глядя в огонь.
А сыновья, как всегда, появились в Городе ненадолго - и опять на границу, в лесной сумрак и вечерний туман. Они всегда уходили - и всегда возвращались, иначе и быть не могло.
***
Между тем в Город прибыло гномье посольство - к Финдарато, которого они зовут королем Фелагундом. Наугрим, о которых так много рассказывал Эол, непревзойденные мастера, гордые и мудрые.
..Может быть, хотя бы им ведомо, отчего Аэглин иногда снится город в кольце гор, алое пятно на белоснежном платье - и бесконечное падение в бездну. Что это, откуда…и что же случилось с одним сумрачным эльда с глазами, ясными, будто звезды у Озера?
Они, жители подземных пещер, его друзья, должны знать.
- Я прошу прощения, почтенный, - Аэглин склонилась в поклоне перед гномом. - Могу ли я задать тебе один вопрос?
- Конечно, госпожа, - степенно ответил гном.
- Тебе ведь доводилось знать эльда именем Эол?
- Да, доводилось, - он говорил медленно, подбирая слова. - Он часто бывал у нас. Многому учился сам - и учил нас. Эол был мудр и искусен, как никто другой. Не знаю, ведомо ли тебе, госпожа, но в последнее время он приезжал к нам с сыном. Юноша носил имя, что на вашем языке значило - острый взор. И обликом он был похож более на тех эльфов, что пришли из-за моря. С ним я почти не говорил, госпожа, ибо был он молчалив и предпочитал слушать.
Острый взор…Маэглин…сын Эола, обликом схожий с лэхинд. Кто-то в этом мире сошел с ума.
- А что с ними сейчас, вам известно?
- Эол очень давно не появлялся у нас, и нам неведома его судьба, - гном пожал плечами.
- И вы не посылали к нему вестников? - Аэглин сцепила пальцы так, что побелели костяшки.
- Он всегда приходил к нам сам, и мы не считаем нужным тревожить его, - гном коротко поклонился. - Прости, госпожа, это все, что я знаю.
- Я благодарю тебя, - Аэглин поклонилась в ответ.
Значит, так.
Если наугрим давно не видели его…это означает только одно - дом в самом сердце Леса и впрямь пуст. Знать бы еще, как это могло случиться, но спросить некого.
Да и незачем уже, по большому счету.
Оставалось - вернуться в главную залу, к свету, огню, безмятежному смеху юных эльдар, снова говорить с ними о звездах, Озере и Всаднике на белом коне, и не думать, не думать о том, как дикий плющ обвивает тонкие колонны, как порог высокого дома зарастает густой травой, как окна смотрят слепыми глазами…Те, кто служил мастеру Эолу, ушли, они не могли остаться там - без него, и дом опустел навсегда.
Аэглин присела у камина, обняла дочь и замерла, глядя в огонь. Плясали языки пламени, алые и золотые, трещали поленья, рассыпались искры…
И тут пламя почернело - и взметнулись к непроглядному небу черные стены, забились на башнях темные полотнища стягов, и торжествующе взвыли волки, и рассмеялся тот, кто был отныне хозяином этой крепости.
Аэглин вздрогнула, и видение исчезло.
***
А утром из пограничной крепости принесли весть - Халмира и Ородлина там нет.
Где они - никто не знал.
Аэглин звала их по именам - но тишина была ей ответом.
Аэглин отчаянно протягивала руки в темноту, но пальцы наталкивались на глухую стену.
Где вы, Старший мой и Младший мой? Где искать вас? Не знаю. И никто не знает.
Платье золотого и алого шелка она, вздохнув, убрала подальше.
Коричневая котта, серая вышитая рубашка, волосы, закрученные в тяжелый узел на затылке, плащ, сотканный из теней и тумана - так легче. Так проще.
Я - снова пение тетивы, полет стрелы, лунный блик на острие меча. Я не знаю, что будет дальше, но что бы то ни было - я готова.
Что бы то ни было…
- Я не слышу их, мэльдэ, - Артарэсто отвел потемневшие глаза в сторону.
- Я тоже. Это означает… - начала Аэглин и замолчала, задохнувшись от осознания.
Холод и темнота. Вот и думай, что это - то ли высокие и гулкие залы Мандоса, то ли…Нет. Этого-не-может-быть.
Так и сказала - вслух.
- Этого не может быть, - и она стиснула пальцы до хруста. - Но вдруг…если…если они живы…и они - там, где мне их не дозваться, где они меня не услышат…
Я - Аэглин из Нан-Эльмота, я стану тенью среди теней, меня укроет седой туман равнины, я помню там каждую тропинку и каждый камень, я найду тех, кто мне дорог - даже там.
- Если тебя ведет фэй - иди, - Артарэсто пристально смотрел на нее. - Я не вправе мешать тебе.
- Мэльдо, пойми, я знаю нашу крепость как свои пять пальцев! - Аэглин мерила шагами комнату, раз-два-три-четыре, разворот, раз-два-три…- Она меня не защитит, я понимаю, скорее выдаст…Но я не могу ждать - здесь!
- И что ты сделаешь? - Артарэсто говорил очень ровно и, кажется, даже спокойно. - Я не могу тебя удерживать, но…
- Я не знаю, - Аэглин бессильно уронила руки. - Я даже не знаю, там ли они…Но если там - я найду их. Я что-нибудь придумаю, я….
- Крепость тебя сдаст. А Он - вспомнит, мэльдэ. Думаешь, Он забыл?
Она покачала головой - не думаю, мэльдо, не думаю. На память Он не жалуется. А камни Острова уже мертвы. Они не отзовутся.
- Я останусь, мэльдо. Пока - останусь.
Обнять плачущую дочь, прижать к себе крепко-крепко - и отправить заниматься делом.
И не плакать самой.
Нельзя.
Рука Ивэндэ мягко легла на плечо - ты не бойся, я с тобой.
И Аэглин рассказала ей обо всем. О тоске и тревоге, о ледяной тишине…Она говорила о многом - и наконец выдохнула, зло и горько:
- Надо было просить мою крепость об ином… Не защитить нас, а рухнуть! Чтоб Он не смог сотворить из нее каукарэльда…
- Ты с ума сошла, Аэглин? - Ивэндэ с тревогой глянула на нее. - Как ты можешь говорить такое? Он бы воздвиг на развалинах новую крепость, а вы все были б мертвы. Ты…ты даже думать о таком не смей, слышишь?
- Я постараюсь, - Аэглин прищурила глаза. - Постараюсь.
***
Пограничная крепость.
Целительская, девчонки-лекари - и раненые, раненые…
Кто вообще в этой крепости держится на ногах?..
Почти никто? Понятно.
Поднести к губам чашу с прохладной водой, осмотреть рану, наложить швы, перевязать - и к следующему.
Хвала Бэлайн, стрелы и клннки тварей Врага не отравлены.
И рядом, как всегда, Норлин…На-рэ-лин-дэ, аманэльдэ-целительница, кажущаяся слабой и хрупкой, но сколько же силы в этих тонких руках, сколько надежды в сердце...
Песня Огня, чистое и ясное пламя.
Как же спокойно рядом с тобой.
***
Вышивай суровой ниткой по живому, Аэглин, останавливай кровь, успокаивай, унимай боль, Аэглин, и не думай, не думай ни о чем, здесь ты нужнее…
Аэглин уходила из пограничной крепости очень редко. Лекари там были нужны всегда.
Здесь дни, похожие друг на друга, проходили быстро. Здесь было проще. Спокойнее. Яснее. Даже сны снились очень редко.
Но однажды сама явь показалась сном.
Когда от ворот донеслось:
- Некто, называющий себя Ородлином, сыном Ородрета, хочет видеть государя Финрода!..
Ородлин.
Сын Ородрета.
И колотилось сердце - жив, жив, жив, хвала Бэлайн, жив! Но из-за ворот не видно - то ли это и вправду он, то ли морок, обман, призрачная надежда…
Я узнаю тебя, Арталиндо, младший, свет мой и радость моя, только бы взглянуть на тебя.
Слева от Финдарато встал воин с обнаженным мечом, справа - Аэглин, стиснувшая рукоять кинжала так, что пальцы побелели.
- Говори, - негромко сказал Финдарато.
- Я принес тебе слово Саурона Гортхаура, - глухо отозвался Арталиндо. И начал говорить.
О, слово было весьма ожидаемым. Стоило ли ждать от Тху чего-то иного.
Финрод со своим народом должны оставить земли Фарота. В обмен на это Тху обещает отпустить всех пленников с Волчьего Острова. Всех. Без исключения.
Залог - жизнь Халмира.
И Арталиндо должен вернуться - туда. С ответом.
Аэглин замерла - как тетива натянутая - и все вглядывалась в того, кто стоял перед ней сейчас. Сын - или тварь, принявшая его облик? - говорил глухо, неверно, и смотрел в сторону, и она никак не могла поймать его взгляд.
- Почему ты отводишь глаза, Арталиндо? - голос Аэглин зазвенел ледяной сталью. - Посмотри на меня!
Я помню, как смотрят каукарэльдар. Я знаю.
И если твоими глазами на меня глянет стылая пустота - я ударю.
Он поднял голову, тяжело и медленно, и встретил ее взгляд.
А глаза были - живые. Смертельно уставшие, безнадежные…но живые.
- Арталиндо….- выдохнула Аэглин. И ее пальцы наконец-то перестали судорожно сжимать рукоять кинжала.
Потом она скажет - прости меня, милый, прости, радость моя, но каукарэльдар можно узнать лишь по глазам, они у них мертвые…
И сын отзовется эхом - понимаю, все понимаю.
Потом. Не сейчас.
Сейчас она устало молчала.
Один, младший, любимый более всех - здесь. А второй…не думать, не думать, не сей-час…
Только дождись меня, Старший мой.
Дождись - нас.
***
Нарготронд готовился к войне.
Осадные щиты, лестницы, таран…блеск мечей и копий, тусклые блики на щитах. И звучали песни, и плелись чары над клинками в кузне Искусного сына Файнора.
Это будет единственный удар - но удар такой силы, что стены Острова Оборотней не выдержат. Иначе нельзя. Второго такого не будет, мы не имеем права проиграть. Не имеем.
Ты не слышишь меня, Старший мой, но все же, все же - мы придем.
Мы придем за тобой.
***
Ты нас не слышишь - а вот мы тебя услышали.
Письмо, написанное такие знакомым, быстрым и рваным почерком, Аэглин еле удержала в дрожащих пальцах. Конечно, не слушать - тех, конечно, не вести с ними никаких переговоров, что еще ты мог написать, Старший, отважный и безрассудный, золотой огонь мой…
Все равно. Ты жив. Пока - ты жив.
- Бэлайн, - еле слышно шепчет Аэглин, - Бэлайн, услышьте меня сейчас, не оставляйте нас, помогите, вам же противно всякое зло, взгляните на нас в этот день, услышьте….
***
Саэрос, хмурый и неразговорчивый нандо, принес весть от короля Элу, и, ожидая ответа от Финрода, сам отвечал на вопросы эльдар Нарготронда, хоть и не очень охотно.
Аэглин не вслушивалась, пока не прозвучало одно знакомое имя.
- И мы потеряли Белега….
- Кого?! - Аэглин резко развернулась. - Кого?..
- Разве вы не знаете? - медленно спросил Саэрос. - Белег Тугой Лук мертв.
Как же это может быть…
Белег, чьи стрелы не знали промаха, Белег, надежный щит границ короля Элу…
Оказывается, и щиты могут ломаться.
Белег, Белег, Белег…
Черный и те, кто ему служат, ответят - и за это.
Не может быть иначе.
***
Под стены Острова Оборотней выйдут люди.
Выйдет войско Нарготронда.
Но придет ли государь Элу, встанет ли государь Элу рядом с сыновьями Файнора?
Аэглин надеялась. Но не знала.
Артарэсто оставался в Городе. Она уходила вместе с войском. Она - и Норлин.
- Будь осторожнее, - он обнял ее на прощание, глянул в глаза.
- Знаю, - отмахнулась она. - Я вернусь.
По крайней мере, постараюсь вернуться.
А между тем войско уходило, бесповоротно открывая тайну Города - и потому не имело права проиграть.
..Когда Аэглин прищурилась и разглядела вдалеке знакомые стяги, сердце заколотилось от безумной радости.
- Знамена Дориата! - выдохнула она. - Они пришли! Норлин, взгляни, они пришли!
Да. Пришли. И дориатрим, и с ними - стремительная и гордая Нэрвэн Артанис. И бесстрашные халадин Таурэнгарда.
Аэглин смотрела и верила - да, они победят. Они смогут.
И пока все было просто и знакомо.
Так, кто - лекарь, а кто - целитель? Понятно. Умеешь исцелять не только тела, но и души? Прекрасно. Нам это понадобится - там Тху. И кто знает, что еще. Встанем здесь. Смотрите вокруг внимательней.
И не думать. Не думать, Аэглин, не смей.
***
Человек шел неверно, будто на ощупь, шатаясь, только что ладонь перед собой не протягивая. Оборванный, безоружный, бездоспешный. И… какой-то потерянный. Такого здесь не хватало, вот здесь и сейчас, когда вот-вот со стен полетят стрелы.
- Кто ты? - Аэглин шагнула ему навстречу, заступая дорогу. - Зачем ты здесь?
- Я….кажется, я сбился с дороги, - человек говорил тихо и глухо. - Я ищу эльфов Нарготронда…
- Одного ты уже нашел, - Аэглин вскинула голову, внимательно глядя на пришельца. - Кто из эльдар Нарогарда нужен тебе?
- Более всех мне нужно видеть лорда Ородрета, госпожа, - отозвался тот.
- Его здесь нет, - она не отводила взгляд. - Я - Аэглин, его жена. Можешь - говори со мной. Не можешь или не хочешь - уходи. Еще немного, и здесь будет жарко.
Человек поднимает голову, смотрит на нее, а в темных-темных глазах плещется…боль? Жалость? Одно пополам с другим. Что ты сейчас расскажешь, адан, какая еще стрела ударит мне под сердце?
- Прости, госпожа, - он опустил глаза. - Я принес тебе горькую весть о твоем сыне. Я видел его на Острове Оборотней…
- Видел? - зашипела Аэглин. - А что ты сам делал там?
- Пять лет… - человек смотрел себе под ноги. - Я был там пять лет…в плену…понимаю, госпожа, ты мне не веришь…Тем, кто сумел сбежать оттуда, никогда не верят…
- Мой младший сын был там и вернулся! - сорвалась она. - Я. Тебе. Верю. Говори!
- Так это тоже был твой сын… - человек прищурился, глядя на последние лучи заходящего солнца. - Да, я помню. Он обещал Саурону вернуться, передав некое послание вашему королю. Залогом была жизнь того, кого называли - Халмир, сын Ородрета. Обещание было нарушено. Прости, госпожа, но ему был дан срок.
- Он же вернулся, - прошептала Аэглин. - Вернулся…сейчас…
- Срок вышел, госпожа, - адан покачал головой. - И твой старший сын мертв. Саурон отдал его волколакам. А потом…велел повесить на воротах то, что от него осталось.
Земля под ногами дрогнула и качнулась, темнеющее небо наклонилось близко-близко…и очень захотелось упасть в высокую болотную траву, упасть и более не подняться.
…затихает злорадный смех, смерти нет, как и боли - нет.
Опускается долгий сон - птицей белою на плечо.
Спи, мой маленький. Поутру к нам придет золотой рассвет -
Разогнать ледяную тьму да горящим своим мечом…
Кажется, человек говорил еще что-то. О том, что перед казнью Халмир просил его отыскать семью…сказать…что сказать…
…спи. Качаются над тобой, как фонарики, искры звезд,
Лунный серп в небесах плывет, как ладья по речной волне.
Я не плачу, о боль моя, у меня не осталось слез.
Спи, мой маленький, крепко спи.
Ты увидишь меня во сне…
Аэглин не плакала.
Она молча смотрела сухими глазами на черные стены мертвой крепости.
…спи, мой милый. Уходит боль, отступает холодный страх,
Я касаюсь твоей руки, и ладони мои теплы.
Спи, о радость моя, усни,
под плащом из болотных трав,
под туманами у реки, под завесой проклятой мглы...
А потом выпрямилась, взглянула на человека, прннесшего черную весть, и криво улыбнулась.
- Хорошо, что ты исполнил просьбу моего сына. А теперь - уходи. И пусть твоя дорога будет легка, благородный адан.
Она легко коснулась его руки, развернулась и пошла назад, к лекарям и целителям.
..с твоего высокого лба не стереть мне ни грязь, ни кровь,
Я пришла слишком поздно, сын, что еще я могу сказать.
Засыпай на моих руках, будто детство вернулось вновь.
Спи, мой маленький, крепко спи.
Закрываю
тебе
глаза…
Стало очень пусто, звонко и…никак.
И она спокойно смотрела на то, как мчались по равнине два всадника, как один приблизился, как осадил коня, как спрыгнул на землю…Ветер сбросил с головы капюшон, и упали на плечи косы чистого золота.
Финдуилас.
- Зачем ты здесь? - Аэглин коротко глянула на нее.
- Отец разрешил мне прийти, - дочь вскинула голову, будто ожидая…чего? Какая теперь - разница?
- Отец? - Аэглин уже смотрела сквозь, куда-то далеко, в темноту и дым. - Ему виднее. Оставайся. Лишние руки никогда не помешают.
А потом…наконец сшиблись два войска, и обрушился со стен ливень черных стрел, и запели луки дориатрим, и зазвенела сталь, и…
Раненых было много.
Резаная, рубленая, колотая…Не жжет? Хорошо. Значит, яда нет.
Переломы, не единой целой кости…Кто это был? Тролль? Понятно.
Выпьешь это - встанешь и сможешь драться. Упадешь - потом. Ясно? Не забудь.
Еще немного.
Немного - и мы сотрем с лица земли проклятый Остров Оборотней.
Но вдруг что-то случилось.
Мир вокруг вздрогнул и застонал, и с потемневших небес рухнула тяжелая, непроглядная завеса. И страх вернулся.
Эльдар держались. Люди - не могли.
И Финрода на руках вынесли с поля боя. Поединок. С Тху. Финдарато проиграл - и мы проиграли.
Темнота. Ледяная темнота отчаяния. Наползающий с болот туман, что-то шепчущие вслед травы. Случайная стрела. Раненая рука, пустяки, даже почти не больно. Или просто - не чувствуется. Все равно.
Опоздали. Не успели. Ни-че-го не выш-ло.
Лошади, встающие на дыбы, норовящие сбросить всадников. Иногда им это удавалось.
Отступаем.
Тьма позади, тьма - впереди, и ничего более.
Город встретил настороженной гулкой тишиной.
И все остальное тонуло в тумане, плыло и терялось, и было не понять - где явь, где сон, и вправду ли вокруг - стены целительской Нарготронда, и на самом ли деле Младший, свет, боль и радость, здесь, рядом.
Наверное, это и впрямь был сон.
Все, что было - после битвы под стенами Острова Оборотней, было и есть - просто сон.
Аэглин обнимала дочь и сына - и очень хотела, чтобы сон длился и длился.
Но потом он превратился в кошмар.
Потому что под низкими сводами прозвучало - человек именем Берен, сын Барахира, полюбил дочь государя Элу, и попросил у короля всего Бэлерианда ее руки, и государь Элу не отказал, но велел человеку принести Камень сыновей Файнора из короны Черного. И Берен согласился.
Страшный, очень страшный сон.
Но проснуться, увы, невозможно.
Как бы теперь этого не хотелось.
Я - Аэглин.
Мой государь безумен, мой народ сошел с ума вместе с ним, моего сына сожрала моя же собственная крепость.
..А меня убили под ее стенами.
***
В глаза плеснуло закатным заревом, стрела пропела, и стала - тьма.
..Ты здесь, ты рядом, ты держишь за руку и говоришь - не сходи с ума. И улыбаешься. Пляшут искорки в глазах…как будто бы - до войны. Я молча слушаю. Знаю - изредка убитым снятся цветные сны.
- Ты наша, наша, куда ты денешься, - шипит за окнами темнота, - тепло ль тебе, золотое деревце? Что смотришь в зеркало? Пусто там!..
Я - бледный призрак, не различить меня, прозрачны пальцы, беззвучен шаг, и я не знаю ни дат, ни чисел, и никак не вспомнится, как дышать.
Молчи, мой милый, молчанье - золото, не нужно мертвым - напрасных слов. Вот гаснут свечи, и тянет холодом, и тени скалятся из углов. Ждет не дождется кинжала острого кайма багряного рукава, меня убили под Волчьим Островом. А ты все думаешь, что - жива.
Туман белесый с болотных пустошей ползет в предутренней тишине, ложится - так тяжело и душно так…Трава сплетается, как венец, да извивается лентой траурной змея меж выстуженных камней.
Меня убили под Тол-ин-Гаурхот.
..Ну почему ты не веришь мне?
Не прошло и двух тысячелетий, ага.
***
Я - Аэглин, блик на водах Озера, шелест листвы вековых деревьев, песня Леса, что был черен и страшен.
Когда-то над моей головой сияло звездное небо веков, еще не знавших новых светил, небо, что смотрело сквозь сплетение черных ветвей сумрачного Нан-Эльмота, и серебрились, звенели звезды. И мой Лес отзывался им.
Я танцевала в звездном свете на полянах моего Леса, заросших высокой дурман-травой.
Я пела и ткала плащи, что скрывали носящего от чужих глаз.
А когда под своды темных деревьев являлись твари Черного - я зло смеялась и натягивала тетиву, и не промахивалась, и старалась не думать о том, кто мог быть среди них.
Я - Аэглин, ветер, что треплет стяги на высоких белых башнях, веселый шум бурной реки за окнами, я - Аэглин, леди Острова.
Я вышиваю затейливый узор на рубашке - жемчуг, ракушки да искрящийся бисер, серебряный и синий, да серые туманные нити, да пляшущая по ткани иголка…Я убаюкиваю наших детей, золото мое, я пою над колыбелью, я - больше не пение тетив, не полет стрелы, не блеск клинка, я - мир и покой.
..Я - Аэглин, последняя песня живого камня, серебро разбитого щита, Леди отныне мертвого Острова, тень среди теней. Надо мной пещерные своды Нарготронда, тайного города лэхинд, и я снова пою и плету чары над серебристой тканью будущего плаща.
..льется лунное вино,
шепчет вереск, спит дурман,
будет, будет полотно
- ветер, сумрак и туман…
..меркнет, меркнет звездный свет,
пляшут тени по углам.
Заплетайте, травы, след,
ночь, укрой от вражьих глаз…
А вокруг тишина и ночь, и, верно, бродяга-Тилион сейчас восходит над Бэлериандом, заливая серебром весь подлунный мир.
Спи, Город, пока тайна бережет твой спокойный сон.
***
Свадьба Ивэндэ и Эдрахиля, светлый и радостный вечер…Жених и невеста лучились солнечным счастьем, вспыхивали искры золотых колец, горели яркие свечи, да лилось в кубки темно-алое вино.
А после в главной зале Нарготронда было, как обычно, шумно и весело. Плясали по стенам тени, и казалось, что юные девы, застывшие на гобелене в вечном хороводе, вот-вот закружатся в танце, и вспыхнет звезда, отпущенная с ладоней Звездной Владычицы, и разлетятся искры из-под молота кузнеца, и закачаются под ветром цветы и травы…
Звонко смеялся юный Гэлдухир - весенний ручеек, бегущий по камням, и вторила ему сестра, быстрая и яркая - Лунаэвэн Ильверанта, радуга после дождя.
Сдержанно улыбался не по годам серьезный Ниэртар, пришедший с сыновьями Файнора из сурового Химлада, продуваемого всеми северными ветрами. Улыбался, глядя на Сариэль, ученицу дочери, гибкую травинку на зеленом лугу, и тихо хихикала Гаэрлинд, дева-летописец, переглядываясь с подругой.
Аэглин говорила с Гэлдухиром и Лунаэвэн про Дориат, рассказывала про Озеро и звезды над ним, про шепот леса, про мир, обретавший имена всему, что есть в нем….и по Черного всадника на черном коне, и про Белого Всадника, и про тех, кто навсегда затерялся в тенях и сумраке в окрестностях Озера.
Ниэртар-лошадник все расспрашивал Аэглин про Нахара, коня Белого Всадника - а какой он, а правда ли копытами искры высекает, а какая у него грива, а вот бы посмотреть… и глаза у юного эльда светились ясно и радостно.
Финдуилас сидела рядом, свернувшись, как котенок у очага, и тихо, задумчиво улыбалась, глядя в огонь.
А сыновья, как всегда, появились в Городе ненадолго - и опять на границу, в лесной сумрак и вечерний туман. Они всегда уходили - и всегда возвращались, иначе и быть не могло.
***
Между тем в Город прибыло гномье посольство - к Финдарато, которого они зовут королем Фелагундом. Наугрим, о которых так много рассказывал Эол, непревзойденные мастера, гордые и мудрые.
..Может быть, хотя бы им ведомо, отчего Аэглин иногда снится город в кольце гор, алое пятно на белоснежном платье - и бесконечное падение в бездну. Что это, откуда…и что же случилось с одним сумрачным эльда с глазами, ясными, будто звезды у Озера?
Они, жители подземных пещер, его друзья, должны знать.
- Я прошу прощения, почтенный, - Аэглин склонилась в поклоне перед гномом. - Могу ли я задать тебе один вопрос?
- Конечно, госпожа, - степенно ответил гном.
- Тебе ведь доводилось знать эльда именем Эол?
- Да, доводилось, - он говорил медленно, подбирая слова. - Он часто бывал у нас. Многому учился сам - и учил нас. Эол был мудр и искусен, как никто другой. Не знаю, ведомо ли тебе, госпожа, но в последнее время он приезжал к нам с сыном. Юноша носил имя, что на вашем языке значило - острый взор. И обликом он был похож более на тех эльфов, что пришли из-за моря. С ним я почти не говорил, госпожа, ибо был он молчалив и предпочитал слушать.
Острый взор…Маэглин…сын Эола, обликом схожий с лэхинд. Кто-то в этом мире сошел с ума.
- А что с ними сейчас, вам известно?
- Эол очень давно не появлялся у нас, и нам неведома его судьба, - гном пожал плечами.
- И вы не посылали к нему вестников? - Аэглин сцепила пальцы так, что побелели костяшки.
- Он всегда приходил к нам сам, и мы не считаем нужным тревожить его, - гном коротко поклонился. - Прости, госпожа, это все, что я знаю.
- Я благодарю тебя, - Аэглин поклонилась в ответ.
Значит, так.
Если наугрим давно не видели его…это означает только одно - дом в самом сердце Леса и впрямь пуст. Знать бы еще, как это могло случиться, но спросить некого.
Да и незачем уже, по большому счету.
Оставалось - вернуться в главную залу, к свету, огню, безмятежному смеху юных эльдар, снова говорить с ними о звездах, Озере и Всаднике на белом коне, и не думать, не думать о том, как дикий плющ обвивает тонкие колонны, как порог высокого дома зарастает густой травой, как окна смотрят слепыми глазами…Те, кто служил мастеру Эолу, ушли, они не могли остаться там - без него, и дом опустел навсегда.
Аэглин присела у камина, обняла дочь и замерла, глядя в огонь. Плясали языки пламени, алые и золотые, трещали поленья, рассыпались искры…
И тут пламя почернело - и взметнулись к непроглядному небу черные стены, забились на башнях темные полотнища стягов, и торжествующе взвыли волки, и рассмеялся тот, кто был отныне хозяином этой крепости.
Аэглин вздрогнула, и видение исчезло.
***
А утром из пограничной крепости принесли весть - Халмира и Ородлина там нет.
Где они - никто не знал.
Аэглин звала их по именам - но тишина была ей ответом.
Аэглин отчаянно протягивала руки в темноту, но пальцы наталкивались на глухую стену.
Где вы, Старший мой и Младший мой? Где искать вас? Не знаю. И никто не знает.
Платье золотого и алого шелка она, вздохнув, убрала подальше.
Коричневая котта, серая вышитая рубашка, волосы, закрученные в тяжелый узел на затылке, плащ, сотканный из теней и тумана - так легче. Так проще.
Я - снова пение тетивы, полет стрелы, лунный блик на острие меча. Я не знаю, что будет дальше, но что бы то ни было - я готова.
Что бы то ни было…
- Я не слышу их, мэльдэ, - Артарэсто отвел потемневшие глаза в сторону.
- Я тоже. Это означает… - начала Аэглин и замолчала, задохнувшись от осознания.
Холод и темнота. Вот и думай, что это - то ли высокие и гулкие залы Мандоса, то ли…Нет. Этого-не-может-быть.
Так и сказала - вслух.
- Этого не может быть, - и она стиснула пальцы до хруста. - Но вдруг…если…если они живы…и они - там, где мне их не дозваться, где они меня не услышат…
Я - Аэглин из Нан-Эльмота, я стану тенью среди теней, меня укроет седой туман равнины, я помню там каждую тропинку и каждый камень, я найду тех, кто мне дорог - даже там.
- Если тебя ведет фэй - иди, - Артарэсто пристально смотрел на нее. - Я не вправе мешать тебе.
- Мэльдо, пойми, я знаю нашу крепость как свои пять пальцев! - Аэглин мерила шагами комнату, раз-два-три-четыре, разворот, раз-два-три…- Она меня не защитит, я понимаю, скорее выдаст…Но я не могу ждать - здесь!
- И что ты сделаешь? - Артарэсто говорил очень ровно и, кажется, даже спокойно. - Я не могу тебя удерживать, но…
- Я не знаю, - Аэглин бессильно уронила руки. - Я даже не знаю, там ли они…Но если там - я найду их. Я что-нибудь придумаю, я….
- Крепость тебя сдаст. А Он - вспомнит, мэльдэ. Думаешь, Он забыл?
Она покачала головой - не думаю, мэльдо, не думаю. На память Он не жалуется. А камни Острова уже мертвы. Они не отзовутся.
- Я останусь, мэльдо. Пока - останусь.
Обнять плачущую дочь, прижать к себе крепко-крепко - и отправить заниматься делом.
И не плакать самой.
Нельзя.
Рука Ивэндэ мягко легла на плечо - ты не бойся, я с тобой.
И Аэглин рассказала ей обо всем. О тоске и тревоге, о ледяной тишине…Она говорила о многом - и наконец выдохнула, зло и горько:
- Надо было просить мою крепость об ином… Не защитить нас, а рухнуть! Чтоб Он не смог сотворить из нее каукарэльда…
- Ты с ума сошла, Аэглин? - Ивэндэ с тревогой глянула на нее. - Как ты можешь говорить такое? Он бы воздвиг на развалинах новую крепость, а вы все были б мертвы. Ты…ты даже думать о таком не смей, слышишь?
- Я постараюсь, - Аэглин прищурила глаза. - Постараюсь.
***
Пограничная крепость.
Целительская, девчонки-лекари - и раненые, раненые…
Кто вообще в этой крепости держится на ногах?..
Почти никто? Понятно.
Поднести к губам чашу с прохладной водой, осмотреть рану, наложить швы, перевязать - и к следующему.
Хвала Бэлайн, стрелы и клннки тварей Врага не отравлены.
И рядом, как всегда, Норлин…На-рэ-лин-дэ, аманэльдэ-целительница, кажущаяся слабой и хрупкой, но сколько же силы в этих тонких руках, сколько надежды в сердце...
Песня Огня, чистое и ясное пламя.
Как же спокойно рядом с тобой.
***
Вышивай суровой ниткой по живому, Аэглин, останавливай кровь, успокаивай, унимай боль, Аэглин, и не думай, не думай ни о чем, здесь ты нужнее…
Аэглин уходила из пограничной крепости очень редко. Лекари там были нужны всегда.
Здесь дни, похожие друг на друга, проходили быстро. Здесь было проще. Спокойнее. Яснее. Даже сны снились очень редко.
Но однажды сама явь показалась сном.
Когда от ворот донеслось:
- Некто, называющий себя Ородлином, сыном Ородрета, хочет видеть государя Финрода!..
Ородлин.
Сын Ородрета.
И колотилось сердце - жив, жив, жив, хвала Бэлайн, жив! Но из-за ворот не видно - то ли это и вправду он, то ли морок, обман, призрачная надежда…
Я узнаю тебя, Арталиндо, младший, свет мой и радость моя, только бы взглянуть на тебя.
Слева от Финдарато встал воин с обнаженным мечом, справа - Аэглин, стиснувшая рукоять кинжала так, что пальцы побелели.
- Говори, - негромко сказал Финдарато.
- Я принес тебе слово Саурона Гортхаура, - глухо отозвался Арталиндо. И начал говорить.
О, слово было весьма ожидаемым. Стоило ли ждать от Тху чего-то иного.
Финрод со своим народом должны оставить земли Фарота. В обмен на это Тху обещает отпустить всех пленников с Волчьего Острова. Всех. Без исключения.
Залог - жизнь Халмира.
И Арталиндо должен вернуться - туда. С ответом.
Аэглин замерла - как тетива натянутая - и все вглядывалась в того, кто стоял перед ней сейчас. Сын - или тварь, принявшая его облик? - говорил глухо, неверно, и смотрел в сторону, и она никак не могла поймать его взгляд.
- Почему ты отводишь глаза, Арталиндо? - голос Аэглин зазвенел ледяной сталью. - Посмотри на меня!
Я помню, как смотрят каукарэльдар. Я знаю.
И если твоими глазами на меня глянет стылая пустота - я ударю.
Он поднял голову, тяжело и медленно, и встретил ее взгляд.
А глаза были - живые. Смертельно уставшие, безнадежные…но живые.
- Арталиндо….- выдохнула Аэглин. И ее пальцы наконец-то перестали судорожно сжимать рукоять кинжала.
Потом она скажет - прости меня, милый, прости, радость моя, но каукарэльдар можно узнать лишь по глазам, они у них мертвые…
И сын отзовется эхом - понимаю, все понимаю.
Потом. Не сейчас.
Сейчас она устало молчала.
Один, младший, любимый более всех - здесь. А второй…не думать, не думать, не сей-час…
Только дождись меня, Старший мой.
Дождись - нас.
***
Нарготронд готовился к войне.
Осадные щиты, лестницы, таран…блеск мечей и копий, тусклые блики на щитах. И звучали песни, и плелись чары над клинками в кузне Искусного сына Файнора.
Это будет единственный удар - но удар такой силы, что стены Острова Оборотней не выдержат. Иначе нельзя. Второго такого не будет, мы не имеем права проиграть. Не имеем.
Ты не слышишь меня, Старший мой, но все же, все же - мы придем.
Мы придем за тобой.
***
Ты нас не слышишь - а вот мы тебя услышали.
Письмо, написанное такие знакомым, быстрым и рваным почерком, Аэглин еле удержала в дрожащих пальцах. Конечно, не слушать - тех, конечно, не вести с ними никаких переговоров, что еще ты мог написать, Старший, отважный и безрассудный, золотой огонь мой…
Все равно. Ты жив. Пока - ты жив.
- Бэлайн, - еле слышно шепчет Аэглин, - Бэлайн, услышьте меня сейчас, не оставляйте нас, помогите, вам же противно всякое зло, взгляните на нас в этот день, услышьте….
***
Саэрос, хмурый и неразговорчивый нандо, принес весть от короля Элу, и, ожидая ответа от Финрода, сам отвечал на вопросы эльдар Нарготронда, хоть и не очень охотно.
Аэглин не вслушивалась, пока не прозвучало одно знакомое имя.
- И мы потеряли Белега….
- Кого?! - Аэглин резко развернулась. - Кого?..
- Разве вы не знаете? - медленно спросил Саэрос. - Белег Тугой Лук мертв.
Как же это может быть…
Белег, чьи стрелы не знали промаха, Белег, надежный щит границ короля Элу…
Оказывается, и щиты могут ломаться.
Белег, Белег, Белег…
Черный и те, кто ему служат, ответят - и за это.
Не может быть иначе.
***
Под стены Острова Оборотней выйдут люди.
Выйдет войско Нарготронда.
Но придет ли государь Элу, встанет ли государь Элу рядом с сыновьями Файнора?
Аэглин надеялась. Но не знала.
Артарэсто оставался в Городе. Она уходила вместе с войском. Она - и Норлин.
- Будь осторожнее, - он обнял ее на прощание, глянул в глаза.
- Знаю, - отмахнулась она. - Я вернусь.
По крайней мере, постараюсь вернуться.
А между тем войско уходило, бесповоротно открывая тайну Города - и потому не имело права проиграть.
..Когда Аэглин прищурилась и разглядела вдалеке знакомые стяги, сердце заколотилось от безумной радости.
- Знамена Дориата! - выдохнула она. - Они пришли! Норлин, взгляни, они пришли!
Да. Пришли. И дориатрим, и с ними - стремительная и гордая Нэрвэн Артанис. И бесстрашные халадин Таурэнгарда.
Аэглин смотрела и верила - да, они победят. Они смогут.
И пока все было просто и знакомо.
Так, кто - лекарь, а кто - целитель? Понятно. Умеешь исцелять не только тела, но и души? Прекрасно. Нам это понадобится - там Тху. И кто знает, что еще. Встанем здесь. Смотрите вокруг внимательней.
И не думать. Не думать, Аэглин, не смей.
***
Человек шел неверно, будто на ощупь, шатаясь, только что ладонь перед собой не протягивая. Оборванный, безоружный, бездоспешный. И… какой-то потерянный. Такого здесь не хватало, вот здесь и сейчас, когда вот-вот со стен полетят стрелы.
- Кто ты? - Аэглин шагнула ему навстречу, заступая дорогу. - Зачем ты здесь?
- Я….кажется, я сбился с дороги, - человек говорил тихо и глухо. - Я ищу эльфов Нарготронда…
- Одного ты уже нашел, - Аэглин вскинула голову, внимательно глядя на пришельца. - Кто из эльдар Нарогарда нужен тебе?
- Более всех мне нужно видеть лорда Ородрета, госпожа, - отозвался тот.
- Его здесь нет, - она не отводила взгляд. - Я - Аэглин, его жена. Можешь - говори со мной. Не можешь или не хочешь - уходи. Еще немного, и здесь будет жарко.
Человек поднимает голову, смотрит на нее, а в темных-темных глазах плещется…боль? Жалость? Одно пополам с другим. Что ты сейчас расскажешь, адан, какая еще стрела ударит мне под сердце?
- Прости, госпожа, - он опустил глаза. - Я принес тебе горькую весть о твоем сыне. Я видел его на Острове Оборотней…
- Видел? - зашипела Аэглин. - А что ты сам делал там?
- Пять лет… - человек смотрел себе под ноги. - Я был там пять лет…в плену…понимаю, госпожа, ты мне не веришь…Тем, кто сумел сбежать оттуда, никогда не верят…
- Мой младший сын был там и вернулся! - сорвалась она. - Я. Тебе. Верю. Говори!
- Так это тоже был твой сын… - человек прищурился, глядя на последние лучи заходящего солнца. - Да, я помню. Он обещал Саурону вернуться, передав некое послание вашему королю. Залогом была жизнь того, кого называли - Халмир, сын Ородрета. Обещание было нарушено. Прости, госпожа, но ему был дан срок.
- Он же вернулся, - прошептала Аэглин. - Вернулся…сейчас…
- Срок вышел, госпожа, - адан покачал головой. - И твой старший сын мертв. Саурон отдал его волколакам. А потом…велел повесить на воротах то, что от него осталось.
Земля под ногами дрогнула и качнулась, темнеющее небо наклонилось близко-близко…и очень захотелось упасть в высокую болотную траву, упасть и более не подняться.
…затихает злорадный смех, смерти нет, как и боли - нет.
Опускается долгий сон - птицей белою на плечо.
Спи, мой маленький. Поутру к нам придет золотой рассвет -
Разогнать ледяную тьму да горящим своим мечом…
Кажется, человек говорил еще что-то. О том, что перед казнью Халмир просил его отыскать семью…сказать…что сказать…
…спи. Качаются над тобой, как фонарики, искры звезд,
Лунный серп в небесах плывет, как ладья по речной волне.
Я не плачу, о боль моя, у меня не осталось слез.
Спи, мой маленький, крепко спи.
Ты увидишь меня во сне…
Аэглин не плакала.
Она молча смотрела сухими глазами на черные стены мертвой крепости.
…спи, мой милый. Уходит боль, отступает холодный страх,
Я касаюсь твоей руки, и ладони мои теплы.
Спи, о радость моя, усни,
под плащом из болотных трав,
под туманами у реки, под завесой проклятой мглы...
А потом выпрямилась, взглянула на человека, прннесшего черную весть, и криво улыбнулась.
- Хорошо, что ты исполнил просьбу моего сына. А теперь - уходи. И пусть твоя дорога будет легка, благородный адан.
Она легко коснулась его руки, развернулась и пошла назад, к лекарям и целителям.
..с твоего высокого лба не стереть мне ни грязь, ни кровь,
Я пришла слишком поздно, сын, что еще я могу сказать.
Засыпай на моих руках, будто детство вернулось вновь.
Спи, мой маленький, крепко спи.
Закрываю
тебе
глаза…
Стало очень пусто, звонко и…никак.
И она спокойно смотрела на то, как мчались по равнине два всадника, как один приблизился, как осадил коня, как спрыгнул на землю…Ветер сбросил с головы капюшон, и упали на плечи косы чистого золота.
Финдуилас.
- Зачем ты здесь? - Аэглин коротко глянула на нее.
- Отец разрешил мне прийти, - дочь вскинула голову, будто ожидая…чего? Какая теперь - разница?
- Отец? - Аэглин уже смотрела сквозь, куда-то далеко, в темноту и дым. - Ему виднее. Оставайся. Лишние руки никогда не помешают.
А потом…наконец сшиблись два войска, и обрушился со стен ливень черных стрел, и запели луки дориатрим, и зазвенела сталь, и…
Раненых было много.
Резаная, рубленая, колотая…Не жжет? Хорошо. Значит, яда нет.
Переломы, не единой целой кости…Кто это был? Тролль? Понятно.
Выпьешь это - встанешь и сможешь драться. Упадешь - потом. Ясно? Не забудь.
Еще немного.
Немного - и мы сотрем с лица земли проклятый Остров Оборотней.
Но вдруг что-то случилось.
Мир вокруг вздрогнул и застонал, и с потемневших небес рухнула тяжелая, непроглядная завеса. И страх вернулся.
Эльдар держались. Люди - не могли.
И Финрода на руках вынесли с поля боя. Поединок. С Тху. Финдарато проиграл - и мы проиграли.
Темнота. Ледяная темнота отчаяния. Наползающий с болот туман, что-то шепчущие вслед травы. Случайная стрела. Раненая рука, пустяки, даже почти не больно. Или просто - не чувствуется. Все равно.
Опоздали. Не успели. Ни-че-го не выш-ло.
Лошади, встающие на дыбы, норовящие сбросить всадников. Иногда им это удавалось.
Отступаем.
Тьма позади, тьма - впереди, и ничего более.
Город встретил настороженной гулкой тишиной.
И все остальное тонуло в тумане, плыло и терялось, и было не понять - где явь, где сон, и вправду ли вокруг - стены целительской Нарготронда, и на самом ли деле Младший, свет, боль и радость, здесь, рядом.
Наверное, это и впрямь был сон.
Все, что было - после битвы под стенами Острова Оборотней, было и есть - просто сон.
Аэглин обнимала дочь и сына - и очень хотела, чтобы сон длился и длился.
Но потом он превратился в кошмар.
Потому что под низкими сводами прозвучало - человек именем Берен, сын Барахира, полюбил дочь государя Элу, и попросил у короля всего Бэлерианда ее руки, и государь Элу не отказал, но велел человеку принести Камень сыновей Файнора из короны Черного. И Берен согласился.
Страшный, очень страшный сон.
Но проснуться, увы, невозможно.
Как бы теперь этого не хотелось.
Я - Аэглин.
Мой государь безумен, мой народ сошел с ума вместе с ним, моего сына сожрала моя же собственная крепость.
..А меня убили под ее стенами.
***
В глаза плеснуло закатным заревом, стрела пропела, и стала - тьма.
..Ты здесь, ты рядом, ты держишь за руку и говоришь - не сходи с ума. И улыбаешься. Пляшут искорки в глазах…как будто бы - до войны. Я молча слушаю. Знаю - изредка убитым снятся цветные сны.
- Ты наша, наша, куда ты денешься, - шипит за окнами темнота, - тепло ль тебе, золотое деревце? Что смотришь в зеркало? Пусто там!..
Я - бледный призрак, не различить меня, прозрачны пальцы, беззвучен шаг, и я не знаю ни дат, ни чисел, и никак не вспомнится, как дышать.
Молчи, мой милый, молчанье - золото, не нужно мертвым - напрасных слов. Вот гаснут свечи, и тянет холодом, и тени скалятся из углов. Ждет не дождется кинжала острого кайма багряного рукава, меня убили под Волчьим Островом. А ты все думаешь, что - жива.
Туман белесый с болотных пустошей ползет в предутренней тишине, ложится - так тяжело и душно так…Трава сплетается, как венец, да извивается лентой траурной змея меж выстуженных камней.
Меня убили под Тол-ин-Гаурхот.
..Ну почему ты не веришь мне?