(no subject)
У нее щекочуще-колючий смех, она неожиданно (из-под земли) появляется, и всегда исчезает уже под утро, но до того как я проснусь.
Ну и что. Пусть так.
Как же я все-таки ее люблю.
Пока не работаю, занялась всякими давно залежавшимися (заросшими мхом) делами, оформляла загранпаспорт. В ОВИРе очередь - прочитала четверть книжки. Фотографии, оказывается, нужны не цифровые, так что зря там проторчала (а как они умеют узнавать - цифровые или не цифровые?) Надо заново фотографироваться и заново идти. Наскоро перекусила в Чайной Ложке (всегда заказываю у них чайничек зеленого с цитрусами). Потом решила прогуляться - улицы полупустые, молчаливые. Но вот - слышу: хрусть (тихо-тихо). Под ногой чуть поднялся асфальт. Тьфу, совершенно стало невозможно по-человечески выбраться в город - так, чтобы без этого безобразия - и ведь каждый раз одинаково! Почти бегу - свернуть в какой-нибудь двор (как на зло все закрыты решетками, кодовыми замками) - за мной, под асфальтом - ползет в след - уже виден бугор, уже оставляет за собой трещины, выворачивает поребрики, все растет, растет. Открытая дверь во двор - скорее туда - вот-вот вскроется. Питерский колодец (классика). Останавливаюсь посередине. Шевелящаяся кочка - рядом - набухает, вздымается и чуть опадает, похрустывает. Похоже на нарыв (мерзко) кажется, сейчас выплюнет слизисто-скользкое. Треск (но никакого хлюпанья) - вздрагиваю, на секунду закрываю глаза (никогда так и не видела самого этого момента) - и вот, на груде камней и ломаных асфальтовых кусков, уже стоит Она. Как ни в чем не бывало. Ничуть не мокрая и не липкая (я почему-то каждый раз жду, что будет мокрая и липкая, хотя знаю, что не будет). Как всегда чертовски красивая - молочно-бледная кожа, тонкие черты, серые спокойные глаза, темно-русые волосы до пят. Милая моя, ну никак не объяснить ей, что здесь, в городе, нельзя так - внезапно, и потом стоять голой, только укрывшись (как шторами) волосами. Пальцами вычесывает их них застрявшие щебеночные камешки, хихикает, в уголках глаз - лучики-складочки. Всегда теперь в сумке с собой запасные шмотки для нее. С меня ростом, но как-то тоньше вся - одевается нехотя - ах, какие мягкие и белые у нее руки. Теперь будем до самой ночи ходить обнимаясь. Загляделась, улыбаюсь - ловит мой взгляд. Опять появляются лучики-складочки у глаз. А теперь смеется - и от ее смеха поднимается с земли и летит во все стороны песок, нет, не песок, мелко-мелко дробленое, весело поблескивающее на солнце стекло - и это очаровательно, завораживает, красиво и звонко, но еще царапает глаза, втыкается в слизистую носовых пазух (хочется чихнуть), скрипит на зубах и оставляет малюсенькие кровоточащие разрезы на языке.
Ну и что. Пусть так.
Как же я все-таки ее люблю.
Пока не работаю, занялась всякими давно залежавшимися (заросшими мхом) делами, оформляла загранпаспорт. В ОВИРе очередь - прочитала четверть книжки. Фотографии, оказывается, нужны не цифровые, так что зря там проторчала (а как они умеют узнавать - цифровые или не цифровые?) Надо заново фотографироваться и заново идти. Наскоро перекусила в Чайной Ложке (всегда заказываю у них чайничек зеленого с цитрусами). Потом решила прогуляться - улицы полупустые, молчаливые. Но вот - слышу: хрусть (тихо-тихо). Под ногой чуть поднялся асфальт. Тьфу, совершенно стало невозможно по-человечески выбраться в город - так, чтобы без этого безобразия - и ведь каждый раз одинаково! Почти бегу - свернуть в какой-нибудь двор (как на зло все закрыты решетками, кодовыми замками) - за мной, под асфальтом - ползет в след - уже виден бугор, уже оставляет за собой трещины, выворачивает поребрики, все растет, растет. Открытая дверь во двор - скорее туда - вот-вот вскроется. Питерский колодец (классика). Останавливаюсь посередине. Шевелящаяся кочка - рядом - набухает, вздымается и чуть опадает, похрустывает. Похоже на нарыв (мерзко) кажется, сейчас выплюнет слизисто-скользкое. Треск (но никакого хлюпанья) - вздрагиваю, на секунду закрываю глаза (никогда так и не видела самого этого момента) - и вот, на груде камней и ломаных асфальтовых кусков, уже стоит Она. Как ни в чем не бывало. Ничуть не мокрая и не липкая (я почему-то каждый раз жду, что будет мокрая и липкая, хотя знаю, что не будет). Как всегда чертовски красивая - молочно-бледная кожа, тонкие черты, серые спокойные глаза, темно-русые волосы до пят. Милая моя, ну никак не объяснить ей, что здесь, в городе, нельзя так - внезапно, и потом стоять голой, только укрывшись (как шторами) волосами. Пальцами вычесывает их них застрявшие щебеночные камешки, хихикает, в уголках глаз - лучики-складочки. Всегда теперь в сумке с собой запасные шмотки для нее. С меня ростом, но как-то тоньше вся - одевается нехотя - ах, какие мягкие и белые у нее руки. Теперь будем до самой ночи ходить обнимаясь. Загляделась, улыбаюсь - ловит мой взгляд. Опять появляются лучики-складочки у глаз. А теперь смеется - и от ее смеха поднимается с земли и летит во все стороны песок, нет, не песок, мелко-мелко дробленое, весело поблескивающее на солнце стекло - и это очаровательно, завораживает, красиво и звонко, но еще царапает глаза, втыкается в слизистую носовых пазух (хочется чихнуть), скрипит на зубах и оставляет малюсенькие кровоточащие разрезы на языке.