ПАЛЫЧ (продолжение)
Чехов как бизнесмен
"Его литературная карьера была исключительной по блеску и быстроте успеха. С молодых лет перед ним открываются самые видные журналы Петербурга и Москвы. Ему еще не было двадцати восьми лет, когда его первая пьеса „Иванов‟ была принята и с успехом поставлена в петербургском Александрийском театре, одном из двух первых по рангу русских театров. Тогда же он получает очень высоко ценившуюся академическую Пушкинскую премию. Старый писатель, второстепенный классик, Григорович приветствует его восторженным письмом. Несколько позднее он становится членом Императорской академии. Литературный заработок (никаких других средств у него не было) скоро дает ему возможность очень недурно жить, содержать родителей, ездить в Европу, совершить путешествие в Азию, купить имение, долго жить в Ницце. Затем издатель Маркс приобретает собрание его сочинений и платит ему чистых семьдесят пять тысяч рублей, то есть тридцать семь тысяч золотых долларов; если принять во внимание необыкновенную дешевизну жизни в России того времени, то это составляет примерно сто тысяч нынешних долларов или даже больше. Если и не в Соединенных Штатах, то в континентальной Европе тогда почти не было - да и теперь почти нет - писателей, которые проделали бы столь успешную карьеру. Какой, например, французский писатель мог бы попасть столь молодым человеком в Comédie Française, так рано стать членом Académie Française, продать собрание свои сочинений на условиях, хотя бы отдаленно напоминающих эти?"
Марк Алданов, "О Чехове"
«Господи, и чьим только не был он другом: и Маркса , и Короленки, и Максима Горького, и Щеглова , и Гнедича, и Елпатьевского , и актрис, и архиереев, и Батюшкова... Всем угодил - ласковое теля... И все это теперь об нем чирикает, вспоминает и плачет, а что же Чехов создал?.. Где у него хотя бы гаршинский палец ноги?.. Что он любил, кроме парного молока и мармелада? Нет... нет, надо быть справедливым... У него есть одна заслуга... Он показал силу нашей разговорной речи, как стихии чисто и даже строго литературной».
Иннокентий Анненский
Мне нужно 20 тысяч годового дохода, так как я уже не могу спать с женщиной, если она не в шелковой сорочке.
А. П. Чехов, из письма Суворину.
Дед Чехова был кулаком. Крепостным, но крепким. Выкупил себя и семью у прожившегося барина. Тот небось, пряча мятые ассигнации в карман халата, приговаривал: все бы так!
Отец Чехова был не без причуд, но с коммерческой жилкой. И прогорал, и процветал, но худо-бедно семью поднял немаленькую, пойдите по нынешним временам прокормите шестерых да выучите, да не просто выучите, а в гимназиях, потом в университетах. Что бы там ни писали дети, что бы ни сочиняли биографы А. П., но факты - вещь упрямая: Павел Егорович Чехов сделал еще шаг вперед по социальной лестнице. Едва ли не больший, чем его отец.
Антон Палыч, собственно, по мужской линии пошёл: он очень трезво оценивал шансы, всегда умел считать деньги, мыслил сугубо рационально и в материальном плане был если не самым успешным русским классиком, то в первой тройке точно. На первом месте, конечно, будет Некрасов, чья жизнь значительно интереснее творчества; на втором Толстой, но у него был неплохой стартовый капитал.
Кто-то скажет: Горький, Алексей Максимович. Но Горький, на которого буквально обрушили горы денег за то, что он в правильное время оказался в правильном месте, совершенно не умел этими деньгами распоряжаться, сорил как купчик подгулявший, в итоге вынужден был вернуться в страну советов, где его благополучно и вылечили. И даже знаменитые виллы на Капри наш тогдашний Рудольфыч арендовал. Они ему не принадлежали.
Не то Чехов. Как только у него появляются первые серьезные деньги, он вкладывает их в недвижимость - в имение под Москвой. Имение, понятно, было небольшое, одно название, а не имение, но все же с господским домом приличного метража, с камином, коврами, мебелью красного дерева, со всеми сопутствующими постройками, флигельками, кухоньками, церковками, конюшнями и так далее. Был даже парк и пруд, куда Антон Палыч выпустил мальков карпа, но по весне оказалось, что это не пруд, а выгребная яма, и мальки, увы, погибли. А вот если б выжили, как знать, не стал бы Антон Палыч фантастом.
Естественно, обладание недвижимостью не доставляет особенной радости, если наслаждаешься в одиночку или в узком семейном кругу. Отсюда известный парадокс: Чехов очень любил гостей, гости жили у него неделями, он уговаривал приехать погостить десятки людей лестью, угрозами и шантажом - при этом дико страдал от неделикатности, навязчивости, шуму, сбегал во флигелёк и там писал, писал, писал.
После того, как здоровье окончательно пошатнулось, Чехов стал рассматривать Ялту как место жительства и объект вложения средств. Первую землю он купил еще на стадии переговоров с Марксом за смешную сумму в тысячу рублей при реальной цене вчетверо больше. Затем прикупил "дачу" в Кучук-Кое за красивый вид (две тысячи), и еще некоторое время спустя - четырёхкомнатную «саклю» в бухте Гурзуфа, собственно, вместе с бухтой (три тысячи).
Строительство дома в Аутке обошлось в 25 тысяч рублей, то есть, в современных ценах, 150 миллионов рублей. Ну, плюс-минус.
Если у вас эти цифры вызывают сомнение, попробуйте построить в Ялте дом с надворными постройками, с мебелью и всем прочим, только землю купить не забудьте предварительно. Может, у вас получится уложиться в 150 миллионов. Хотя не факт.
Итого три объекта недвижимости в Ялте, имение в Мелихово - пришлось продать, но скорее по сентиментальным соображениям, - и в конце жизни Антон Палыч планировал еще домик в ближнем Подмосковье купить.
Золото, акции, антиквариат - все это его не интересовало, в отличие от того же Горького.
А вот земля, дом, сад, хозяйство - это надежно, это надолго. Так и Толстой говорил.
(Но Толстой бы на хозяйстве разорился со своими бизнес-проектами, его только чудовищные гонорары и спасали).
Вообще, если искать среди классиков кого-то близкого по духу Антону Палычу, то это Фет. Женился на деньгах (Чехов тоже пробовал, не получилось), вложился в хозяйство, пахал как проклятый, сделал хозяйство процветающим (ряд волшебных изменений, видимых с крыльца), продал за кругленькую сумму, купил на вырученные деньги настоящее дворянское имение и уже в нем жил как барин, то есть жуировал напропалую. Будьте как Фет. Недавний фет-фейк с белугой, красной икрой и непременной водкой, которую якобы пьет грустный автор, которому не досталось перепелов в вине, заставил искать подлинник, а в подлиннике написано:
«У меня есть потребность порядка. Дайте мне щей с говядиной, творогу со сливками, душистого кофею, и я не попрошу ничего более. Но чтобы это было хорошо. Кажется, на что проще? а как трудно этого добиться.
Я люблю, чтобы лошади, собаки, коровы, экипаж соответствовали своему названью. Легко ли это, да еще у нас в России, где никто не подумает, можно ли тонкой серебряной ложкой доставать крутую кашу из горшка, не прогнув ложки. Вот теперь я обнес парк оградой, а народ становится ногами на засов и лезет через палисадины. Поставили сторожа у ворот и поймали его с женой, готовых пройти в охраняемые вороты. С другой стороны: мы сердимся, зачем он выливает тут нечистую воду, а дали ли ему, куда ее выливать? В Европе, где чисто, все это прилажено и близко».
Ну чем не Чехов?
Самые интересные воспоминания о Чехове оставили люди, чьи фамилии нам ничего не говорят. Вот, например, редактор «Крымского курьера» Михаил Первухин, тоже переехавший в Ялту из-за чахотки. В России его царское правительство преследовало как бунтаря и смутьяна, спустя три года после смерти Чехова он свалил сперва в Германию, оттуда в Италию, боролся с большевиками, якшался с фашистами, написал роман про Пугачева-анпиратора в модном нынче жанре альтернативной истории, умер в Риме в нищете. Но здоровым.
Так вот он вспоминает, как Чехова пригласили на мозговой штурм по изданию журнала. Ежемесячного. В Ялте. Ну, ребята молодые, горячие. Чехов им предметно раскидал: журналы, тем более ежемесячные, дороги в издании, спросом не пользуются, общий тираж «толстяков» по России тысяч 50 на 150 миллионов населения, так что большее, чего можно добиться - оттянуть у существующих журналов по тысяче-полторы подписчиков, да своих создать… ну, допустим, пять тысяч. И то в Санкт-Петербурге, Москва не катит. И сразу иметь триста тысяч рублей капиталу на первые два года, чтобы была гарантия хотя бы выйти в ноль, и еще двести тысяч под подушкой на всякий случай.
«Поймите же, господа! Потребительницею журнала служит только наша интеллигенция. Народу журнал не нужен. А интеллигенция образует не только тонкий, но тончайший, местами даже невидимый слой на народной массе. Она сама не образует потребительской массы. Да сама эта интеллигенция - разве она читает?»
Надо издавать еженедельник, сказал Чехов стартаперам. Из свежих корреспонденций, никакого запаса материалов на полгода вперед. Только эксклюзив. Сенсациям посвящать весь номер целиком, а то и два, и три. А лучше газету издавать. Дешевую, без иллюстраций, информация вся сжата, простым языком, для простых людей. Вот на этом можно делать деньги.
Видно, что человек об этом много думал и много знает. Знает благодаря многолетнему общению с Сувориным.
Своего друга и покровителя Чехов тоже оценивал прежде всего с деловой точки зрения, как эффективного менеджера:
« - Кто поднял гонорар газетного работника? - говорил Чехов. - Кто первый стал давать русским писателям такую плату, при которой культурному человеку сделалось возможным целиком отдаться газетной работе? Это сделал именно Суворин. Вы скажете, что просто-напросто он применил правильный коммерческий расчет. Да. Пусть так. Но другие не хотели, да и сейчас не хотят применять этот «правильный расчет».
Кто первый стал обеспечивать своих сотрудников пенсиями? Суворин!
Кто по-человечески обставил своих типографских рабочих? Кто для типографского персонала создал отличную профессиональную школу, эмеритальную кассу и т. д.? - Суворин.
Кто из русских господ издателей, придя к убеждению, что данный начинающий писатель обещает со временем развернуться, - берет этого писателя к себе, любовно за ним ухаживает, бережет его, направляет его талант? Суворин.
Кто, наконец, из русских издателей способен, заранее зная, что данная книга пойдет туго, будет залеживаться десятилетиями, - все же издать такую книгу и затратить на издание многие десятки тысяч? Только Суворин!
У кого из этих русских издателей в душе живет жилка жажды творчества и кто занимается издательством не столько ради возможных выгод, сколько ради того, что этим создаются культурные ценности? Это - А. С. Суворин».
Надо понимать, что отношение к Суворину в толще незримой русской интеллигенции тогда было примерно такое же, как сегодня к Араму Габрелянову. Вы, конечно, скажете, что Суворин - совсем не Габрелянов. Ну так и тогдашняя фронда - не нынешняя. Все мельчает. Даже чахотка.
Если почитать Дональда Трампа (зачеркнуто) Рейфилда, уделявшего очень большое внимание бытовым подробностям, то окажется, что чахоткой болели практически все в окружении Чехова, братья, друзья, любовницы, случайные знакомые, враги, соседи по даче. А умерли от нее единицы. У нас, помнится, в курганской редакции был журналист Виктор Г., ранее редактор районной газеты, он еще и стихи писал, ходил вечно подшофе, но в мохеровом шарфе. Умер после новогодних возлияний. Патологоанатом возмущался при вскрытии: «Гнилостная пневмония - это же болезнь бомжей, бичей!» Типа, как можно в условиях современной медицины настолько себя запустить. Ну, Витя, понятно, пил. А что с Чеховым-то было? После совершенно свинской свадьбы с Книппер, на которую Чехов не стал никого приглашать, ни сестру любимую, ни маму дорогую, они с новобрачной ломанулись «пить кумыс» в Башкирии, попили недолго, не хватало комфорта, гостей, тиятру, кому больше не хватало - вопрос на самом деле не риторический. Но, в общем, оставаться не стали, и двинулся Антон Палыч дальше навстречу ранней смерти. Собственная двойственность его убивала.
Устаканим: ряд неправильных решений привел бизнес А.П. Чехова к краху. В частности, переезд в Ялту, знакомство с Горьким и женитьба на Книппер. Бизнесом А.П. Чехова был сам А.П. Чехов.
А вот решение продаться Марксу, которое якобы и свело Чехова в могилу, было одним из самых блестящих и продуманных, и надо сказать, что переговорщики Чехова довольно долго добивались сперва внимания Маркса, а потом как можно более высоких цифр в договоре. И добились! Благодаря тонкому и умному управлению самого А.П.
Для тех, кто в танке: Адольф Маркс (уже смешно) был немцем, но любил русскую литературу совсем как Рейфилд, то есть безумно. И был издателем. Первая книга, которую он издал в 1869 году на русском языке, называлась «Кумыс. Его физиологическое и терапевтическое действие», за авторством Э. Штальберга.
Чехов вполне мог ее читать.
А мог и не читать. Как врач, он, в общем-то, не мог не знать, что при туберкулезе лучшее лечение это хорошее питание, включающее в себя много жиров и белка, отсутствие стрессов, покой и свежий воздух. Туберкулез это не рак, его можно лечить и вылечить. Но в том-то и дело, что он себя чахоточным не признавал много лет, уверял Суворина, что кровью харкает из-за геморроя, старик не врач, старик поверил. Как шутил другой почти русский почти классик, «Что болит? - Голова. - А почему повязка на ноге? - Сползла».
Да, так вот о продаже прав Марксу.
С начала карьеры Антон Палыч шел от низшего к высшему, от миниатюр, которых постеснялся бы Гарик Бульдог Харламов, к тончайшим психологическим этюдам, от «Будильника», «Осколков» и «Стрекозы» к солидным изданиям с солидной репутацией, от Лейкина и Григоровича к Суворину, Горькому и Короленко, от проституток в Таганроге к артисткам императорских театров. Маркс был издателем «Нивы», иллюстрированного еженедельника с гигантским тиражом в 250 тысяч. «Нива» крыла всю остальную российскую периодику, толстую и тонкую, желтушную и охранительную, как бык овцу. Печататься в «Ниве» хотели все. Печататься в приложении к «Ниве» отдельным собранием сочинением - значило обеспечить себя на всю жизнь.
Начинал Маркс с давно умерших авторов, поскольку роялти платить не надо было, затем стал скупать авторские права у наследников, затем перешел уже и на современников. Конфидент и когдатошний одноклассник Чехова Сергеенко, совершенно по-женски в него влюбленный и звавший «Антошей» (Антоша его всячески третировал, конечно), впервые упомянул о возможной продаже прав на чеховские произведения, когда они с помощником Маркса Юлием Осиповичем Грюнбергом обсуждали недавнее приобретение прав на публикацию собрания сочинений Фета (опять эти совпадения). Права на Фета обошлись тысяч в 30. Страшно интересно, писал Чехов Сергеенке, сколько предложили бы мне.
Предложили в итоге 75. И твердый гонорар за будущие произведения, увеличивающийся на 200 рублей за печатный лист каждые пять лет.
Троллили оба бедного Маркса нещадно.
«Твоя фраза в телеграмме о том, что ты даешь слово не жить более 80-ти лет, была принята Марксом чистоганом и едва не расстроила сделку. Он вскочил из-за стола и, в волнении шагая по комнате, бормотал: fünf und zwanzig Jahre - Tausend fünf hundert… Dreißig Jahre - ein Tausend… etc. А тут еще, чёрт подал мне как-то проговориться, что писатель при благоприятных условиях может писать 30-50 листов в год. Он начинает считать в среднем 50 листов по 2000 р. за лист (через 40 лет) и с ужасом произносит: „Не-ет, это невозможно! Я должен оградить свой интерес“. Но впоследствии я узнал, что главная боязнь Маркса вытекала из чьих-то нашептываний, что в обычае русских писателей под конец своей деятельности сходить с ума и выпускать „Переписку с друзьями“ или переделывать „Евангелие“ в таком роде, что цензура может запретить не только поданное произведение, но и самого подавателя. А ты, пользуясь контрактом, можешь требовать от Маркса непременного напечатания твоих безумных произведений».
Про «нашептывания» не совсем понятно, поскольку права на издание полного собрания сочинений Гоголя (а это же очевидно он имеется в виду, хотя невольно предсказан и Булгаков) уже были приобретены Марксом за сумасшедшие 150 тысяч. Строго говоря, Чехова оценили как половину Гоголя или как целого Достоевского - но Гоголь и Достоевский уже ничего нового не написали бы, а Чехов благодаря кабальному для Маркса договору уже через три года получал тысячу рублей за печатный лист. И мог бы получать и дальше, и больше, кабы не умер. А вскоре вслед за ним скоропостижно скончался и затравленный Горьким и прочей публикой Маркс. Так им обоим и не удалось узнать, что же будет с Россией не то что через сто или двести, а и даже через десять лет. Так и не удалось Чехову разорить Маркса.
Удивительно то, что либеральная мысль состояла примерно в следующем: Маркс убил Чехова, потому что обокрал его, унизил, растоптал, заставил работать на себя за гроши. Горький и науськанные им деятели культуры в открытом письме незадолго до смерти Антона Палыча призывали Маркса разорвать контракт с Чеховым как несправедливый и кабальный.
(После чего Чехов бы ушел в горьковское «Знание», и Максимыч бы на нем зарабатывал бешеное бабло).
(Кстати, у Горького было три издательства, а поскольку деньги он получал в основном от Парвуса, то одно из них так и называлось «Парвус». Но потом переделали в «Парус», конечно).
Буквально в день похорон на Маркса обрушился и старик Суворин. Мол, бедный Чехов так мучился, что вынужден был писать для Маркса за гроши.
Маркс ответил в том духе, что сумма, конечно, ничтожная, но почему-то ни Суворин, ни кто другой на момент заключения сделки не предлагал дорогому покойнику и половины этих денег. И это правда, не предлагал.
«К сожалению, уплата этих 75 тысяч была рассрочена на три срока и Антон Павлович не почувствовал себя богатым» - писал брат Михаил в воспоминаниях. «Продажа была невыгодна уже одним тем, что Антон Павлович не сразу получил все деньги, а в рассрочку на несколько лет. Но с этим приходилось мириться, так как денег не было, а продолжать постройку было необходимо» - вторила сестра Мария.
Для понимания. 75 тысяч рублей тогда это 450 миллионов сейчас, выплачены эти деньги были полностью в течение трех лет, несмотря на несмелые попытки Чехова расторгнуть договор и уйти к Горькому. 150 миллионов рублей в год многим из нас помогли бы почувствовать себя богатыми - если бы, конечно, не надо было содержать многочисленную беспутную родню (а родня Антона Палыча была довольно-таки беспутной), свору любовниц, поклонниц, прихлебателей, такс и мангустов, поддерживать светский образ жизни и ездить к женщинам именно за ЭТИМ.
Добавим, однако же, что это были не единственные большие деньги в жизни Чехова, право на свои произведения он продавал и ранее неоднократно, то Сытину, то Лейкину, то Суворину, это не считая разовых гонораров, доходов с переизданий, доходов с пьес, которые он совершенно не случайно в контракт с Марксом не включил, подношений от поклонников типа Саввы Морозова, да и того же Суворина, который видел в Чехове друга, брата, сына, отдал бы ему, по выражению Розанова, и дом, и жену, если бы тот попросил, 11-летнюю дочь за него сватал. Суворин, думается, на Чехова спустил денег поболее, чем Маркс, ему это-то и обидно было, это-то и досадно. Ай, да ну и ладно.
Последние слова Чехова, как известно, были на немецком.