Критики о Галковском в советский период, часть 2
Продолжение благоприятных отзывов о galkovsky в советской периодике - начало Критики о Галковском в советский период, часть 1
Из сериала «бесконечный тупичок Галковского»
12
Претензии господина Галковского к поколению шестидесятников вообще очаровательны своей непосредственностью. Конечно, тут не без игры, не без провокации, не без попытки учинить скандальчик, дабы привлечь к себе внимание, не без преувеличения. Но это та игра и то преувеличение, с каким подвыпивший играет пьяного: только собрался выйти в свет, глядь, а там давно расположился светский Лев Александрович Аннинский. А мало того, что этот свет ему застит, так ещё и положенных Галковскому по тому же биологическому закону девочек-восьмидесятниц притягивает. Как тут не рвануть рубашку, то бишь китель на груди и не возопить: "Караул! Экспроприируют!" Но ведь иной, ощутив эту жгучую зависть, смолчал бы - из робости или из того, что не всякое же чувство нужно немедленно обнаружить и тем паче обнародовать. Тут господин Галковский показал смелость, потребную уже для того, чтобы в присутствии дам обнажить свой комплекс и всласть выписаться. И выиграл. Его пригласили в великосветский клуб, посадили на равных с тем, кому он так страстно и мучительно завидовал, и даже дали сказать свободное слово. Но господин Галковский и тут остался так же верен себе, как те большевики, под которых он косит своим прикидом: снова вытащил свой комплекс и оросил собравшихся живительной струёй своей поколенософии. Остаётся надеяться, что эта уринотерапия будет полезна.
(04.93, "Знание-сила", №4)
13
Утверждения <Галковского> с фактической стороны странны и нелепы, но как феномен мысли забавны. <...> Галковский целиком литературен. И, как все наши литераторы, не очень умён. Он выучился, как надо играть "от противного" - и всё дует в одну дуду. <...> Полемист в нём конечно сильнее мыслителя.
И в полемическом угаре он без конца врёт. <...> Вообще русскую культуру Галковский вроде бы знает, читал кое-что (понятно, отрывочно, чересполосно: об одних авторах совершенно неприличные подробности, о других - ни слова). Западную культуру он не знает, кажется вовсе. Во всяком случае, никаких следов её на страницах "Тупика" мы не обнаруживаем. Из западных философов он знает, кажется, одного Юнга, остальных понаслышке (да и Юнга, вероятно, понаслышке). В философии, конечно, ничего не понимает (считая себя, естественно, философом). (Некоторые пассажи данной статьи написаны "под галковского", так что прошу читателей не обращать внимания, если не всё в них точно.) "Деятельность по- русски носит элемент бредовости", - пишет Галковский, что он блестяще сам и доказал своим произведением. <...> Удивительно, как в нашей стране можно легко молоть "правильную", вполне "здоровую", но никому не нужную чепуху. Спорить при отсутствии собеседника, раздавать скороиспечённые оплеухи - веером, словно из пулемёта с тачанки <...> Галковский сам не сознаёт, насколько нечётко, несерьёзно и ребячески мыслит - в полном соответствии с советским духовным гештальтом. Это Коля Красоткин постсоветской философии, уже переболевший "Вехами". Тем он, собственно, и забавен. Жаль, что в последней статье он срывается на банальное околополитическое резонёрство. <...> Лет в шестнадцать Коле Красоткину положено увлечься Ницше. "Социальная проекция философии - интеллектуальное господство, холодное и беспощадное, не прощающее никогда и ничего", - распускает пары наш философ. Каин и Манфред. Хлоп об стол: вот мой мандат! Нужен, нужен такой мандат Галковскому, и он спешит выдать его себе сам. Ещё немного, и пойдёт старушек топором убивать.
Об этом мандате в "тупике" ни слова. И от его отсутствия леденит, как от большой дерзости: да как ты смеешь, да кто право дал?! Теперь Галковский разъяснил и извинился: оказывается, интеллектуально беспощадным он был из чувства долга. Утверждая такое, надо быть уж совсем неуязвимым, а то как бы не попасть в смешное положение. <...> от книги остаётся впечатление огромной пустоты, в которой поблескивают там и сям немногочисленные звёздочки, почти скрытые общей хаотической массой текста. Текста, губящего текст. Вроде как из любви к еде выбирается не гурманство, а обжорство. И вот чрезмерность губит удовольствие. Конечно, Галковский назвал бы это проявлением русского духа... И самодовольно заулыбался бы. А потом стал бы браниться. Опять проявление русского духа. И так бесконечно. Бесконечный тупик.
(13.05.93, "Независимая газета")
14
Галковский - вообще фигура уникальная. По сочетанию природной одарённости и какой-то старательно воспитанной разнузданности. За три-четыре года успел покусать всех, кто попался на глаза: шестидесятников, коммунистов, сталинистов, либералов, Окуджаву, Золотусского, Мамардашвили, Зиновьева... Осведомлённость редкостная, готовность памяти прекрасная, знаний - вагон: все тридцать лет сознательной жизни грыз книги, да и сейчас, похоже, не вылезает из библиотек. Но какая-то не "библиотечная" прямота выражений. А может именно библиотечная <...> Люди, представляющие себе облик Дмитрия Евгеньевича хотя бы по портретам, наверное, усомнятся, что он способен ударить человека прикладом. У него и на вивисекцию вряд ли достанет жестокости. Вот призывать, указать, подначить - это пожалуйста. <...> Галковский, несомненно, самый отчаянный из птенцов, вылупившихся в кожиновском гнезде (2) На всё готов. <...> допустим <что это> не игра. Страшная правда. Галковский выговаривает то, что не каждый идеолог "Памяти" решится сказать вслух, да и не додумается <...> Всё "опустить" и среди месива недожизни воздвигнуть Россию: форпост западной культуры. Что-то вроде Англии, возвышавшейся над грязным океаном. <...> Неохота мне быть "белым". Стыдно. Если азиатов начнут сгонять в газовые печи, - я азиат. <Без "полуазиатской полуевропейскости"> нет России. Есть что- то другое: белое, ослепительное, с отмытыми от крови прикладами и хорошо проваренными шприцами. Без нас.
(08.08.93, "Московские новости")
15
Я прочёл, возможно, все известные биографии Гитлера. И сам рылся в архивах. Никогда никого он не ударил не только прикладом, но и кулаком. <...> Избавь меня Боже сравнивать Галковского с Гитлером. Когда фильм с записью саркастической речи Гитлера в рейхстаге прокручивали на Нюрнбергском процессе, то (ожидавшие смерти) подсудимые снова ХОХОТАЛИ, как они хохотали в рейхстаге. Галковский же, возможно, не заставил ни разу в жизни улыбнуться даже свою жену, если таковая у него есть. Гитлер-гений зла, а Галковский - злобная бездарность (3), чья "природная одарённость" видится разве что Анненскому и редакторам тех российских журналов, которые печатают его галиматью потому, что журналы - толстые. Галковский - даже не Жириновский.<...> По своему дремучему провинциализму Галковский напоминает Чернышевского и других бездарных русских фурьеристов, нигилистов и марксистов прошлого. Но как истребитель человечества - он человек XX века, сталинист-нацист.
(08.09.93 "Вечерняя Москва")
16
Было бы бесполезно пытаться разъяснять <...> <Галковскому>, что талантливых хамов в культуре не бывает <...> Оскорбляя людей замечательных, можно впрямь обрести своеобразную значительность: остаться (если повезёт) в именном указателе к некой будущей монографии о каком-либо философе или поэте, каким-то боком попасть в историю не только давеча, но и надолго. Для этого весьма годен ставший очень ходовым - "проблемный" жанр, который можно обозначить как вселенская смазь. Два его признака. Во-первых, современный смельчак, который, надо разуметь, и десять, и двадцать лет тому назад был бы так же смел, но просто не успел показать себя за малолетством, - разоблачает и ставит на место, скажем, "интеллигенцию", или "либералов", или "диссидентов"... Притом именно чохом, именно со значительной мыслительной высоты, не опускающейся до уточнений и различений и вялой задумчивости. Но, во-вторых, очень хорошо и необходимо, когда к разоблачительным отвлечённостям, на их бреющем - без мыла и наголо - полёте добавляется несколько независимых плевков уже в конкретных лиц, на них нисколько не взирая. <Таковы статьи> Галковского, Лукьянова (4) и т.д.
(21.09.93, "Независимая газета")
17
Вообще эксплуатация стилизованности русских духовных ценностей может послужить дурным примером для "мыслящего" молодого поколения. Например, литературным курьёзом стали писания некоего Д.Галковского, выбегающего к читателю с оглядкой якобы на В.Розанова в чём мать родила, вернее - с компьютером в голове, нашпигованным механической "эрудицией", на потребу игры в собственную гениальность. Как во всём книжно-отвлечённом, нетворческом, здесь всё шиворот-навыворот и не без расчёта, когда "раздевание" какого-нибудь либерала-интеллигента Аверинцева "уравновешивается" патологически хулиганскими выходками против русского крестьянства крупных "деревенских" писателей.
(12.93, "Завтра", №4)
18
Можно задуматься о том, откуда в сознании Галковского возник этот оксюморон, почему "тупик" и почему "бесконечный". Рискну предположить, что не обошлось здесь без подсознания. "Бесконечный тупик" есть порождающее лоно "матушки", русской литературы и шире - русской жизни, лоно, имеющее предел, и не имеющее предела - если подумать о чадах, о потомстве.
(8.05.94, "Московские новости")
19
Между прочим, на очередном вираже Галковский вцепился в Парамонова. Прикрывшись, впрочем, псевдонимом. Парамонов Галковского "вычислил" и в очередной радиопередаче цикла "Русские вопросы" ответил коротко, как бы "стряхивая с рукава" (5).
(1994, "Время и мы", №123.)
20
"Новый мир" забыл про открытого им Галковского, книга его так и не опубликована, и только с приходом к власти Жириновского или ему подобных он может снова взлететь к вершинам российских "толстых журналов", а возможно, и занять место их руководителя, чтобы потом, столь же вероятно, погибнуть в застенках и стать примечанием к истории нового террора в России.
(1994, "Время и мы", №123)
21
Вот на обложке стартового номера журнала "Элита" читаем: "Ум, честь и совесть нашей эпохи... Сегодня так говорят не о партии, об элите. В элиту избираются не голосованием, а судьбой". Видно она привела Дмитрия Галковского с Риммой Казаковой, Игорем Шкляревским, Ириной Понаровской, Андреем Макаревичем, а также Явлинским, Черномырдиным, Сапармуратом Ниязовым и др. в тесный кружок элиты. Вот Галковский даёт интервью "Почему вожди ненавидят мужчин. Сексологический портрет явления". Понятно: кто-кто, а Галковский-то МУЖЧИНА. Дабы никто не решил иначе, рядом с лысым портретом, где он напоминает вставшего из гроба Ленина, поместили фото нижней части Давида с красивым членом. В интервью Галковский назван "парламентским советником", "известным специалистом в области психоанализа" и человеком, который, как никто другой, знает и судит" о данной проблеме (6).
(19.04.94, "Литературная газета")
22
При чтении <таких, как Д.Галковский> создаётся устойчивое впечатление, что подлинной причиной их недоразумений с правящим режимом было угнетение их "телесного низа". У нормального человеческого большинства "с этим делом" особых проблем не возникает; для психофизических маргиналов, напротив, более важных проблем вообще не существует. Процессы эрекции, дефекации, генитальные переживания для них адекватны переживанию музыки Моцарта, и не случайно их персонажи совокупляются друг с другом не иначе как с именами Розанова, Хайдеггера или Сартра на устах <...> Но ты, читатель, воспитанный на традиционно целомудренном отношении к печатному слову, всё-таки не верь этой квазифилософской белиберде. На своём жизненном пути ты наверняка сталкивался с закомплексованными, истекающими похотливой слюной юнцами, одновременно трусливыми и ненавидящими мир за собственную витальную недостаточность. Сегодня они подались в литературу. Розанов, Хайдеггер и Сартр - это так, дезодорант, интеллектуальный гарнир для доверчивых. В основе же претензия зарегистрировать свою гипертрофированную блудливость по ведомству мировых проблем человечества. Читая интимные дневники Чернышевского и Добролюбова, мы с горестным смущением убеждаемся, как много в их юности было подобного же, постыдно-генитального. Но у них достало моральной ответственности не обременять русскую литературу уклонениями своей плоти. Их ЛИТЕРАТУРНОЕ "я" аскетически безупречно. У этих совсем наоборот. То, что должно быть сокрыто, выставлено на всеобщее обозрение (7). То же, что составляет действительные заботы человечества, в их писаниях никаким инфракрасным чтением обнаружить невозможно. К тому же половина из них элементарно бездарна. Все они хотели бы быть Набоковыми, получается же интеллектуализированная барковщина, при том, что сам Барков из чисто мужской брезгливости открестился бы от подобных наследников.<...> <Галковский> возомнил себя писателем на том основании, что он прочёл много книг и, видите ли, ощутил литературный блеск набоковского "Дара". Мало ли ценителей у набоковской прозы, но никому из них до сих пор не приходило в голову ломиться по этому поводу в двери редакций с криком: "Граждане, послушайте меня!" - и с угрозами помочиться на стол редактору, если не напечатают (8). И литературные дяди и тёти печатают. Как же, жертва режима, у мальчика было такое трудное детство - не задаваясь при этом вопросом, виновато ли в его изгойстве окружение или он сам.
И добро бы Галковский был талантлив. Так нет же, его записки из подполья есть циклотомическое, именно бесконечное повествование графомана о собственной творческой и жизненной неполноценности. Впрочем, здесь такой случай, когда что хулить, что хвалить - всё едино. Такому плюнь в глаза, он скажет - Божья роса, хвалителю же сам, чего доброго, плюнет в очи. Будем, следовательно, считать, что наговорили Галковскому комплиментов, и довольно об этом "enfant terrible" столичных литературных салонов (9).
(05.95,"Новый мир", №5)
Источник: http://sbiblio.com/biblio/archive/anninskiy_travlja/
Галковский и его примитивнейшее незнание даже Лермонтова
Галковский вознес сам себя над Салтыковым-Щедриным
Галковский и его жалкие нападки на Ивана Солоневича
Шизофреник Галковский и читающие его идиоты.
Из сериала «бесконечный тупичок Галковского»
12
Претензии господина Галковского к поколению шестидесятников вообще очаровательны своей непосредственностью. Конечно, тут не без игры, не без провокации, не без попытки учинить скандальчик, дабы привлечь к себе внимание, не без преувеличения. Но это та игра и то преувеличение, с каким подвыпивший играет пьяного: только собрался выйти в свет, глядь, а там давно расположился светский Лев Александрович Аннинский. А мало того, что этот свет ему застит, так ещё и положенных Галковскому по тому же биологическому закону девочек-восьмидесятниц притягивает. Как тут не рвануть рубашку, то бишь китель на груди и не возопить: "Караул! Экспроприируют!" Но ведь иной, ощутив эту жгучую зависть, смолчал бы - из робости или из того, что не всякое же чувство нужно немедленно обнаружить и тем паче обнародовать. Тут господин Галковский показал смелость, потребную уже для того, чтобы в присутствии дам обнажить свой комплекс и всласть выписаться. И выиграл. Его пригласили в великосветский клуб, посадили на равных с тем, кому он так страстно и мучительно завидовал, и даже дали сказать свободное слово. Но господин Галковский и тут остался так же верен себе, как те большевики, под которых он косит своим прикидом: снова вытащил свой комплекс и оросил собравшихся живительной струёй своей поколенософии. Остаётся надеяться, что эта уринотерапия будет полезна.
(04.93, "Знание-сила", №4)
13
Утверждения <Галковского> с фактической стороны странны и нелепы, но как феномен мысли забавны. <...> Галковский целиком литературен. И, как все наши литераторы, не очень умён. Он выучился, как надо играть "от противного" - и всё дует в одну дуду. <...> Полемист в нём конечно сильнее мыслителя.
И в полемическом угаре он без конца врёт. <...> Вообще русскую культуру Галковский вроде бы знает, читал кое-что (понятно, отрывочно, чересполосно: об одних авторах совершенно неприличные подробности, о других - ни слова). Западную культуру он не знает, кажется вовсе. Во всяком случае, никаких следов её на страницах "Тупика" мы не обнаруживаем. Из западных философов он знает, кажется, одного Юнга, остальных понаслышке (да и Юнга, вероятно, понаслышке). В философии, конечно, ничего не понимает (считая себя, естественно, философом). (Некоторые пассажи данной статьи написаны "под галковского", так что прошу читателей не обращать внимания, если не всё в них точно.) "Деятельность по- русски носит элемент бредовости", - пишет Галковский, что он блестяще сам и доказал своим произведением. <...> Удивительно, как в нашей стране можно легко молоть "правильную", вполне "здоровую", но никому не нужную чепуху. Спорить при отсутствии собеседника, раздавать скороиспечённые оплеухи - веером, словно из пулемёта с тачанки <...> Галковский сам не сознаёт, насколько нечётко, несерьёзно и ребячески мыслит - в полном соответствии с советским духовным гештальтом. Это Коля Красоткин постсоветской философии, уже переболевший "Вехами". Тем он, собственно, и забавен. Жаль, что в последней статье он срывается на банальное околополитическое резонёрство. <...> Лет в шестнадцать Коле Красоткину положено увлечься Ницше. "Социальная проекция философии - интеллектуальное господство, холодное и беспощадное, не прощающее никогда и ничего", - распускает пары наш философ. Каин и Манфред. Хлоп об стол: вот мой мандат! Нужен, нужен такой мандат Галковскому, и он спешит выдать его себе сам. Ещё немного, и пойдёт старушек топором убивать.
Об этом мандате в "тупике" ни слова. И от его отсутствия леденит, как от большой дерзости: да как ты смеешь, да кто право дал?! Теперь Галковский разъяснил и извинился: оказывается, интеллектуально беспощадным он был из чувства долга. Утверждая такое, надо быть уж совсем неуязвимым, а то как бы не попасть в смешное положение. <...> от книги остаётся впечатление огромной пустоты, в которой поблескивают там и сям немногочисленные звёздочки, почти скрытые общей хаотической массой текста. Текста, губящего текст. Вроде как из любви к еде выбирается не гурманство, а обжорство. И вот чрезмерность губит удовольствие. Конечно, Галковский назвал бы это проявлением русского духа... И самодовольно заулыбался бы. А потом стал бы браниться. Опять проявление русского духа. И так бесконечно. Бесконечный тупик.
(13.05.93, "Независимая газета")
14
Галковский - вообще фигура уникальная. По сочетанию природной одарённости и какой-то старательно воспитанной разнузданности. За три-четыре года успел покусать всех, кто попался на глаза: шестидесятников, коммунистов, сталинистов, либералов, Окуджаву, Золотусского, Мамардашвили, Зиновьева... Осведомлённость редкостная, готовность памяти прекрасная, знаний - вагон: все тридцать лет сознательной жизни грыз книги, да и сейчас, похоже, не вылезает из библиотек. Но какая-то не "библиотечная" прямота выражений. А может именно библиотечная <...> Люди, представляющие себе облик Дмитрия Евгеньевича хотя бы по портретам, наверное, усомнятся, что он способен ударить человека прикладом. У него и на вивисекцию вряд ли достанет жестокости. Вот призывать, указать, подначить - это пожалуйста. <...> Галковский, несомненно, самый отчаянный из птенцов, вылупившихся в кожиновском гнезде (2) На всё готов. <...> допустим <что это> не игра. Страшная правда. Галковский выговаривает то, что не каждый идеолог "Памяти" решится сказать вслух, да и не додумается <...> Всё "опустить" и среди месива недожизни воздвигнуть Россию: форпост западной культуры. Что-то вроде Англии, возвышавшейся над грязным океаном. <...> Неохота мне быть "белым". Стыдно. Если азиатов начнут сгонять в газовые печи, - я азиат. <Без "полуазиатской полуевропейскости"> нет России. Есть что- то другое: белое, ослепительное, с отмытыми от крови прикладами и хорошо проваренными шприцами. Без нас.
(08.08.93, "Московские новости")
15
Я прочёл, возможно, все известные биографии Гитлера. И сам рылся в архивах. Никогда никого он не ударил не только прикладом, но и кулаком. <...> Избавь меня Боже сравнивать Галковского с Гитлером. Когда фильм с записью саркастической речи Гитлера в рейхстаге прокручивали на Нюрнбергском процессе, то (ожидавшие смерти) подсудимые снова ХОХОТАЛИ, как они хохотали в рейхстаге. Галковский же, возможно, не заставил ни разу в жизни улыбнуться даже свою жену, если таковая у него есть. Гитлер-гений зла, а Галковский - злобная бездарность (3), чья "природная одарённость" видится разве что Анненскому и редакторам тех российских журналов, которые печатают его галиматью потому, что журналы - толстые. Галковский - даже не Жириновский.<...> По своему дремучему провинциализму Галковский напоминает Чернышевского и других бездарных русских фурьеристов, нигилистов и марксистов прошлого. Но как истребитель человечества - он человек XX века, сталинист-нацист.
(08.09.93 "Вечерняя Москва")
16
Было бы бесполезно пытаться разъяснять <...> <Галковскому>, что талантливых хамов в культуре не бывает <...> Оскорбляя людей замечательных, можно впрямь обрести своеобразную значительность: остаться (если повезёт) в именном указателе к некой будущей монографии о каком-либо философе или поэте, каким-то боком попасть в историю не только давеча, но и надолго. Для этого весьма годен ставший очень ходовым - "проблемный" жанр, который можно обозначить как вселенская смазь. Два его признака. Во-первых, современный смельчак, который, надо разуметь, и десять, и двадцать лет тому назад был бы так же смел, но просто не успел показать себя за малолетством, - разоблачает и ставит на место, скажем, "интеллигенцию", или "либералов", или "диссидентов"... Притом именно чохом, именно со значительной мыслительной высоты, не опускающейся до уточнений и различений и вялой задумчивости. Но, во-вторых, очень хорошо и необходимо, когда к разоблачительным отвлечённостям, на их бреющем - без мыла и наголо - полёте добавляется несколько независимых плевков уже в конкретных лиц, на них нисколько не взирая. <Таковы статьи> Галковского, Лукьянова (4) и т.д.
(21.09.93, "Независимая газета")
17
Вообще эксплуатация стилизованности русских духовных ценностей может послужить дурным примером для "мыслящего" молодого поколения. Например, литературным курьёзом стали писания некоего Д.Галковского, выбегающего к читателю с оглядкой якобы на В.Розанова в чём мать родила, вернее - с компьютером в голове, нашпигованным механической "эрудицией", на потребу игры в собственную гениальность. Как во всём книжно-отвлечённом, нетворческом, здесь всё шиворот-навыворот и не без расчёта, когда "раздевание" какого-нибудь либерала-интеллигента Аверинцева "уравновешивается" патологически хулиганскими выходками против русского крестьянства крупных "деревенских" писателей.
(12.93, "Завтра", №4)
18
Можно задуматься о том, откуда в сознании Галковского возник этот оксюморон, почему "тупик" и почему "бесконечный". Рискну предположить, что не обошлось здесь без подсознания. "Бесконечный тупик" есть порождающее лоно "матушки", русской литературы и шире - русской жизни, лоно, имеющее предел, и не имеющее предела - если подумать о чадах, о потомстве.
(8.05.94, "Московские новости")
19
Между прочим, на очередном вираже Галковский вцепился в Парамонова. Прикрывшись, впрочем, псевдонимом. Парамонов Галковского "вычислил" и в очередной радиопередаче цикла "Русские вопросы" ответил коротко, как бы "стряхивая с рукава" (5).
(1994, "Время и мы", №123.)
20
"Новый мир" забыл про открытого им Галковского, книга его так и не опубликована, и только с приходом к власти Жириновского или ему подобных он может снова взлететь к вершинам российских "толстых журналов", а возможно, и занять место их руководителя, чтобы потом, столь же вероятно, погибнуть в застенках и стать примечанием к истории нового террора в России.
(1994, "Время и мы", №123)
21
Вот на обложке стартового номера журнала "Элита" читаем: "Ум, честь и совесть нашей эпохи... Сегодня так говорят не о партии, об элите. В элиту избираются не голосованием, а судьбой". Видно она привела Дмитрия Галковского с Риммой Казаковой, Игорем Шкляревским, Ириной Понаровской, Андреем Макаревичем, а также Явлинским, Черномырдиным, Сапармуратом Ниязовым и др. в тесный кружок элиты. Вот Галковский даёт интервью "Почему вожди ненавидят мужчин. Сексологический портрет явления". Понятно: кто-кто, а Галковский-то МУЖЧИНА. Дабы никто не решил иначе, рядом с лысым портретом, где он напоминает вставшего из гроба Ленина, поместили фото нижней части Давида с красивым членом. В интервью Галковский назван "парламентским советником", "известным специалистом в области психоанализа" и человеком, который, как никто другой, знает и судит" о данной проблеме (6).
(19.04.94, "Литературная газета")
22
При чтении <таких, как Д.Галковский> создаётся устойчивое впечатление, что подлинной причиной их недоразумений с правящим режимом было угнетение их "телесного низа". У нормального человеческого большинства "с этим делом" особых проблем не возникает; для психофизических маргиналов, напротив, более важных проблем вообще не существует. Процессы эрекции, дефекации, генитальные переживания для них адекватны переживанию музыки Моцарта, и не случайно их персонажи совокупляются друг с другом не иначе как с именами Розанова, Хайдеггера или Сартра на устах <...> Но ты, читатель, воспитанный на традиционно целомудренном отношении к печатному слову, всё-таки не верь этой квазифилософской белиберде. На своём жизненном пути ты наверняка сталкивался с закомплексованными, истекающими похотливой слюной юнцами, одновременно трусливыми и ненавидящими мир за собственную витальную недостаточность. Сегодня они подались в литературу. Розанов, Хайдеггер и Сартр - это так, дезодорант, интеллектуальный гарнир для доверчивых. В основе же претензия зарегистрировать свою гипертрофированную блудливость по ведомству мировых проблем человечества. Читая интимные дневники Чернышевского и Добролюбова, мы с горестным смущением убеждаемся, как много в их юности было подобного же, постыдно-генитального. Но у них достало моральной ответственности не обременять русскую литературу уклонениями своей плоти. Их ЛИТЕРАТУРНОЕ "я" аскетически безупречно. У этих совсем наоборот. То, что должно быть сокрыто, выставлено на всеобщее обозрение (7). То же, что составляет действительные заботы человечества, в их писаниях никаким инфракрасным чтением обнаружить невозможно. К тому же половина из них элементарно бездарна. Все они хотели бы быть Набоковыми, получается же интеллектуализированная барковщина, при том, что сам Барков из чисто мужской брезгливости открестился бы от подобных наследников.<...> <Галковский> возомнил себя писателем на том основании, что он прочёл много книг и, видите ли, ощутил литературный блеск набоковского "Дара". Мало ли ценителей у набоковской прозы, но никому из них до сих пор не приходило в голову ломиться по этому поводу в двери редакций с криком: "Граждане, послушайте меня!" - и с угрозами помочиться на стол редактору, если не напечатают (8). И литературные дяди и тёти печатают. Как же, жертва режима, у мальчика было такое трудное детство - не задаваясь при этом вопросом, виновато ли в его изгойстве окружение или он сам.
И добро бы Галковский был талантлив. Так нет же, его записки из подполья есть циклотомическое, именно бесконечное повествование графомана о собственной творческой и жизненной неполноценности. Впрочем, здесь такой случай, когда что хулить, что хвалить - всё едино. Такому плюнь в глаза, он скажет - Божья роса, хвалителю же сам, чего доброго, плюнет в очи. Будем, следовательно, считать, что наговорили Галковскому комплиментов, и довольно об этом "enfant terrible" столичных литературных салонов (9).
(05.95,"Новый мир", №5)
Источник: http://sbiblio.com/biblio/archive/anninskiy_travlja/
Галковский и его примитивнейшее незнание даже Лермонтова
Галковский вознес сам себя над Салтыковым-Щедриным
Галковский и его жалкие нападки на Ивана Солоневича
Шизофреник Галковский и читающие его идиоты.