Алиса
Я начал слушать Алису в подростковом возрасте, где-то в 86-м, со второй партии лично купленных пластинок. В первой партии были два пласта Битлз: "Вечер трудного дня", "Вкус меда" и Браво (с Агузаровой), а во второй партии Алиса "Энергия", КИНО "Ночь" и Аквариум "Радио Африка". Другой современной музыки, кроме как с этих пластинок, у меня тогда почти не было.
Алиса была на коне, о ней писали в журнале Смена (кмк самом продвинутом тогда молодежном журнале, много публиковавшим статьи о современно музыке), по кинотеатрам прокатывали фильм "Взломщик", в котором снимался Кинчев, а песня "Мы вместе" была без дураков гимном поколения "тех кто идет своим путем".
На "Энергии" особенно доставляли вставки между песнями. До сих могу цитировать с выражением Бодлера: "Вы помните ли то, что видели мы летом. Мой ангел, помните ли вы... ту лошадь дохлую..." :) Песня "Эспериментатор" несмотря на двусмысленные намеки ("Экспериментатор движений вверх/вниз... он прокладывает путь для других поколений" или "он в каждом процессе достигает дна") была в моем восприятии лозунгом, моделью для подражения: "Он идеально выбрит, подтянут и строг. Он несет свой кирпич к алтарю мирозданья", "видит простор там, где мне видна стена", "Он только что встал, он опрятен и чист, он прям, как параллель, и как крепость, стоек.". "Меломан" был энциклопедией, содержащей названия групп, которые надо было услышать... Проходных песен на альбоме не было. Это была бомба, взорвавшаяся в моей воображаемой картине мира, и расчистившая место для всего нового: "Вы атеисты? Да, мы атеисты! О! Как интересно!!!".
Потом вышла мощная "БлокАда", открываемая барабанной дробью и героической медью "пионерских горнов" на "Время менять имена", сообщающей, что "В городе старый порядок". Затем после небольшого "Компромисса" всходило солнце, "чтобы спасти наши души" ("Солнце встает"). Старый порядок в стране советов ломался как лед на вздувающейся по весне реке, и это все на 100 процентов отражалось в черном Алисовском виниле. С "Красным на черном" казалось, что рушаться темницы, опадают ржавые оковы, еще чуть чуть, тесней ряды, и мы прорвемся: "Шаг за шагом, сам черт не брат, Солнцу - время, луне - часы, Словно в оттепель снегопад, По земле проходили мы". Впереди была вся жизнь, не хватало малого - воздуха ("Воздух"). Кинчев своими словами выражал эпоху. Наши ярость, боль и чаяния.
Следующий альбом, "Шестой лесничий", был записан уже на излете эпохи. "Революционная" волна перестройки пенилась, теряла свою чистоту и мощь. После всплеска сил и эмоций на первых двух альбомах наступила апатия. В стране наполненной бандерлогами, загипнотизированными галюциногенным желтым земляным червяком великим Каа, превращающимся в "Мишу из города скрипящих статуй" с родимым пятном на весь лоб ("Шестой лесничий"), стало можно петь "Тоталитарный рэп" (в котором угадывались нотки запрещенного Пинк Флойда), но отнюдь не во весь голос: "Мы уже почти не слышим приказов, Нас уже почти невозможно пасти, Мы уже почти вышли на трассу, Но только почти..." Солнце покинуло небосвод. Все погружалось в тень, в безысходную студеную, зимнюю ночь "Где в грязи по колено да по горло в крови остывает земля" ("Стерх"), едва озаряемую сполохами надежды "Весна будет когда-нибудь... завтра." ("Только этот день").
А затем, после октябрьского концерта 90-го года в Лужниках, в УДС "Дружба" (на котором записывался материал следующего альбома "Шабаш"), я вдруг внезапно охладел к Алисе. Она поменялась. Это была уже совсем другая, не интересная "Алиса".
В 96-м был всплеск с альбомом "Джаз", на котором вышел, в том числе, старый до-Алисовский материал Кинчева, и особенно любимый в нашей компании "Лунный вальс". Но этот всплеск остался только всплеском. С тех пор новый материал Алисы я больше не слушал... Но я знаю, что "Весна будет когда-нибудь... завтра."