(no subject)
Не смотря на то, что осень поздняя, а листья облетели и даже убраны ленивыми дворничихами с тротуаров, было все же не так холодно, как в ноябре прошлого, позапрошлого года да и вообще на всей памяти Антона Афанасьевича. Первый снег выпал более двух недель назад. Он довольно быстро стаял, налипая серой смесью льда и воды к озябшим ногам в ботинках на тонкой подошве, превратился в широкие ручьи грязи, преградившие все пути на пешеходных переходах, а через день от этой мути не осталось и следа.
Сегодня Антон Афанасьевич вышел из дома на пятнадцать минут раньше обыкновения, чтобы без спешки пройтись клинику не садясь за руль. Город неохотно просыпался, выпускал из уродливых тёплых ящиков на серые конвеерные ленты улиц людей и машины, начинал шуметь, лязгать, крыть матом голосами разнорабочих и грузчиков; щелкают каблуки, визгливо хихикают студентки, шуршат шины. Невысокий мужчина средних лет идет на работу отягощенный рыжеватым дорогим портфелем и унынием, накопившимся за последние тридцать с небольшим лет.
В ординаторской не было еще никого из врачей, спертый воздух обволок голову Антона Афанасьевича запахом масляной краски, казенной бумаги и лекарств. Хорошо, техничка хоть аккуратна с вещами. Йохан по старой привычке расслабленно сидит на подоконнике уставившись в стену, это немного раздражает Антона Афанасьевича, поскольку на узкой досточке бетона стоит хрупкий вазон с роскошным розовым соцветием герани, который запросто можно смахнуть длинным рукавом. Спустя полчаса начался обход.
Двенадцать сорок семь, ты сидишь в моей усохшей голове. Свернувшись словно эмбрион, прижимаешь татуированные руки к груди, следишь за ходом мыслей, ловишь их своими тонкими губами, втягиваешь в себя.
Звенит трамвайчик, рельсы хорошо смазаны, маршрут неизменен. Мор смотрит на дождь за немытым окном, тут Гренка нарушает болезненную тишину мечтателной сипотой:
- А у нас тут хорошо. Не дом, конечно, и еда дрянь, но есть люди умные и начитанные.
- Зачем тебе мухи?
- Мухи? Я их не видел.
Глаза Гренки вдруг потухли, он уставился в тарелку, жуя пустым ртом.
Мор пожал плечами.
- Дочка была?
Старик кивнул, едва не уткнувшись подбородком в размазанную по краям кашу.
Хрустя битым кафелем пациенты выходят в коридор, бредут кто в комнату развлечений, кто спать.
Вагоны дней, тревожные ночи, угасающие жизни. Мор
Сегодня Антон Афанасьевич вышел из дома на пятнадцать минут раньше обыкновения, чтобы без спешки пройтись клинику не садясь за руль. Город неохотно просыпался, выпускал из уродливых тёплых ящиков на серые конвеерные ленты улиц людей и машины, начинал шуметь, лязгать, крыть матом голосами разнорабочих и грузчиков; щелкают каблуки, визгливо хихикают студентки, шуршат шины. Невысокий мужчина средних лет идет на работу отягощенный рыжеватым дорогим портфелем и унынием, накопившимся за последние тридцать с небольшим лет.
В ординаторской не было еще никого из врачей, спертый воздух обволок голову Антона Афанасьевича запахом масляной краски, казенной бумаги и лекарств. Хорошо, техничка хоть аккуратна с вещами. Йохан по старой привычке расслабленно сидит на подоконнике уставившись в стену, это немного раздражает Антона Афанасьевича, поскольку на узкой досточке бетона стоит хрупкий вазон с роскошным розовым соцветием герани, который запросто можно смахнуть длинным рукавом. Спустя полчаса начался обход.
Двенадцать сорок семь, ты сидишь в моей усохшей голове. Свернувшись словно эмбрион, прижимаешь татуированные руки к груди, следишь за ходом мыслей, ловишь их своими тонкими губами, втягиваешь в себя.
Звенит трамвайчик, рельсы хорошо смазаны, маршрут неизменен. Мор смотрит на дождь за немытым окном, тут Гренка нарушает болезненную тишину мечтателной сипотой:
- А у нас тут хорошо. Не дом, конечно, и еда дрянь, но есть люди умные и начитанные.
- Зачем тебе мухи?
- Мухи? Я их не видел.
Глаза Гренки вдруг потухли, он уставился в тарелку, жуя пустым ртом.
Мор пожал плечами.
- Дочка была?
Старик кивнул, едва не уткнувшись подбородком в размазанную по краям кашу.
Хрустя битым кафелем пациенты выходят в коридор, бредут кто в комнату развлечений, кто спать.
Вагоны дней, тревожные ночи, угасающие жизни. Мор