Берлинская картинная галерея
История вообще была драматичная. В Берлине я был в составе одной там медицинской делегации, нас там встречали, привечали и возили везде. Когда я увидел программу визита, то понял, что очень плотненько всё, и на Гемильдегалери вот вообще нет места. Поэтому в первый же день прибытия я сказал всем адьёс и что у меня есть святое вымя великого искусства, от которого оторвать меня будет совсем подло. Мне сказали, что я мудак, поскольку все собираются в пафосный ресторан в Рейхстаге, куда попасть очень сложно. Разве что на танке.
Я взвесил все за и против и пожертвовал Рейхстагом. Мною даже заинтересовался особый человек в делегации, ЕВПОЧЯ, потому что это был очень подозрительный шаг от члена делегации - все шнапс пить, а этот по вернисажам шнырять - но я ему, притопывая ногой, навешал всякого про Боттичелленьку и про батюшку-то нашего Тициана, после чего особый человек понял, что я не шпион, а просто нормальное невменько и махнул рукой.
Ну я и пошел. Вместе угря под шпревальдским соусом, говяжьих губ и клопсов, сука, с каперсами съел жареной колбасы с картошкой у метро. Таков путь.
Театр начинается с вешалки, а Берлинская картинная галерея - с Человека, Который Устал и Спит. Некоторые принимают его за современное искусство и останавливаются посмотреть. С разных ракурсов, меняя положение головы для поиска нужного.
Несмотря на то, что гемильдегалери не на слуху в широких массах населения, такого богатого собрания позднего средневековья и Ренессанса я не видел ни в Прадо, ни в Лувре, ни даже в Уффици. Как за исторически краткие сроки они умудрились всё вот это собрать - для меня загадка. Сразу у входа ты упирается в знакомое лицо кисти Боттичеленьки - это Джулиано Медичи, запоротый острыми клинками паскудных Пацци во флорентийской кафедрали (о чем, а также о подвиге поэта Полициано, отбившего от злодеев второго брата Медичи, можно снимать красивый сериал, наверное, уже и сняли). Джулиано был писан пост мортем и поэтому глаза его закрыты.
Так-то во Флоренции того времени был сложный клубок взаимоотношений между Боттичелли, дамой Симонеттой Веспуччи, с которой живописец писал всех своих мадонн, вёсны, рождение Венеры и прочих самых лучших женщин, Джулиано Медичи, который объявил Симонетту дамой своего рыцарского сердца, правителя Великолепного Лоренцо Медичи, который тоже хотел объявить Симонетту дамой сердца, но у него не получилось, мужа Симонетты Марко Веспуччи, брата Того Самого Веспуччи, архетип Мужа, Который Всё Знал про Джулиано, но после смерти Симонетты женился ещё раз и назвал своего сына Джулиано, а также поэта Полициано, который весь этот райский сад описал стихотворно. В общем, там тогда все всех любили. Кроме паскудных Пацци, которых пришлось повесить.
Картина Венера, Марс и Амур кисти Пьеро ди Козимо. Пьеро был, конечно, мужик хороший, но не орёл. Как-то ходил по Боттичеллиевым следам, но... Скажем, единственный портрет дамы Симонетты Веспуччи, той самой Симонетты, принадлежит Пьеро - сам Боттичелли любил её скромно и картины её именем не называл, а Пьеро ди Козимо взял и написал картину с названием Портрет Симонетты Веспуччи. Пользуясь тем, что Симонетты к тому моменту уже несколько лет как не было в живых, Пьеро изобразил ее с обнаженной грудью. Поскольку голую грудь Симонетты видеть ему было неоткуда, можно предположить, что Пьеро нескромно нафантазировал. Вот, мол, Боттичелли даже не осмелился, а я осмелился.
Так вот, к сюжету Марса с Венерой. В то время во Флоренции сложилось целое неоплатоническое кубло, которому покровительствовал Лоренцо Медичи и в котором тусовался весь артистический цвет. Оттуда Боттичелли вынес идею утомленного плотским сотрудничеством Марса (это явление известно давно и называется, как выяснилось, "маленькой смертью") и торжествующей Венеры, которая вот таким нехитрым способом победила яростное фаллическое зло. Написал картину, как всегда чудесную, все посмотрели, восхитились, а Пьеро ди Козимо, как водится, решил развить сюжет и улучшить Боттичелли. Как улучшить Боттичелли? 1. Раздеть Венеру. 2. Вместо панкующих фавнов понатыкать хрякоподобных амуров. 3. Мимимизировать картину кроликами, бабочками и голубками (у Боттичелли над Марсом кружат, на минуточку, осы). Ну, то такое вышло... В любом случае, результат чрезвычайно поучителен для интересующихся, почему всё вот так вот в истории мирового искусства.
Фрагмент картины Пьетро Лоренцетти про святую Гумилитию, исцеляющую монахиню. Гумилития занималась врачеванием и была хорошим доктором. А на этом фрагменте мы видим доктора плохого, ледащего, руками разводящего, не умеющего ни в диагностику, ни в терапию. Не будьте как этот доктор, будьте как Гумилития!
Про Пьетро Лоренцетти известно не слишком много, накосячил тут и первый историк искусств Вазари, в своей многотомной сплетнице о живописцах попутавший даты, места и даже личности в истории про Пьетро. С братом местами путал, фамилию вообще не ту написал - ну так то Вазари, кто его сейчас упрекнёт.
Пьетро, хоть и принадлежал к числу последователей Джотто (это было страшно модно тогда), но всё же не позволял себе лихих экспериментов с натурализмом, как эти все эти чёртовы флорентийцы - Лоренцетти был родом из Сиены, а сиенцы вообще люди строгие были, без этого флорентийского ахалай-махалай, даже воевали с теми регулярно. Так что чем ближе к традиционной готической иконографии, тем у сиенцев считалось более приличным. Даже в сценах из палаты интенсивной терапии.