Вскрываемся. Легенда.
This is not my world
this is not my vision
this is not my life
it' s not my decision
this is not my future
this is not my past
it's not my reality
and it cannot last
Я,Киров Александр, 1985 г.р., родился, жил и умер в городе Петербурге.
Закончил СПбГМА, диплом был про паталогическое развитие неведомой хуиты у то ли шахтеров, то ли ликвидаторов, то ли ликвидаторов шахтеров, не помню.
У меня всегда был пунктик о том, что я должен быть нужным, он, наверное, еще сильнее пунктика о том, что надо всегда быть занятым чем-то серьезным, нужно-важным и глобальным.
Мы прошли месячную военную учебку, так что я даже умел бежать, залегать, стрелять и снимать АК с предохранителя.Хотя я даже сейчас не уверен, что конкретно с АК у меня это получится.
Проработав год на скоряке(быть нужным, помните?), я пошел на второе высшее в ВМедА, закончил, выклянчил себе командировку на Кавказ, чтобы хоть как то оправдать для себя почетное звание военврача. 3 месяцая просидел в госпитале без серьезной работы, наблюдая, как там все спивается. Война внезапно оказалась вовсе не окопным кошмаром по Ремарку, и я там со своими двумя высшими никому нужен не был. На мою командировку выпала одна серьезная спецоперация и 23 марта 2009 я получил трех раненых, после чего с чувством выполненного долга поехал домой.
А по возвращению, мой завкаф из ВМедАпристроил меня в госпиталь ФСБ.
Так я «пошел к успеху»
И это все что нужно знать о моей прежней жизни.
Она ломает людей. Мягко, аккуратно, больно, выдергивает из прошлой жизни и заставляет играть в ее игру, по ее правилам. Многие ломаются. Многие умирают. Многие поддаются.
Я - нет.
Ко мне не приходили таинственные люди в черных костюмах, не кусали вампиры, не спускался ангел Господень. Даже старик Дамблдор не прислал мне письма.
Но однажды ты теряешь прежнего себя. Ты теряешь свою старую жизнь и не имеешь права к ней больше прикасаться.
Почему я так пишу? Да потому что мне чертовски страшно и противно вспоминать об этом.
Это случилось 19 февраля 2012 года.
На следующий день я завел эту тетрадку. Писал в нее два месяца, потом забросил.
У меня было ночное дежурство, и тогда я честно надеялся провести его спокойно. У нас они такие бывают, в отличие от обычных больниц.
Был вызов в три утра. Все было по шаблону, как в кино - вертолет, двое запыленных солдат, увешанных разной аппаратурой с кучей мигающих коробочек на поясе и на рукавах, с пластиковыми щитками на руках и ногах - прямо со съемок «Звездного десанта», по крайней мере, ничего подобного в Российской Армии я не видел. С ними оперативник в костюме и на носилках собственно мой пациент - в таком же космическом обмундировании,только сильно прожжённом в нескольких местах. Оперативник сухо сказал: «Химические ожоги, облучение, работайте» Больше никаких объяснений мне не дали, он стоял над душой пока я обрабатывал раны и проводил диализ, а двое «космопехотинцев» топтались перед палатой и говорили что то вроде «вляпался по самое» «вертушка быстро подошла». Когда я рассказывал о том, что было дальше, мне обычно говорят, что так не бывает, это приходит спонтанно, физического контакта быть не должно, но я пишу, как оно было.
Я начал снимать обгоревший бронежилет с пациента, нащупал какую то штуку в нагрудномподусмке: «У него какая-то херня в кармане» - «Отдайте сюда» - я сунул руку в подсумок, и менякак будто погрузили в ледяную воду, а мир вокруг онемел и замедлился. Я стоял с пульсирующим камешком в руках, тонул, и чем дольше я держал - тем глубже. И вдруг, с некоторой грустью осознал, что уже умер.
Точнее так - я понял,чтомоей жизни у меня больше нет, словно огромное злое существо просто забрало ее себе, отняло все время и будущее и теперь я всегда буду делать только то, что оно мне скажет. Оперативник начал смешно открывать рот,потом стучать ладонью в дверь, потом в палату вбежало два солдата увешанных смешными приборами, а я тонул все дальше, пока не коснулся ботинками дна и не начал плавно оседать на него. Тут один из этих бойцов, ударил меня по ладони, поймал выпавший камешек ящиком с проводками. Я подумал, что это было в «Охотниках за приведениями» и отключился.
День 1.
Доставленный парень умер с рассветом. С таким же не живут, зачем было тащить его мне.
К двум часам дня пришел домой и так и не смог выбросить из головы мысль о том, что я умер. Несколько иронично отметил мысль о том, что умер пациент - а на самом деле умер я. Выпил бутылку «балтики» и упал спать. Планировал проснуться где-нибудь к полудню, но внезапно для себя проснулся в пять утра.
«Сейчас 5 утра, а эта уютная тетрадочка будет работать мне бложиком, раз интернет отключили.
Привет тетрадка. Привет и ты, мой анонимный читатель, а ну положи мою уютную тетрадочку, где взял, не хорошо читать чужие дневники!» - это была первая запись тут.
Меня преследовал образ огромной распухшей, гниющей твари. Будущего нет. Будущего нет. Будущего нет…
День 5.
За эту неделю я спал, от силы, часов 8. Снотворное не помогает, думаю наброситься на аптечку и добыть вкусных седативных и ноотропов. Я расклеился, сплю мало, курю много, начинаю приходить на работу в той же рубашке что и вчера. Не дело это.
День 7.
Я поставил с утра кофе и вышел покурить, пришел в себя через три остановки от дома. Это что то новое. Утро посвятил отскребаниювыгоревшего говна с плиты и проветриванию квартиры. Бодрит.
Узнавал насчет той «неведомой херни», дежурный не знает, медсестры не знают, заведующий отделением не говорит. Мне начинает казаться, что я ЗАРАЗИЛСЯ ДЕПРЕССИЕЙ (ололо!) от этой штуки.
День 12.
«Кто не пробовал подобный коктейль, может и не знать всех его прелестей. Но тот, кто пробовал, знает: после него в голове остается лишь тяжелый сумрак беспамятства, рассеченный на части вспышками каких-то странных, ни с чем не сообразных событий. Эти эпизоды - как дурной сон: то ты тонешь в пузырящемся, ставшем вдруг жидком полу (димедрол), то ловишь в циклодолевылетающий из ванны таз с бельем, то гуляешь у себя перед домом с собакой, которую никто кроме тебя почему-то не видит»
Любой токсикоман позавидует, у меня такие фейерверки сознания происходят без вмешательства химии. Надо все сходить в набег на казенную аптечку, хоть какое то оправдание будет.
День 15.
Заведующий отделением предложил проконсультироваться с психологом, а то я какой то подавленный. Сознался, что это была экспедиция из Украины и к этому причастно не только наша служба, но и СБУ, РАН и другие страшные аббревиатуры, и это все настолько секретно, что даже секретно и мне туда лучше не соваться, а слушать его умного и старого и обратится к специалисту.
У меня ощущение, что я сплю и не могу делать то, что хочу. Приходиться как-то плыть по сюжету сна и удивляться его макаберичности.
День 18.
Я все-таки выпотрошил казенную аптечку на предмет антидепрессантов, каких либо веществ или еще чего-нибудь, что могло хоть как то изменить мое сознание. Огромная кожистая тварь в струпьях и язвах, с несколькими рядами сочащихся гноем грудей становилась все реальнее, и это точно был не приход. Каждый раз, когда такое накатывает, потею как мышь на экзамене. Воду отключили. Как же мне хорошо-то.
Старинный питерский коктейль «Красная Шапочка» меня спасет, что уж там
День 20.
Мне предложили психотерапевта и отпуск. Не хочу психотерапевта, хочу отпуск.Захотелось посмотреть на Норвегию, поискать в лесу Санта-Клауса, поохотится на тролликов.. «У нас 75 ампул мескалина»
День 30.
Я в Киеве и я небрит. Из вещей только мобильный, часы, сколько-то тысяч с отпускных, запас тяжелых веществ на черный день и эта сраная тетрадка, заменившая мне ноутбук. Что-то в моем плане «автостопом по маршруту Питер-Москва-Хельсинки-Стокгольм-Осло» пошло не так и вместо Хельсинки меня потащило в Харьков, а оттуда автостопом в Киев. Недели полторы я не выхожу из перманентно обдолбанного состояния,распухающее гноящееся тело стало приходить реже,как только я сел на поезд, а сейчас мне почти что хорошо. Два высших, красный диплом, семья академиков, одна настоящая почти боевая командировка на Кавказ и вот он я, упарываю по шесть таблеток феназепама, циклодол и паркопан добавлять по вкусу. В столице страны, официальный язык которой - сельский диалект русского.
День 40.
Я пришел, куда она хотела. А потом меня, наконец, отпустило, словно я вынырнул из того холодного болота в которое упал месяц назад. Проснулся. Снова начал чувствовать и видеть окружающий мир, меня никуда не тянуло, я снова мог делать то, что я хочу. Надо заметить, что радость происходящего была значительно скрашена объемом принятых за этот месяц веществ, которые все и разом начали действовать.
Перечитал утром, адов пафос какой-то. Хотя картина того как я, в когда то белой рубашке, красивый и небритый, с пустым взглядом высыпал оставшиеся деньги офицерчику на КПП воистину монументальна. Да, денег и часов у меня больше нет. Все плохо.
День 45.
Я медленно, словно после грандиозной пьянки прихожу в себя. Все имеющее материальную ценность я высыпал за проход. А еще работающая часть мозгов постепенно узнает на окружающих людях приборы, вроде тех, что висели на двух солдатах притащивших мне пациента полтора месяца назад.
День 47.
Я не понимаю, как здесь жить, и главное - зачем здесь жить по своей воле.
Всегда пишешь дневник не для себя, а с ориентиром на некое третье лицо, которое возможно его прочитает, хотя, конечно же, никому это не сдалось. Идея зашла не туда, но я какбе говорю тебе, будущий анонимный читатель - здесь очень, и очень плохо. Я не хочу здесь находиться. Если бы я мог, я бы выжег это место к ебеням. Иногда хочется найти кто организатор этого кошмара, бросится ему в ноги, поплакать и сказать что хочу уехать, что мне здесь нечего делать, это место мне противно, противно, противно.
День 47, вечер.
Я придумал хорошую аналогию. Когда я был маленький, родители меня отправляли на лето в деревню к дедушке. Обычная такая ситуация, со всеми так делали. Отягчающими обстоятельствами было то, что я уже тогда был изнеженным уродом и меня приводили в ужас туалет без водопровода, отсутствие телевизора, компьютера и людей моложе 50 на ближайшие километров 10. Подобные запросы с моей стороны встречались дедом, мягко говоря, с некоторой долей негодования, потому как иждивенец, я в твои годы блокаду пережил, а бабка твоя халаты с маслозавода стирала в проруби, а ты тут. А я тут, да.
Где то раз в месяц приезжали родители, я бросался им в ноги и просил меня отсюда забрать. Ответом было обычно - тут же свежий воздух, еда всякая с огорода, отдыхай, а дома ремонт\работа\еще что-нибудь.
Так вот. Мне сейчас примерно так же, только с поправкой на то, что мне не 5 лет, но убраться отсюда все так же не в моих силах.
Все, две недели поныли и хватит. Пойду, вотрусь к местным в компанию. Медик, я думаю, везде нужен.
День 51.
Я прибился к группке местных то ли охотников, то ли старателей. Если посмотреть менее критично, то тут такая локальная золотая лихорадка, завязанная, правда, на неведомую хуиту, а не на золото. Даже свой Клондайк есть, если я правильно понял.
Только вот я Джека Лондона не люблю, я Маяковского люблю.
Мелких группок старателей здесь очень много, и теперь мы вместе копаемся в радиоактивном мусоре, и ищем непонятные штуки, как это мило-мило. Главная в нашей группе девочка, таскающая на себе какие то запчасти от советских чайников, каждый раз, когда я пытаюсь пошутить насчет них, она мило улыбается и говорит мне что я такой же и мне еще предстоит научиться этим пользоваться.
52.
Я проникаюсь местными порядками. В группе нашей 5 человек - я, «девочка увешанная чайниками» она же Умка, Барин - классический добродушный бородач два на два, в прошлом байкер, и пара аморфных парней, которых я никак не могу запомнить по имени или хотя бы научится различать.
Ночуем мы на чердаке в амбаре, рядом с хуторком, в котором живет еще дюжина таких групп. Умка утверждает, что ей надо держаться от них подальше, чтобы сохранять статус. В амбаре между скатом крыши и углом чердака нычка, а в ней живет бурый Дженкинс, охохо.
На улице апрель. Погоды тут теплые - не чета питерским, но я с ужасом жду зимы.
Изо всех сил пытаюсь не-ненавидеть это место.
Пока тетрадочка, пора спать.
День 53.
Ай, шла бы ты к черту со своими сверхспособностями, милая моя. Еще обтягивающий костюм с буквой мне выпишите, ага?
54.
Ах черт, я же совсем завязал с веществами.
Как бы не хотелось став собой внутри
Поджечь себя снаружи - помни все же ты об одном,
Что в деревянной коробке человек-вещь
Спит и не видит снов.
56.
А всем ведь совершенно похуй на то, что вот этот вот «Ломоть мяса» чуть менее, чем наполовину состоит из таких же, но менее осторожных сталкеров!
58.
Проблема бытия определена! Она состоит в том - быть божественным целителем здесь, на нескольких квадратных километрах радиоактивных развалин, населенных бродягами и мародерами, или быть ограниченным человеческими способностями неплохим врачом на большой земле, где я буду помогать не только не в меру жадным мудакам, а хоть сколько-то нормальным людям, которые этого заслуживают. Иногда. А еще можно жить своей жизнью, пить пиво после работы, гулять с девушками летними вечерами, а по выходным ездить на дачу жарить шашлыки и поедать вкусную траву с огорода. Я никогда прежде не испытывал столько нежности к Обычным Людям.
59.
После длительного разговора Умочка рассказала, что если собрать за 9000 фонящих бабушкиных вазочек, разбитых зеркал, метрономов, сдутых футбольных шаров и еще какой то советской поеботы можно провести РИТУАЛ и обезмажится, после чего я смогу без последствий уйти из Зоны. Просто так я это сделать совсем не смогу.
А теперь еще раз, все вместе - РИТУАЛ.
Я могу слегка поверить в то, что воздействие предметов аномальной природы ускоряет регенерацию тканей или еще что-то. Но РИТУАЛ, это уже совсем за гранью добра и зла, какое то страшное астральное колдунство.Йогсотот! Шаб-Ниггурат!
Темный ритуал на печени черного козла, бузинной палочке и советском чайнике. Мое хорошее к ним отношение окончательно улетучилось.
60. Сегодня мы похоронили Барина.
Никто мы. Никакие мы не маги.Вокруг никаких чудес, просто фонящий мусор. Воронка, перед Барахолкой. Позвоночник сломан. Даже в госпитале во Владикавказе я смог бы сделать хоть что-то.
Шестьдесят три.
Я не выдержал,объяснил всем, что я думаю об этом месте, о возне в грудах фонящего металлолома и драках за объедки. Если есть идиоты, которые хотят этим заниматься - пусть. На большой земле будет меньший процент бродяг, нишебродов, психопатов, алкоголиков, эскапистов и детишек-экстремалов решивших, что тут круто. На прощение я выдал Умке весь набор любовно собранногорадиоактивного мусора и запчастей от чайников, отдельно напомнил про Йогсотота и ритуалы, раскланялся и ушел в закат.
За кордон я выбрался в сумерках, закинулся неприкосновенным запасом веществ, и, отойдя от КПП на пару километров, я спонтанно решил упасть и поспать. А потом снова пришла она. Огромная, жирная, распухшая от рвоты, гноя и отравленного газа, покрытая медленно сочащимися ранами и фурункулами, с ползающими по серой коже разноцветными мушками. В ее саду полно сгнивших растений, больных животных и мертвых людей. А в зловонных озерах из слизи и ядовитой грязи, среди больных деревьев, и отравленной земли лежат ободранные, мертвые обгоревшие тела в военной форме, среди которых и мой погибший пациент. И я.
Я проснулся.
Я побежал обратно.
Не помню, как прошел через периметр. Я бежал, забежал в какие то развалины, думал там отсидеться, и, что таить, я надеялся, что меня там задерет какая-нибудь неведомая херня и этот ужас прекратиться.Это было как сонный паралич, но наяву.
Не знаю как, но я пересидел ночь, как мышь мокрый от ужаса.
С рассветом я вернулся к амбару.
Конечно же, пусто.
В нычке - пара артефактов, мусор, бутылка водки, бинты, чеснокодавилка и записка.«Нам не по пути. Не ищи нас. Хотя ты и не будешь. Списка не-вещей для лишения способностей у меня нет. » Тут обычно должно идти «написанное % местоимение% %прилагательное% подчерком». Я понятия не имел,какой у нее подчерк.
Вот тогда мне стало совсем плохо. По-настоящему. Нет, честно, мой дорогой невозможный читатель, в этот момент я понял, что моя жизнь размерена,ее сценарий написан и заверен, я обречен быть здесь, и это всем в этом мертвом мирке известно - кроме меня.
Бутылка водки пошла в ход.
Это серое распухшее гниющее существо, воплотило для меня все самое мерзкое, ужасное и отвратительное.
Я винил всех - тех солдат, что приволокли своего полумертвого товарища к нам, опера, расписание дежурств, себя, заведующего отделением, своих родителей, друзей, всех кто меня не остановил. Эту ведьму, склонную к мягкой ласковой нравоучительной хуйне, от которой хочется немедленно огородится и не позволять ей касаться тебя во время объяснений, этих ее двоих болтливых друзей, они все-все-все виноваты.
Зона воплощала все самое ужасное и отвратительное. Она был как горячечный липкий сон, а я никак не мог избавится от нее. Утро для меня не наступало.
И у меня начинают заканчиваться эпитеты.
Я ненавижу ее. Я хочу убраться отсюда, я хочу уничтожить ее. Я пьяный, сидящий на чердаке амбара посреди чернобыльской зоны отчуждения, пишущий в общую тетрадку дневничок, разбитый, сломленный, жалкий, хочу прекратить это. И это невозможно.
Я помню как однажды в меде,одна панковатая девонька купила коробку куриных голов, пересыпала их в железный ящик, и оставила где-то между гаражами. Каждый день она ходила туда и фотографировала их. На пятый день она снимала в противогазе. Через неделю молодые опарыши учились робко ползать по черно-красному гнилому мясу. Через две недели в ящике была только труха и огромные, белые черви.
Теперь, мой дорогой анонимный читатель ты на шаг ближе к пониманию Зоны.
Я же чувствую, что подошел к четвертому дню, по графику куриных голов.
Спокойной ночи, тетрадочка.