Не только про самолёты.
-Здрасте, а билеты же можно прямо у вас купить?- я забегаю на первую ступеньку здоровенного автобуса, уставившись на водителя.
Водитель- в неожиданно гламурном жилете, при галстуке и белой рубашке- молча мотает головой. Я смущённо отступаю обратно на перрон автовокзала.
-Чуть в Варшаву не уехал!- улыбается мне толстая тётка-контролёр.
В самом деле, на лобовом стекле автобуса чёрным по белому написано ВАРШАВА.
-Наш вот здесь будет- показывает мне пальчиком на пустой прямоугольник стоянки Маленькая Тян. Мысленно ругаясь на свою тупость, я бегу покупать два билета до аэропорта. Когда я возвращаюсь с билетами на перрон, нужный автобус уже причаливает. Мы усаживаемся в тёплом салоне, вкусно пахнущем новизной.
Удивительно, как сходятся дороги моей жизни. Хочешь поработать- езжай в аэропорт. Хочешь путешествий- езжай в аэропорт. Хочешь чего-то совсем другого... хрен там, езжай в аэропорт.
Несколько дней назад у Маленькой Тян появилась идея- сыграть для меня на рояле. Она даже выучила специальное произведение, которое хочет сыграть именно мне. Но где раздобыть рояль? Где в Минске есть "свободные рояли", чтобы прийти и сыграть любому желающему?
Оказывается, свободный рояль стоит... в аэропорту. Я бы не поверил в такой хармсовский абсурд, но это оказалось правдой. Пару дней назад Маленькая Тян даже ездила туда, посмотреть и порепетировать. По её словам, он даже неплохо настроен! Господи! Хочешь послушать рояль- езжай в аэропорт. В любой ситуации- садись на 300-й автобус и едь сам знаешь куда, ибо пути твои определены, и сходятся они отнюдь не в Риме.
Новенький МАЗ урчит, пролетая развязки на окраине Минска. Мы с Маленькой Тян молча держимся за руки, иногда сцепляясь друг с дружкой короткими взглядами. В одну из таких коротких встреч её взгляд становится чуть серьёзней.
"Сиди не сиди, а начинать надо"- думаю я. К счастью, салон 300-го автобуса почти пуст, а мы забились на последний ряд, и нас врядли заметят. Я поднимаю правую руку и медленно приближаю её к шее Маленькой Тян. Она быстро убирает с шеи свои длинные-предлинные волосы. Её шея очень тёплая и нежная. Просто поразительно тёплая и нежная, но действовать с ней можно и нужно довльно грубо. Щедро отмеряя усилие, я сжимаю её, вдавливая Маленькую Тян в спинку кресла.
Она широко и беззвучно открывает рот. Несколько прекрасных секунд я крепко придавливаю её горло, надеясь, что степень усилия не мала и не велика.
Наконец, маленькая ладошка шлёпает по моему запястью, это понятный условный сигнал. Когда отпускаешь её шею, Маленькая Тян издаёт длинный вздох, такой вздох, что записать бы его на диктофон, и слушать до конца своих дней, пока остатки моего разума не поглотят холодные волны Альцгеймера. Но диктофона у меня нет, поэтому если хочется услышать этот вздох ещё раз, то работу правой рукой нужно повторять. Я чередую разные захваты, нажимаю на её горло одним и двумя пальцами, всей ладонью, усаживаю её спиной к себе и сжимаю её шею обеими руками. Однажды я похолодел- на пару секунд мне показалось, что она потеряла сознание. Нет, не потеряла. Маленькая Тян удивительно живуча, сколько её ни души, у неё только мило розовеют щёки и уши да бесстыже блестят глаза. А если её долго не душить- она начинает скучать, поэтому всю дорогу до аэропорта мне есть чем заняться.
Из тёплого автобуса мы быстро пробегаем через несколько метров холодной мороси в тепло и свет аэропорта. Я с удивлением думаю о том, как мало я знаю эту часть порта, предназначенную для пассажиров. Тут постоянно что-то меняется, доделывается, переоформляется, открываются и закрываются магазинчики и кофейни... Даже, чёрт побери, рояль где-то есть, если верить Маленькой Тян. Но сначала мы просто усаживаемся в одной из недавно открывшихся кофеен.
Она тараторит. Если её "потыкать палочкой", задав тему, то можно получить быстрый, насыщенный, эмоциональный монолог. Я отмечаю про себя- она совсем не использует ругательств, нет слов-паразитов, словарный запас кажется большим. Она неожиданно серьёзно относится к своей учёбе, долго пересказывает особенности характеров разных преподавателей. Я слушаю, стараясь сопоставить то, что она рассказывает, с самим собой образца 1999 года.
Кроме учёбы в её жизни есть, конечно же, Рояль. Она отдала Роялю десять лет, и продолжает отдавать. Из неё сыпятся какие-то терции и квинты, октавы и аккорды. Я поддерживаю беседу тупыми вопросами, типа зачем роялю педали. Она обещает показать это позже.
Двойная порция адски концентрированного термоядерного кофе в сочетании с рюмкой коньяка приводит меня в состояние вибрирующего внутреннего праздника. Мы идём сквозь сияющее здание аэропорта, сквозь толпы людей с сумками, мимо кивающей мне знакомой стюардессы, сквозь голос диктора с потолка...
Чёрт побери, вот он. И вправду, рояль. Стоит, открытый.
Мы оккупируем столик ещё одной кофейни по соседству, чтобы сбросить там свои пальто. Маленькая Тян усаживается за клавиатуру. И играет.
Я стою, пытаясь сделать умное лицо и слушать внимательно. Мелодия оказывается недлинной. Мне кажется, я слышу что-то нежно-романтическое. Через минуту мелодия сбивается на неловкие, негладкие звуки, как будто романтичная пара устаёт танцевать вальс и решает удивить публику комедией с арлекинами.
-Давай ещё раз?- Маленькая Тян хмурится, может быть, думает, что сыграно было плохо.
-Угу.
Она играет ещё, то же самое. Я пожимаю плечами, когда она спрашивает, угадал ли я мелодию. Ах, нет, я не смотрел "Сейлор Мун".
Потом она показывает, как педали действуют на звук. Потом мы идём просто гулять.
Снаружи всё та же холодная, темнеющая морось. Мы идём к автостоянке, сбоку от здания аэропорта. Когда-то там был прекрасный обзор на перрон сквозь пики решётчатого забора. Теперь забор изменили, близко к стоянкам самолётов не подойти. Где-то вон там я стоял и пялился сквозь забор, приезжая сюда в 2007-2012 годах.
Прищурившись, я читаю бортовой номер "Классика", стоящего недалеко от нас. Два Восемь Два.
-Два Восемь Два!- подпрыгивает и даже хлопает в ладоши Маленькая Тян.
Наше с ней общение началось именно с борта 282. Никогда бы не подумал, что есть такое хобби- быть фанатом борта 282. Она собирает его фотографии, знает его историю и прошлых владельцев, знает, куда он летал вчера, и беспокоится, если борт 282 долго никуда не летает. И если он долго никуда не летает- тут-то ей и нужен я, чтобы объяснить, что же происходит сейчас с её любимцем.
-Два Восемь Два!- придыхая, повторяет Маленькая Тян, с таким чувством сахарного восхищения, как будто это её любимая кукла, а не потрёпанный жизнью "Боинг-737-300".
Ближе к нам стоит борт 527, относительно новый, сияющий мокрым блеском 737-800, недавно появившийся в нашей авиакомпании. Но её совершенно не волнует "восьмисотка". Молитвенно сжимая ладошки на груди, она подпрыгивает у забора, чтобы лучше видеть борт 282.
Наконец, она насыщается свиданием со своим любимцем, и мы, промоченные холодным дождём тёплого декабря, возвращаемся в свет и тепло. Скоро прибудет 300-й автобус, который повезёт нас обратно в Минск. Вот он уже причаливает. Мы спешим занять незаметные места в последнем ряду. Маленькая Тян, сияя довольством, разматывает свой толстый многоэтажный шарф и убирает длинные волосы с шеи. Одновременно с началом движения автобуса в салоне гаснет свет, создавая интимную атмосферу. Я помню, что душить Маленькую Тян нужно разнообразно, и стараюсь менять усилия, позы и положения рук. В одном из жарко дышащих перерывов между удушениями она шепчет мне на ухо:
-Слушай, я забыла. Как в фонетическом алфавите будет "S"?
-Сиерра.
-А как "R"?
-Ромео.
Она кивает, улыбаясь.
Водитель- в неожиданно гламурном жилете, при галстуке и белой рубашке- молча мотает головой. Я смущённо отступаю обратно на перрон автовокзала.
-Чуть в Варшаву не уехал!- улыбается мне толстая тётка-контролёр.
В самом деле, на лобовом стекле автобуса чёрным по белому написано ВАРШАВА.
-Наш вот здесь будет- показывает мне пальчиком на пустой прямоугольник стоянки Маленькая Тян. Мысленно ругаясь на свою тупость, я бегу покупать два билета до аэропорта. Когда я возвращаюсь с билетами на перрон, нужный автобус уже причаливает. Мы усаживаемся в тёплом салоне, вкусно пахнущем новизной.
Удивительно, как сходятся дороги моей жизни. Хочешь поработать- езжай в аэропорт. Хочешь путешествий- езжай в аэропорт. Хочешь чего-то совсем другого... хрен там, езжай в аэропорт.
Несколько дней назад у Маленькой Тян появилась идея- сыграть для меня на рояле. Она даже выучила специальное произведение, которое хочет сыграть именно мне. Но где раздобыть рояль? Где в Минске есть "свободные рояли", чтобы прийти и сыграть любому желающему?
Оказывается, свободный рояль стоит... в аэропорту. Я бы не поверил в такой хармсовский абсурд, но это оказалось правдой. Пару дней назад Маленькая Тян даже ездила туда, посмотреть и порепетировать. По её словам, он даже неплохо настроен! Господи! Хочешь послушать рояль- езжай в аэропорт. В любой ситуации- садись на 300-й автобус и едь сам знаешь куда, ибо пути твои определены, и сходятся они отнюдь не в Риме.
Новенький МАЗ урчит, пролетая развязки на окраине Минска. Мы с Маленькой Тян молча держимся за руки, иногда сцепляясь друг с дружкой короткими взглядами. В одну из таких коротких встреч её взгляд становится чуть серьёзней.
"Сиди не сиди, а начинать надо"- думаю я. К счастью, салон 300-го автобуса почти пуст, а мы забились на последний ряд, и нас врядли заметят. Я поднимаю правую руку и медленно приближаю её к шее Маленькой Тян. Она быстро убирает с шеи свои длинные-предлинные волосы. Её шея очень тёплая и нежная. Просто поразительно тёплая и нежная, но действовать с ней можно и нужно довльно грубо. Щедро отмеряя усилие, я сжимаю её, вдавливая Маленькую Тян в спинку кресла.
Она широко и беззвучно открывает рот. Несколько прекрасных секунд я крепко придавливаю её горло, надеясь, что степень усилия не мала и не велика.
Наконец, маленькая ладошка шлёпает по моему запястью, это понятный условный сигнал. Когда отпускаешь её шею, Маленькая Тян издаёт длинный вздох, такой вздох, что записать бы его на диктофон, и слушать до конца своих дней, пока остатки моего разума не поглотят холодные волны Альцгеймера. Но диктофона у меня нет, поэтому если хочется услышать этот вздох ещё раз, то работу правой рукой нужно повторять. Я чередую разные захваты, нажимаю на её горло одним и двумя пальцами, всей ладонью, усаживаю её спиной к себе и сжимаю её шею обеими руками. Однажды я похолодел- на пару секунд мне показалось, что она потеряла сознание. Нет, не потеряла. Маленькая Тян удивительно живуча, сколько её ни души, у неё только мило розовеют щёки и уши да бесстыже блестят глаза. А если её долго не душить- она начинает скучать, поэтому всю дорогу до аэропорта мне есть чем заняться.
Из тёплого автобуса мы быстро пробегаем через несколько метров холодной мороси в тепло и свет аэропорта. Я с удивлением думаю о том, как мало я знаю эту часть порта, предназначенную для пассажиров. Тут постоянно что-то меняется, доделывается, переоформляется, открываются и закрываются магазинчики и кофейни... Даже, чёрт побери, рояль где-то есть, если верить Маленькой Тян. Но сначала мы просто усаживаемся в одной из недавно открывшихся кофеен.
Она тараторит. Если её "потыкать палочкой", задав тему, то можно получить быстрый, насыщенный, эмоциональный монолог. Я отмечаю про себя- она совсем не использует ругательств, нет слов-паразитов, словарный запас кажется большим. Она неожиданно серьёзно относится к своей учёбе, долго пересказывает особенности характеров разных преподавателей. Я слушаю, стараясь сопоставить то, что она рассказывает, с самим собой образца 1999 года.
Кроме учёбы в её жизни есть, конечно же, Рояль. Она отдала Роялю десять лет, и продолжает отдавать. Из неё сыпятся какие-то терции и квинты, октавы и аккорды. Я поддерживаю беседу тупыми вопросами, типа зачем роялю педали. Она обещает показать это позже.
Двойная порция адски концентрированного термоядерного кофе в сочетании с рюмкой коньяка приводит меня в состояние вибрирующего внутреннего праздника. Мы идём сквозь сияющее здание аэропорта, сквозь толпы людей с сумками, мимо кивающей мне знакомой стюардессы, сквозь голос диктора с потолка...
Чёрт побери, вот он. И вправду, рояль. Стоит, открытый.
Мы оккупируем столик ещё одной кофейни по соседству, чтобы сбросить там свои пальто. Маленькая Тян усаживается за клавиатуру. И играет.
Я стою, пытаясь сделать умное лицо и слушать внимательно. Мелодия оказывается недлинной. Мне кажется, я слышу что-то нежно-романтическое. Через минуту мелодия сбивается на неловкие, негладкие звуки, как будто романтичная пара устаёт танцевать вальс и решает удивить публику комедией с арлекинами.
-Давай ещё раз?- Маленькая Тян хмурится, может быть, думает, что сыграно было плохо.
-Угу.
Она играет ещё, то же самое. Я пожимаю плечами, когда она спрашивает, угадал ли я мелодию. Ах, нет, я не смотрел "Сейлор Мун".
Потом она показывает, как педали действуют на звук. Потом мы идём просто гулять.
Снаружи всё та же холодная, темнеющая морось. Мы идём к автостоянке, сбоку от здания аэропорта. Когда-то там был прекрасный обзор на перрон сквозь пики решётчатого забора. Теперь забор изменили, близко к стоянкам самолётов не подойти. Где-то вон там я стоял и пялился сквозь забор, приезжая сюда в 2007-2012 годах.
Прищурившись, я читаю бортовой номер "Классика", стоящего недалеко от нас. Два Восемь Два.
-Два Восемь Два!- подпрыгивает и даже хлопает в ладоши Маленькая Тян.
Наше с ней общение началось именно с борта 282. Никогда бы не подумал, что есть такое хобби- быть фанатом борта 282. Она собирает его фотографии, знает его историю и прошлых владельцев, знает, куда он летал вчера, и беспокоится, если борт 282 долго никуда не летает. И если он долго никуда не летает- тут-то ей и нужен я, чтобы объяснить, что же происходит сейчас с её любимцем.
-Два Восемь Два!- придыхая, повторяет Маленькая Тян, с таким чувством сахарного восхищения, как будто это её любимая кукла, а не потрёпанный жизнью "Боинг-737-300".
Ближе к нам стоит борт 527, относительно новый, сияющий мокрым блеском 737-800, недавно появившийся в нашей авиакомпании. Но её совершенно не волнует "восьмисотка". Молитвенно сжимая ладошки на груди, она подпрыгивает у забора, чтобы лучше видеть борт 282.
Наконец, она насыщается свиданием со своим любимцем, и мы, промоченные холодным дождём тёплого декабря, возвращаемся в свет и тепло. Скоро прибудет 300-й автобус, который повезёт нас обратно в Минск. Вот он уже причаливает. Мы спешим занять незаметные места в последнем ряду. Маленькая Тян, сияя довольством, разматывает свой толстый многоэтажный шарф и убирает длинные волосы с шеи. Одновременно с началом движения автобуса в салоне гаснет свет, создавая интимную атмосферу. Я помню, что душить Маленькую Тян нужно разнообразно, и стараюсь менять усилия, позы и положения рук. В одном из жарко дышащих перерывов между удушениями она шепчет мне на ухо:
-Слушай, я забыла. Как в фонетическом алфавите будет "S"?
-Сиерра.
-А как "R"?
-Ромео.
Она кивает, улыбаясь.