С.Трахименок: "По следам Таманцева" - 2
Причина слабости литератур восточно-европейских народов происходит не только из их чрезмерной и стандартизированной политизации и дело не только в зацикленности на языковом эстетстве, которые как кажется авторам этих направлений, должны породить развитые литературные языки. Отсутствие в восточной Европе великих авторов - это следствие отсутствия у авторов этих направлений великих идей. Сознательно созданные мифы об истории своих народов никого не обманывают. И прежде всего не обманывают культуру и самого творящего литературу человека. Практический смысл всех этих мифов в общем был простенький - обеспечить существование на руинах очередной империи маленького национального государства и культуры маленького народа. В этом есть свой смысл. Но верно и другое: стремление к малому не может породить великое.
Даже у Польши и польской культуры, которые обладают мессианской идеей и историческим опытом противостояния России нацеленность на создание национального государства в какой-то момент остановила появление новых литературных гениев. Мицкевич мог быть признан Пушкиным равным себе. Но после Мицкевича своего Толстого, Достоевского, Чехова и т.д. польская литература уже не порождала. Ибо изменилась цель культурного творчества - не универсальная польская альтернатива Российской империи, а - всего более или менее крупное национальное, априори зависимое и слабое польское государство.
Восточно-европейским народам вообще было сложно создавать свои литературы, имея рядом русскую классическую литературу в момент ее взлета. Вряд ли бы они вообще откристаллизовались, если бы не некоторые политические обстоятельства, вызванные борьбой империй между собой и борьбой громадных по амбиции идеологий за власть в регионе. Они во многом всего лишь - недорогие продукты заинтересованности сильных мира сего в провинциализации местных культур.
В этом смысле европейская интеграция ломает местные культуры, меняя им парадигму с "национализма" на европейские ценности. Иное дело, что в рамках европейских ценностей культура стала прежде всего товаром, и восточные европейцы не могут породить востребованный широко товар во всем - от какого-нибудь машиностроения и до искусства. Таково место региона в контексте Объединенной Европы.
С.Трахименок и другие авторы той литературы, которая опирается на русскую классическую традицию, а во многом и на более глубокие традиционные "моменты" тем и интересны, что обращены в "большой парадигме", находятся вне контекста восточно-европейского стремления к малому. В нынешнем евразийском интеграционном "процессе" им открывается очень небольшой, но все таки шанс, породить большую литературу вновь. Как это произошло во вспыхнувшей к величию в 19-м ст. на окраине Европы Российской империи. Во всяком случае, они находятся вне столь жесткой коммерциализации литературы, как это случилось в Европейском Союзе и вне традиции культивирования малого и искусственного, в которой были восточно-европейские литературы более 100 лет.
Когда читаю С.Трахименка интересно именно это: отсутствие искусственности и обращение ко всему о чем он говорит всерьез, серьезность, масштаб, взрослость подхода опытного человека... Это не просто непостмодернизм...
***
Сергей ТРАХИМЁНОК
ПО СЛЕДАМ ТАМАНЦЕВА
Повесть
С.Трахименок: "По следам Таманцева" - 1
Глава 11
Шаповала бьет мелкая дрожь.
До чего же холодно лежать на снегу. И даже полушубок не спасает. Впрочем, разве это полушубок - одно название. Ему лет десять, и подшерсток, а именно он дает тепло, давно вытерся. Да что там подшерсток, и шерсть стала короче наполовину. Стоило менять телогрейку на такой полушубок? Но… в партизанской иерархии командиру диверсионной группы не пристало ходить в телогрейке… Однако, что-то на этот раз уж очень холодно, да и еще начинает трясти мелкая дрожь. Уж не заразился ли он тифом, ночуя два дня назад в одной незнакомой крестьянской избе. Спали они на соломе и всю ночь слышали, как кашлял на печи больной старик.
«Не приведи бог, - думает не верящий в Бога Шаповал, - заболеть. Что скажут ребята? Хотя скажут, что надо лечиться, отлежаться. А возможно, кто-то подумает, что испугался Шаповал, решил не участвовать в операции».
Эту операцию Шаповал готовил давно. Сначала поставил задачу местным мальчишкам отмечать интенсивность движения и фиксировать крупные эшелоны с техникой и живой силой. Трубник собирал информацию через своих связных. Особое внимание и тот, и другой обращали на составы, безопасность которых обеспечивалась дополнительными средствами. Потом данные Трубника и Шаповала сравнили. В основном они совпадали.
Пока собирали сведения, отрядные умельцы приделали детонатор к 152-миллиметровому снаряду и передали его ребятам Шаповала. Общий вес взрывного устройства 36 килограммов. Пришлось искать подводу и ночью подвезти его поближе к железнодорожному полотну магистрали Минск - Москва.
Это не бог весть какая акция, но Шаповал знает, что немцы через своих пособников внимательно следят за такими передвижениями. И чем меньше посторонних людей задействовано, тем больше надежды на конспиративность мероприятия и на его успех.
Устройство закопали в снегу неподалеку от железнодорожного полотна, обозначили вешками, чтобы можно было найти его в темноте. С этого момента с окончанием операции тянуть было нельзя. И не только потому, что у немцев были свои глаза и уши вокруг железной дороги, но и потому, что могло случиться множество совершенно непредвиденных вещей: на устройство мог случайно натолкнуться кто-то из полицаев или местных жителей, да и самодельный детонатор мог отсыреть.
По имеющимся данным особо охраняемых эшелонов в сутки могло проходить несколько пар. Днем подобраться к железнодорожному полотну и тем более заложить заряд было невозможно, значит, операцию необходимо проводить ночью.
И вот они ждут состав. Рядом с Шаповалом лежит Трубник. Невдалеке от них Кашин, Львов и Антонов. Все молчат. Ночью, да еще в лесу, даже шепот слышен очень далеко. Все это знают и научились обмениваться информацией при помощи жестов.
Середина марта: днем тепло, и снег начинает чернеть и таять, а ночью растаявшее схватывается морозом. Эти тонкие льдинки сейчас больно режут руки. Чтобы время шло быстрее нужно научиться его убивать. И Шаповал думает о том, что еще два года назад он и не предполагал, что будет лежать возле полотна железной дороги и караулить немецкий эшелон.
Он призывался в сороковом году и начинал службу в 120-м отдельном батальоне связи стрелковой дивизии. Войну встретил под Гомелем. Дивизию мгновенно перебросили под Оршу, где после ожесточенных боев она попала в окружение. Но большая часть дивизии все же вышла из него. Вышел и Шаповал, в военной форме, с оружием и документами. Было это под Смоленском. После переформирования Шаповал попадает в 136-й отдельный саперный батальон 28-й армии маршала Тимошенко. Опять бои и опять окружение.
На этот раз все сложилось менее удачно.
(Продолжение в комментах)
Даже у Польши и польской культуры, которые обладают мессианской идеей и историческим опытом противостояния России нацеленность на создание национального государства в какой-то момент остановила появление новых литературных гениев. Мицкевич мог быть признан Пушкиным равным себе. Но после Мицкевича своего Толстого, Достоевского, Чехова и т.д. польская литература уже не порождала. Ибо изменилась цель культурного творчества - не универсальная польская альтернатива Российской империи, а - всего более или менее крупное национальное, априори зависимое и слабое польское государство.
Восточно-европейским народам вообще было сложно создавать свои литературы, имея рядом русскую классическую литературу в момент ее взлета. Вряд ли бы они вообще откристаллизовались, если бы не некоторые политические обстоятельства, вызванные борьбой империй между собой и борьбой громадных по амбиции идеологий за власть в регионе. Они во многом всего лишь - недорогие продукты заинтересованности сильных мира сего в провинциализации местных культур.
В этом смысле европейская интеграция ломает местные культуры, меняя им парадигму с "национализма" на европейские ценности. Иное дело, что в рамках европейских ценностей культура стала прежде всего товаром, и восточные европейцы не могут породить востребованный широко товар во всем - от какого-нибудь машиностроения и до искусства. Таково место региона в контексте Объединенной Европы.
С.Трахименок и другие авторы той литературы, которая опирается на русскую классическую традицию, а во многом и на более глубокие традиционные "моменты" тем и интересны, что обращены в "большой парадигме", находятся вне контекста восточно-европейского стремления к малому. В нынешнем евразийском интеграционном "процессе" им открывается очень небольшой, но все таки шанс, породить большую литературу вновь. Как это произошло во вспыхнувшей к величию в 19-м ст. на окраине Европы Российской империи. Во всяком случае, они находятся вне столь жесткой коммерциализации литературы, как это случилось в Европейском Союзе и вне традиции культивирования малого и искусственного, в которой были восточно-европейские литературы более 100 лет.
Когда читаю С.Трахименка интересно именно это: отсутствие искусственности и обращение ко всему о чем он говорит всерьез, серьезность, масштаб, взрослость подхода опытного человека... Это не просто непостмодернизм...
***
Сергей ТРАХИМЁНОК
ПО СЛЕДАМ ТАМАНЦЕВА
Повесть
С.Трахименок: "По следам Таманцева" - 1
Глава 11
Шаповала бьет мелкая дрожь.
До чего же холодно лежать на снегу. И даже полушубок не спасает. Впрочем, разве это полушубок - одно название. Ему лет десять, и подшерсток, а именно он дает тепло, давно вытерся. Да что там подшерсток, и шерсть стала короче наполовину. Стоило менять телогрейку на такой полушубок? Но… в партизанской иерархии командиру диверсионной группы не пристало ходить в телогрейке… Однако, что-то на этот раз уж очень холодно, да и еще начинает трясти мелкая дрожь. Уж не заразился ли он тифом, ночуя два дня назад в одной незнакомой крестьянской избе. Спали они на соломе и всю ночь слышали, как кашлял на печи больной старик.
«Не приведи бог, - думает не верящий в Бога Шаповал, - заболеть. Что скажут ребята? Хотя скажут, что надо лечиться, отлежаться. А возможно, кто-то подумает, что испугался Шаповал, решил не участвовать в операции».
Эту операцию Шаповал готовил давно. Сначала поставил задачу местным мальчишкам отмечать интенсивность движения и фиксировать крупные эшелоны с техникой и живой силой. Трубник собирал информацию через своих связных. Особое внимание и тот, и другой обращали на составы, безопасность которых обеспечивалась дополнительными средствами. Потом данные Трубника и Шаповала сравнили. В основном они совпадали.
Пока собирали сведения, отрядные умельцы приделали детонатор к 152-миллиметровому снаряду и передали его ребятам Шаповала. Общий вес взрывного устройства 36 килограммов. Пришлось искать подводу и ночью подвезти его поближе к железнодорожному полотну магистрали Минск - Москва.
Это не бог весть какая акция, но Шаповал знает, что немцы через своих пособников внимательно следят за такими передвижениями. И чем меньше посторонних людей задействовано, тем больше надежды на конспиративность мероприятия и на его успех.
Устройство закопали в снегу неподалеку от железнодорожного полотна, обозначили вешками, чтобы можно было найти его в темноте. С этого момента с окончанием операции тянуть было нельзя. И не только потому, что у немцев были свои глаза и уши вокруг железной дороги, но и потому, что могло случиться множество совершенно непредвиденных вещей: на устройство мог случайно натолкнуться кто-то из полицаев или местных жителей, да и самодельный детонатор мог отсыреть.
По имеющимся данным особо охраняемых эшелонов в сутки могло проходить несколько пар. Днем подобраться к железнодорожному полотну и тем более заложить заряд было невозможно, значит, операцию необходимо проводить ночью.
И вот они ждут состав. Рядом с Шаповалом лежит Трубник. Невдалеке от них Кашин, Львов и Антонов. Все молчат. Ночью, да еще в лесу, даже шепот слышен очень далеко. Все это знают и научились обмениваться информацией при помощи жестов.
Середина марта: днем тепло, и снег начинает чернеть и таять, а ночью растаявшее схватывается морозом. Эти тонкие льдинки сейчас больно режут руки. Чтобы время шло быстрее нужно научиться его убивать. И Шаповал думает о том, что еще два года назад он и не предполагал, что будет лежать возле полотна железной дороги и караулить немецкий эшелон.
Он призывался в сороковом году и начинал службу в 120-м отдельном батальоне связи стрелковой дивизии. Войну встретил под Гомелем. Дивизию мгновенно перебросили под Оршу, где после ожесточенных боев она попала в окружение. Но большая часть дивизии все же вышла из него. Вышел и Шаповал, в военной форме, с оружием и документами. Было это под Смоленском. После переформирования Шаповал попадает в 136-й отдельный саперный батальон 28-й армии маршала Тимошенко. Опять бои и опять окружение.
На этот раз все сложилось менее удачно.
(Продолжение в комментах)