(no subject)
- Можно делать что угодно, - сказал себе человек без свойств, пожимая плечами, - в такой сумятице сил это не имеет ни малейшего значения!
Ну что ж, моё посвящение в сан высоколобых ценителей прекрасного романа идей, провалилось. Местами. Потому что роман по большей части раздражал и утомлял, его приходилось скармливать себе дозировано, уговаривая, что вот-вот ещё десяток экранов и попьём чаю с вареньем, ещё немного, и я разрешу тебе отвлечься на какую-нибудь современную чепуховину без глубины. Книг я не бросаю, и потому позорный побег так и не состоялся. Могу сказать, что местами роман очень хорош, местами даже забавен, а местами адски скучен, местами вспыхивают яркие огоньки, которые освещают изнутри (как правило, это то, что ты и сам выдумал, но не сформулировал, а затаил в глубинах), а местами болото множественных идей с чавканьем засасывало по колено, по грудь, по шею.
В плане восприятия идей я моногамна, мне подавай развитие, аргументирование одной великой идеи или хотя бы торжественное потрясание ею за раз на худой конец. А здесь же просто кишащий рассадник, идей так много, что они уже друг у друга на головах, извиваются, корчатся от тесноты, выпрыгивают, чтобы прозвучать, но через секунду собратья-завистники стаскивают их вниз, чтобы прозвучать взамен или хотя бы затоптать наглеца прозвучавшего.
Но все по местам.
Место №1 Множественный сарказм. Сначала я была уверена, что Музиль - тролль из едких. Его унылая, но всё же по-кафкиански занятная сатира, обличающая пустопорожние словесные нагромождения, ведь герои чего только не мастерят из словес, а больше ни на что не способны. Исполины духа, теряющиеся в отсутствии горничной.
Это было как лес, где деревья из гипса! Я чувствую себя сентиментальным, как собака в лунную ночь! Великолепно! Но что, собственно, это означает? Готовится великое событие, но никто этого не заметил. Ты знаешь, чего ожидаешь? Нет, а разве это не безразлично? Я хожу по канату из света! - крикнула она в комнату.
Нет, это не король Индии вещает из-под стола в психушке, это Музиль говорит устами своих чокнутых героев. А какие герои, что за прекрасный набор: стыдливая нимфоманка, шизофреничка, погружающаяся в пучину жидкого вымысла, бравый вояка, который не стесняется сказать «не понимаю», маньяк-убийца, многочисленные игроки словами и смыслами, искатели идеи о том, сами не знают о чём, но всё же великой, изучающая технику секса в свете счастливой семейной жизни чопорная жена, Ульрих и его сестра, прикрывающие байками про идентичность странные инцестуальные отношения, юноши и их костлявые девушки со взором горящим, которым лишь бы опровергать и разрушать до основанья, желательно миры.
Место №2 Чудовищная скука и богатырский сон
Падение ридера на нос не прерывает сон, ускользание скользкого хвоста смысла в то самое мгновение, когда глаза, утомлённые этим безобразием, отвлеклись ненароком - и всё, ушёл под ковёр. Лови его теперь.
Место №3 Охота на мысль и последующее её поедание и многократное переваривание
Почему я не буду перечитывать, обдумывать три месяца, вкушать четыре месяца и прочее. Не вижу в этом смысла. Множество мелких поддакиваний и согласий с автором, все эти «ага, и я так думаю, но сформулировать не могу!» происходят моментально во время чтения, формируя общее впечатление. Что касается философии, которую Музиль так старательно вписывал, врисовывал, вшивал в ткань своего титанического произведения, то я могу сравнить её с продуктом его жизнедеятельности. Философия как переваренная мысль, которая нашла выход и запечатлена с целью себя показать и людей посмотреть. Обдуманная, приглаженная, обсосанная со всех сторон. Для чего я должна встраивать её в себя, и снова переваривать, чтобы что? Согласиться? Не согласиться? Переосмыслить? Что именно? И нужно ли? И вот тут на помощь удачно пришёл гений Кржижановский, и я не могу не процитировать его, потому что это и есть ответ на мои бессловесные дикарские запросы в никуда.
Мысль с вещами, большими ли, малыми ли, поступала так: разжав их плотно примкнутые друг к другу поверхности и грани, мысль старалась проникнуть в глубь, и еще в глубь, до того interieur’a вещи, в котором и хранится, в единственном экземпляре, смысл вещи, ее суть. После этого грани и поверхности ставились, обыкновенно, на место: будто ничего и не случилось.
Естественно, что всякой вещи, как бы мала и тленна она ни была, несказанно дорог и нужнее нужного нужен ее собственный неповторяемый смысл: лучами - шипами - лезвиями граней, самыми малостью и тленностью своими выскальзывают вещи из познания, защищают свои крошечные «я» от чужих «Я».
Будьте всегда сострадательны к познаваемому, вундеркинды. Уважайте неприкосновенность чужого смысла. Прежде чем постигнуть какой-нибудь феномен, подумайте, приятно ли было бы вам, если б, вынув из вас вашу суть, отдали бы ее в другой, враждебный и чуждый вам мозг. Не трогайте, дети, феноменов: пусть живут, пусть себе являются, как являлись издревле нашим дедам и прадедам.
Сигизмунд Кржижановский.
Петь надо бы себя!, - говорит чокнутая музилевская героиня вроде бы невпопад, но мы-то знаем, что всё не просто так. А если и просто так, то мы не признаемся, потому что тогда нас засмеют другие умники. Так вот, Музиль спел себя и остался в веках, и это достойно уважения. И молодец. Я вот не останусь, я даже в караоке не пою.