Про гематоэнцефалический барьер
Так как внутренние демоны шепчут мне, что нельзя просто взять и написать «Ребята, организатор рассказа в Питере настроил прямую видеотрансляцию, идите кому надо и покупайте билеты», а надо долго лить воду, то я напишу пару слов.
Эта пара слов - «гематоэнцефалический барьер». Именно они, как мне кажется, отделяют меня от вершины ораторского мастерства. Возможно, на моей могиле будет написано «Он пытался всю жизнь рассказывать про гематоэнцефалитический барьер, но не мог выговорить его названия правильно ни разу».
Сам барьер я упоминаю в публичных рассказах вскользь, к слову. Это такая обертка мозга, фильтрующая химические вещества из тела, чтобы они тебя не траванули. Сквозь пресловутую обертку не проходит почти ничего, кроме лишь алкоголя с никотином и еще пары-тройки соединений. Речь об этой обертке заходит как о примере тогда, когда я рассказываю, что надо выстраивать преграду, защищающую тебя от постоянной потребности в чужой оценке, и говорю о приемах защиты.
И вот моя мозговая защита уберегает меня от способности сказать слова «гематоэнцетрический барьер» правильно.
Гемоэнцефалогический барьер преследует меня. Громко и уверенно произносить дома вслух сорок минут «гематоэнцефалогический барьер» не помогает. Все, чего я добился декламацией - вызвал дьявола: протестующие соседи передвинули кровать поближе к стене, и как только я начинаю грызть в воздух эту скороговорку, они приходят и начинают с той стороны демонстративно в воздух скрипеть и громко-громко стонать. Оказывается, у нас есть много общего: отличная совместная слышимость. Я ловлю намеки на лету и ухожу на кухню, но там же никуда не делся мой слегка постанывающий холодильник, и от комизма ситуации меня пробивает на хаха, и тренироваться становится невозможно. В туалете тоже не до тренировок: там лежат прекрасные книжки, и мое внимание приковывается к ним.
Так вот, к чему я. Сегодня ко мне прилетел из видеомонтажа на оценку новый двухминутный ролик, записанный во время недавнего публичного рассказа. И, естественно, начинается он с упоминания мною ге-ма-эн-це-фа-ли-ти-чес-ко-го-барь-е-ра, и опять с ошибкой. А когда видишь своими глазами предел собственных возможностей, внутренние демоны шепчут, что надо смириться и махнуть на все рукой. И я склонен им поверить.
Так что, друзья, ящетаю, что вам надо смириться и махнуть на все рукой. Приходите на рассказ в Питере или других городах: я придумал в каждом новом городе запекать свою изюминку - ближайшая будет про мой опыт построения распорядка дня в условиях, когда тебя постоянно накрывает боязнь ничего не успеть, а в голове словно мечется муха. Заходите смотреть на прямую онлайн-трансляцию: я буду путать слова и слоги, и лететь, сопровождаемый своей кучерявой памятью.
Зато я со всей этой несобранностью и тупняком знаю не понаслышке, каково это - бороться с несобранностью и тупняком. Я абсолютно уверен в материале и знаю, о чем говорю, и меня не собьешь с пути. Ведь у меня отличный гемолитический барьер.
Эта пара слов - «гематоэнцефалический барьер». Именно они, как мне кажется, отделяют меня от вершины ораторского мастерства. Возможно, на моей могиле будет написано «Он пытался всю жизнь рассказывать про гематоэнцефалитический барьер, но не мог выговорить его названия правильно ни разу».
Сам барьер я упоминаю в публичных рассказах вскользь, к слову. Это такая обертка мозга, фильтрующая химические вещества из тела, чтобы они тебя не траванули. Сквозь пресловутую обертку не проходит почти ничего, кроме лишь алкоголя с никотином и еще пары-тройки соединений. Речь об этой обертке заходит как о примере тогда, когда я рассказываю, что надо выстраивать преграду, защищающую тебя от постоянной потребности в чужой оценке, и говорю о приемах защиты.
И вот моя мозговая защита уберегает меня от способности сказать слова «гематоэнцетрический барьер» правильно.
Гемоэнцефалогический барьер преследует меня. Громко и уверенно произносить дома вслух сорок минут «гематоэнцефалогический барьер» не помогает. Все, чего я добился декламацией - вызвал дьявола: протестующие соседи передвинули кровать поближе к стене, и как только я начинаю грызть в воздух эту скороговорку, они приходят и начинают с той стороны демонстративно в воздух скрипеть и громко-громко стонать. Оказывается, у нас есть много общего: отличная совместная слышимость. Я ловлю намеки на лету и ухожу на кухню, но там же никуда не делся мой слегка постанывающий холодильник, и от комизма ситуации меня пробивает на хаха, и тренироваться становится невозможно. В туалете тоже не до тренировок: там лежат прекрасные книжки, и мое внимание приковывается к ним.
Так вот, к чему я. Сегодня ко мне прилетел из видеомонтажа на оценку новый двухминутный ролик, записанный во время недавнего публичного рассказа. И, естественно, начинается он с упоминания мною ге-ма-эн-це-фа-ли-ти-чес-ко-го-барь-е-ра, и опять с ошибкой. А когда видишь своими глазами предел собственных возможностей, внутренние демоны шепчут, что надо смириться и махнуть на все рукой. И я склонен им поверить.
Так что, друзья, ящетаю, что вам надо смириться и махнуть на все рукой. Приходите на рассказ в Питере или других городах: я придумал в каждом новом городе запекать свою изюминку - ближайшая будет про мой опыт построения распорядка дня в условиях, когда тебя постоянно накрывает боязнь ничего не успеть, а в голове словно мечется муха. Заходите смотреть на прямую онлайн-трансляцию: я буду путать слова и слоги, и лететь, сопровождаемый своей кучерявой памятью.
Зато я со всей этой несобранностью и тупняком знаю не понаслышке, каково это - бороться с несобранностью и тупняком. Я абсолютно уверен в материале и знаю, о чем говорю, и меня не собьешь с пути. Ведь у меня отличный гемолитический барьер.