26.
Появились помещики. Они нащупывают почву. Опубликован приказ Родзянко, предоставляющий помещикам право на получение аренды. Земля - неизвестно как.
Крестьяне волнуются, недовольны.
- Ишь, ты, снова по-старому, - говорят на базаре.- Стало, опять помещики. Уж и то стали шкуру драть за луга. Это не порядок - старого не нужно.
Говорят секретно еще. Но странно: красные хорошо осведомлены о расположении белых. Они появляются в тылу, внезапно.
Чья-то рука помогает.
Балахович вешает заподозренных, но провода пропадают, телеграфные столбы подпиливаются.
Крестьяне ведут борьбу „сапой“. Кругом враги.
_______________________
Среди эстонских солдат растет тоже недовольство.
- Своих баронов прогнали, а здесь помещиков сажаем. Офицеры обманывают нас. Довольно,- прогнали большевиков от себя - дальше идти незачем.
Ходят по улицам с красными бантами, поют революционные песни. Происходят столкновения с балаховцами. Скрытая ненависть выявляется. Вспоминают, как Балахович грабил в Эстонии.
_______________________
Недовольство и в отряде Балаховича. Перешедшие возмущаются погонами, дисциплиной. Они снова не люди, а номера. Старые порядки, которые уже не пригодны для пережившего революцию народа.
„Личная сотня“ Балаховича занимается грабежами. Выпускает фальшивые керенки.
Балахович приказал принимать.
- Полковник, усмирите же своих солдат. Население ропщет, его обирают.
- Но, позвольте, что же я могу сделать? Не могу же я оголить фронт из-за идиотов.
Стало быть, все разбойники.
А на рукаве шинелей у них „Белый Крест“ - символ мира и справедливости. Лозунг - свобода и Учредительное Собрание.
27.
Начались аресты купцов и зажиточных граждан. Их задерживают, приводят в штаб и коротко заявляют:
- Вы обязаны внести столько-то тысяч.
- Помилуйте, откуда? Меня большевики еще разорили вконец. Всё потерял.
- Найдутся знакомые, которые помогут вам внести. Это необходимо для содержания армии. В ваших же интересах.
Иногда идет торговля. Не брезгуют ничем. Требуют 25.000 руб. обязательно „думскими“ или „царскими“, а мирятся на 1.000.
„С паршивой овцы хоть шерсти клок!“ Но иногда упорствуют.
- По нашим сведениям, вы в состоянии. Так вот что: на ночь вы обязаны приходить в тюрьму, а днем будете искать деньги. Если убежите - отвечает семья.
Преследуют всех, но главным образом евреев. Это проект помощника Балаховича, прис. пов. Н. Н. Иванова.
Так собирают „добровольные“ пожертвования на содержание белой армии. Уже раздаются голоса:
- Всё же при большевиках было лучше. Брали в меру.
Это говорят даже „буржуи“.
28.
Июль.
- Вас приглашает полковник Пиндинг для переговоров. Он просил меня указать общественных деятелей. Я между прочими назвал и вас.
Это говорит мне украинский голова Крылов. Человек, может быть, и хороший, да только вокруг него всё подозрительные субъекты.
В пять иду к Пиндингу. Всё равно - какой-то калейдоскоп. Одним впечатлением больше.
_______________________
Опрятная комната. Мягкая мебель. Как-то даже не верится, что так можно жить в военной обстановке. У белых - грязь и бестолковщина.
Пиндинг не молодой, с лысиной, продолговатое лицо, толстые губы. Глаза неглупые.
- Видите ли,- говорит он,- положение складывается так, что вы, псковичи, должны принимать решительные меры. Вы сами понимаете, что эстонские солдаты не захотят двигаться дальше, если порядки не изменятся. Они не видят цели, ради которой можно жертвовать жизнью. Свою страну мы освободили, помогли вам освободить Псков, а теперь ваше дело отвоевывать территорию дальше, создавать порядок, привлекать население от большевиков на свою сторону. План таков: вы создаете Псковскую Республику и отсюда начинаете освобождение России. Вы устанавливаете в этой области такой порядок, который может удовлетворить крестьян и рабочих. Постепенно продвигаетесь дальше. Так, поясами, только и можно освободить Россию. Посмотрите, - мы поступили точно так же. Эту идею поддерживает и ген. Лайдонер и союзники. Но помните: времени очень мало, надо спешить. В вашем распоряжении всего несколько дней. Наши солдаты могут бросить фронт.
- Но позвольте, полковник, одни мы не в силах заняться этой организацией. Ведь, это - внутренний переворот. Балахович нас перехватает раньше...
- Это мы учитываем. И мы окажем вам помощь.
А пока вот что: срочно обсудите с вашими коллегами мое предложение и возвращайтесь ко мне с ними. Повторяю, время не ждет.
_______________________
Что это? Отказ от борьбы с большевиками? Один из способов отделаться от Балаховича? Результат ненависти солдат?
Темно и непонятно...
29.
Нас командировали в Ревель выяснять вопрос о Псковской Республике. Поехали двое - я и Горн. Третий „ходок“, Азлов, остался. Дипломатическая болезнь.
_______________________
В кабинете главнокомандующего эстонской армией ген. Лайдонера.
Просто, деловито. Лежат карты. Здесь же начальник генерального штаба. Излагаем причины посещения.
- Да, мне это известно. Это входит в наши планы, - говорит генерал. - Буферная, дружественная республика была бы весьма желательна для нас, а для вас она явилась бы исходным пунктом в борьбе с большевиками. Поможем ли мы?- Если это будет серьезно, то да. Мы знаем отлично, что Балахович разбойник. Вам надо еще выяснить отношение премьер-министра и союзников. Зайдите к ним, а затем возвращайтесь ко мне.
_______________________
Итак: ни два, ни полтора.
Горн суетится, бегает куда-то, с кем-то видается. Говорит, что ищет краску для бороды К. Думаю, устраивает свои личные дела.
_______________________
У Штрандмана. Тоже просто, хотя и чувствуется, что глава правительства.
Он очень осторожен в выражениях, маскирует.
- Видите ли, замечает он, - вопрос этот нами официально не обсуждался. Но частные разговоры были. Что ж, попытайтесь. Если будет ваша попытка удачна и союзники вам помогут, мы тоже пойдем навстречу. Эта идея, во всяком случае, (не бесплодна). Сомневаюсь только, чтобы Балахович сдал вам власть добровольно. Но повторяю, всё будет зависеть от успешности вашего предприятия...
„Безумству храбрых поем мы славу“...
_______________________
Почти следом за нами ходит к властям Н. Н. Иванов. Он чует, что что-то затеяно, что в Пскове им недовольны. И нюхает. Намечает новые жертвы для виселиц Балаховича...
_______________________
Идем в центр - к англичанам.
Генерал Марч, как истый бритт, не знает ни одного языка, кроме английского. Пользуемся его секретарем, который знает десяток слов по-русски и чуть больше по-французски.
Снова излагаем всё по порядку.
- Псковская республика?! - изумленно смотрит он на нас.- Псковская Республика?!
- Генералу ничего не известно о Псковской Республике, - поясняет секретарь. - Он просит сказать, где она находится.
Еще несколько томительных минут разговора. Ясно ощущается, что Марч смотрит на нас, или делает только вид, как на сумасшедших. Он знает Балаховича. Знает, что „это храбрый и достойный офицер“, но о Псковской Республике не знает ничего.
- Генерал не в курсе дела. Он предлагает вам зайти к английскому консулу лорду Бозанкету, тот говорит по-русски. Генерал даст вам письмо к нему.
Аудиенция окончена. Получаем письмо и идем к консулу.
_______________________
Старичек. Лорд. Раньше был в России. Говорят, отчаянный реакционер.
Но что написано в письме? Какими идиотами мы там, должно быть, изображены. Неприятно как-то, но... что поделаешь!..
Снова повторение старого.
- Да, да, генерал Балахович, - задумчиво говорит лорд,- мы о нем что-то слыхали. Он, говорите, вешает на улицах. Может рухнуть фронт. Очень печально. Мы примем меры. А псковская республика? - нам об этом ничего не известно. Ваши граждане так хотят. Я запрошу правительство, как оно отнесется к этому проекту.
- Но позвольте, господин консул, - время не ждет. Эстонское командование предупреждает, что оно снимет солдат с фронта через несколько недель максимум. Псков будет оголен. Мы бы просили вас предпринять шаги перед эстонским правительством о разрешении перехода беженцам на территорию Эстонии,- ходят слухи, что эстонцы никого не пропустят,- будут стрелять.
- Это я вам обещаю.
_______________________
Итак, Псковская Республика какой-то странный миф, выдуманный эстонским командованием в Пскове. Однако, центр-то должен знать. Пиндинг действует безусловно по указке сверху. Очевидно, существуют тайные планы. Большевики предлагают выгодный мир Эстонии,- об этом говорят. Ведутся какие-то переговоры. Дело идет, повидимому, к концу.
Странная неопределенность и неуверенность. Псков отходит на задний план. Не все ли равно - кто в нем будет. Но граждане, - что будет с нами после Балаховича? Бульварные столбы будут так же увешены большевиками.
„Око за око“...
_______________________
А Горн все ищет „краску“ для бороды К. У него какие-то свидания. Секреты. Снова выплыл на сцену „спаситель России“, Филиппео, предлагавший в Пскове, после проектов спасения, кильки и сардины, паштеты и вино.
Сумасшедший дом какой-то...
30.
Из Гатчины приехал А. И. Куприн. Вид у него ничего - не голодал, хотя и ругается.
Занят поисками водки, даже денатурата...
Встретились с ним в Земской Управе. На нем уже военная форма, золотые капитанские погоны.
- Вы что же, А. И., - в армии?
- Нет. Приказали надеть погоны, - вот и надел.
А еще недавно он умел отстаивать свою независимость даже от большевиков.
- Как вы смотрите, А. И., на положение?
- Я - христианский анархист, и мне генеральщина не нравится. Вы понимаете - тупоголовые... Здесь ругают Горького, хотят его повесить, если попадется. Идиоты, они не понимают, что Горький - писатель прежде всего. Он не большевик отнюдь, многим помогает, спасает многих. Это возмутительное тупоумие. С ним необходимо бороться.
_______________________
Куприн работает в „Приневском Краю“. Его редактором бывший паж Лебедев.
- Это невозможно, - жалуется Куприн, - Вы посудите сами: этот мальчишка, паж с узким лбом, говорит мне, что слово „вошь“ не литературное. Вычеркивает „задницу“, а я пишу „гузо“. Это можно? - спрашиваю. - „Да, можно. “
А сам, ведь, и не понимает, что значит „гузо“. С ними совершенно невозможно работать - генералы, кретины, Краснов пропах лампадным маслом… Провалят все…
_______________________
Печатает в „Приневском Краю“ характеристики Ленина, Троцкого. Выпускает какую-то брошюру. Черносотенствует вместе с генералами, а за глаза их же ругает.
Наконец, нашли спирта. А. И. выпил и забыл об окружающем.
- Русский мужик... в нем есть свое, хорошее. Он понял революцию по-своему, и с этого его не сдвинешь. Но русские писатели подходят к нему по - интеллигентски. Они не понимают его. Не понимает его и Бунин. Вспомните моего „Куршу Большеголового“… Вот он каков!..
И он вспоминает свой разсказ. Долго говорит о русском мужике. Тепло, без злобы, умно.
Стоим на морозе. Долго, но время бежит незаметно. Сейчас он просто Куприн.
- Уеду отсюда, - заключает А. И. - Здесь работать совершенно немыслимо - генеральское засилие. Поеду в Ревель, оттуда в Гельсингфорс. Там буду вести борьбу с большевиками, знакомить с ними эмиграцию и западную Европу - они не понимают большевизма.
_______________________
Куприн уехал. Как дико было слыхать, что он отказался от „Поединка“ и пишет злобные, грязные и глупые статьи.
Он пропал окончательно и пошел на поводу у генералов и черносотенцев, которых в Ямбурге пытался ругать.
Такова участь отрывающихся от народа…
31.
Из Гатчины, Царского, Красного волна беженцев. Бегут, боясь мести красных за зверства белых. А белым не верят:
- Все равно ничего не сделают. С такими порядками далеко не уйдешь.
Многие недовольны:
- Чего лезли, если сил не было. Только край разоряют, да новые жертвы будут. Кричат:
у нас армия, сила, а на поверку ничего и нет у них. Одни генералы да офицеры... Эх, тоже... генералам-то хорошо, а каково нам?..
_______________________
Некоторые не знают сами, почему ушли:
- Другие бежали, - ну, и мы с ними. Возвращаться же теперь нельзя - донесут, что с белыми ушли. Да и неохота как-то, из колеи выбились, всё потеряли.
_______________________
Появились крестьяне. Гонят скот. Домашний скарб на телегах.
Их белые силком выгнали:
- Если не уйдете, сожжем деревню с вами...
Ушли, а теперь мыкаются в нужде и горе.
_______________________
Беженцы всюду. Грязь, вонь, нищета, голод, болезни.
Появились спекулянты. В Нарве за золотую цепь дают 8 фунтов хлеба. Всё распродается
за гроши. В обмен на кус хлеба, кружку молока.
32.
Вечер в начале ноября. В помещении Ямбургского Союза Кооперативов ночует несколько крестьян. Здесь все время люди - солдаты, беженцы, покупатели…
Крестьяне стараются говорить осторожно, - всюду уши:
- Да, белые... Дождались их... - говорит кто-то в пространство.
- Дождались!.. А что они нам дали? - Ничего. Одна дороговизна, налоги мобилизации. В подводах, не хуже красных, загоняли, - отзываются в темноте.
- А большевики тоже не сахар…
- Что и говорить - и они дерут. Да только как-то способнее с ними, - потому свой брат. А тут офицеры… Порядки, что в старое время…
- Стало, при большевиках вам лучше было?
- Лучше, не лучше, а способнее как-то.
_______________________
Восторга белые не вызывают. Даже радости нет. Деревня притаилась и смотрит исподлобья,- оставьте ее в стороне. Она устала.
_______________________
В другом углу бубнят:
- Приехала к нам в Волосово жена генерала Ветренко. Генеральша не генеральша, а б..дь какая-то. Да и сынишка подстать, - даром, что четыре года - всё произошел, материт не хуже самого. А генерал-то доволен: „Ишь, - говорит,- сынок-то каков. Молодчага!.. “ Так, вот, приехала, спрашивает: - „У вас, конечно, материя есть?“ - Найдется. - „Может быть, и шелк тоже?“ - И шелк есть.- „А ну-ка, - говорит, - покажите: я купить хочу.“-Показали. - „Подходящий, - говорит - заверните мне этот кусок. Кстати кастрюл нужно. Дайте и их“. - Дали и спрашиваем:- А как же - со счетом? Вы заплатите? - „Приедет муж, он рассчитается“. - Приехал. Мы к нему:- Так и так, ваше превосходительство, ваша жена взяла вот тут товара, сказала, что вы заплатите.- Как посмотрит так-то-грозно: -„Пошли, - кричит, - к е... матери, пока не повесил.“ - Вот тебе и получили, а потом отчет пиши, сдавай. Как-то они всё. Задарма норовят…
Долго, за полночь, тянутся разговоры. Хочешь отыскать в них хоть что-нибудь оправдывающее, хорошее и не можешь - всё гнило, мерзко... И никто не верит в успех. Никто…
33.
Из Луги явился профессор Пшеницын. Красный командир. Он командовал у красных речным флотом на Луге и передался белым. Профессорского в нем мало. Больше на бандита смахивает.
Жалуется:
- Чуть было не расстреляли меня белые. За коммуниста приняли. Не послушались меня. Говорил, что с Луги прорыв будет. У меня связь была - в штабе красных сидел на телеграфе свой человек. Все планы знал. Телеграфные ленты принес. Нет, - говорят, - большевики теперь и опомниться не успеют, как мы в Петрограде будем. А теперь бегут.
Ведет он себя странно. То прикидывается чуть ли не большевиком, то ходит, как дурак, и ничего не понимает. Знается с контр-разведчиками. Провоцирует?.. Может быть, - провокация на каждом шагу. Сыщиков сам черт не сочтет, сколько их... Демократизация… Разведок тоже много, без меры отмерено.
34.
На фронте работает контр-разведка генерала Владимирова. Опытный, раньше жандармом был.
От нее зависит жизнь и смерть. Нарвская - та детская забава по сравнению с ней. Даже „либеральничает…“
- Вы слыхали, конечно, об Ануфриеве. Знаете этот: „я никого не ем“, что предлагает всем термос и туфли, способствующие питанию овощами и фруктами и пищеварению, - спрашивает бывший судебный следователь, а теперь служащий контр-разведки в Нарве. - Так вот, мы его спасли от верной смерти…
- Вы?..
- Ну, да мы. Он собирался ехать заграницу. Паспорт нужен. Генерал Владимиров и вызвал его к себе в Гатчину: документы проверить и паспорт выдать. А этот несчастный совсем не от мира сего: вытащит из кармана пачку документов и сует под нос. Чего у него только не найдешь! Он и комиссар Выборгского Отделения Государственного Банка, и уполномоченный от служащих в Совет, и еще, и еще. Одним словом, большевик, да и только. Ну, Владимиров и решил - „ликвидировать“. В Эстонии нельзя - в Гатчине можно. И ликвидировал бы. К счастью, мы во-время узнали и задержали беднягу в Нарве. Что ж вы думаете: сидит он у нас в канцелярии, в отдельной комнате. Машинку пишущую под стол забрал и пишет какие-то копии. Войдешь - глубже забьется. Еле в Ревель с провожатым отправили. А то бы быть ему расстрелянным.
Но это - случай. Дуракам везет, да и охранки враждуют. А то бы еще не одну сотню на тот свет Владимиров отправил без паспорта - большевики рано прервали его „полезную деятельность“.
35.
У почты навалены пулеметы. Стоит часовой. На рукаве белый крест. Кругом толпятся гатчинские граждане.
- Ну, теперь больше не будете голодать,- говорит солдат, - сразу хлеба подвезут, торговли откроют.
- А вы как?… - стороной допытываются граждане.
- Да уж не то, что большевики. Больше озорства не будет. Мы за свободу.
Так разъясняет солдат.
_______________________
Через несколько дней Гатчина стала ближайшим тылом белых. Заработала владимировская контр-разведка. Молодцы на подбор - рослые бесчувственные.
В парке, на сучьях, виселицы.
- Господин комендант, я считаю долгом обратиться к вам с просьбой прекратить казни в городе. Мы довольно и так настрадались и ждали от белых не этого.
- Да вы-то кто? Большевик?
- Вы глубоко ошибаетесь, - я отец студента Ильина, расстреленного по приказу чека вместе с Генглэзами. Этого, кажется, достаточно.
Но… виселицы остались…
36.
Белые подошли к Лигову. Торжествуют:
- Завтра в Петрограде! Вы где остановитесь - на старой квартире или у знакомых?
Штабные готовятся, В Нарве складывают вещи, документы. На вагонах надписи - „Петроград“. Маски сброшены:
- К черту Ревельское правительство. Нам не нужны большевики. Мы их и близко к Петрограду не подпустим - перевешаем. Уже назначены коменданты. Распределены районы. Образованы „особые отряды“… для чистки Петрограда... от левых. Готовится кровавая баня... по спискам и вообще…
Вынырнул Марков II, сидевший под фамилией Чернавина в Гдове за печатанием „Двуглавого Орла“, появился молодой Гурлянд - опора академистов Петроградского Политехникума, Видякин и еще и еще…
Их много, и все воодушевлены одной идеей.
- Покажем мы Петрограду, как коммунистов поддерживать.
К счастью для петроградцев не пришлось, а то бы „показали“…
Кое-кто сомневается:
- Мало толку будет. В Петрограде раньше одних городовых около сорока тысяч было, а у нас во всей армии меньше двадцати тысяч человек, на одни посты не хватит расставить, в случае восстания, как кур, передушат. Все равно бросить придется.
_______________________
На фронте и в тылу распространяются слухи.
- Васильевский остров восстал. Рабочие с большевиками сражаются.
- Финны заняли Выборгскую сторону. Мосты разведены. Обстреливают город.
Верят ли? - Пожалуй, мало. Только в первый момент. Потому что на фронте нажим
Усиливается - это чувствуют солдаты. А тыл - спекулирует на „юденках“*). Он верит… прежде всего в возможность заработать на этих слухах.
Это главное.
По улицам Гатчины ходит хор военных песельников. Во главе - Сокольский, артист. На нем черкеска, папаха. Раздаются старые солдатские песни.
В соборе служат благодарственные молебны. По приказу начальства. На площади парад - „белым героям“.
Здесь тыл. И вполне порядочный человек-комендант Гатчины, кап. Лавров, заменен полковником Мусиным. В белых перчатках.
Начинается царство мундиров и белых перчаток. А с ними виселицы.
_____________________________________________________________________________
*) Так назывались деньги, выпущенные за подписью Юденича и Лианозова, с гарантией уплаты по 1 ф. ст. за 40 р. ... в Петроградской Конторе Гос. Банка. Когда фронт рухнул, деньги стали называться „крылатками“. Интересно, что на 500 и 1.000 рубл. купюрах были маленькие портреты Николая II и Александры.
_____________________________________________________________________________
37.
Отношение к эстонцам в штабе переменилось.
Их роль сыграна - „завтра будем в Петрограде“...
Не стесняясь, крестят их „картофельниками, чухнами, турками“...
Кто похрабрее,- а такие есть и на верхах, прямо заявляет:
- Только бы Петроград взять, а там мы покажем этим чухнам проклятым,- больно зазнались они. Тоже рес-пуб-ли-ку образовали. Да куда они годны - баронские холопы!..
Пренебрежительное отношение ползет, как тиф. Даже ямбургские общественники шипят:
- У, чухны, турки, проклятые, поиздеваетесь вы еще над нами! Вот только бы взять Петроград.
Эстонцы косятся. На фронте поговаривают о предательстве русских. В тылу уже были единичные столкновения между солдатами и офицерами.
Но сегодня белые у Петрограда, им плевать на Эстонию, которая им помогает. И плюют…
38.
Бермонтовские дни.
По Ревелю проходят отряды эстонских солдат. Требуют от правительства отправки против Вермонта.
Вот подлинный народный энтузиазм. Без фальсификации. Молодцы!..
В Нарве, да и в Ревеле белые,- не все, конечно, но многие,- не скрывают своей радости:
- Вермонт прорвется к Двинску, а мы отсюда. Сразу большевиков раздавим. С ним фон-дер Гольц. „Железная дивизия“. Сила.
- Эстонцам всыпит, да и латышам тоже,- так им и надо, не зазнавайся. Тогда мобилизуем их, да вместе на Петроград.
Борьба латышей и эстонцев с Вермонтом явно раздражает:
- Сволочи, с нашего фронта оттягивают части. Изменяют русскому делу, предатели.
Что эстонцы и латыши не данники белых, а признанные сев.-зап. правительством державы - это забыто.
Союзники тоже на подозрении:
- Латышам помогают наших бить, а к нам хоть бы одно судно прислали.
С тревогой следят за исходом боев под Ригой. Ждут падения ее и продвижения Вермонта.
Не всем же быть политиками и скрывать свои мысли за строками приказов и „отлучений“, как это делает Юденич.
_______________________
А отношения с эстонцами обостряются со дня на день. Уже слышны крики:
- Куррат (черт) партизаны!
Это преддверие.
39.
С „Красной Горки“ были парламентеры.
Предлагали сдать форт с условием сохранения гарнизона в неприкосновенности.
Родзянко ответил коротко:
- К е… матери! Нам большевики не нужны. Расстрелять!
Парламентеров расстреляли.
_______________________
„Красная Горка“ ожесточенно обстреливает фланг. Под Тосно разбит Ветренко. Отданы Царское, Павловск, Красное… Гатчина и Волосово эвакуируются спешно.
Красные продвигаются неудержимо. У белых потеряна связь между армиями.
Наступают с тылу. Охват.
По Ямбургу день и ночь тянутся обозы. Проходят солдаты. На них странные одеяния.
Напоминают отступление французов из Москвы. Женские кацавейки, шали, платки, одеяла. Ноги обернуты в тряпье.
А в тылу все одеты с иголочки. В английские френчи, „танки“. На базаре и в магазинах тоже английское обмундирование. Ген. Янов „работает“,- ему и карты в руки. Старый интендант.
Тянутся подводы. Едут жены офицеров в новых и допотопных каретах. Везут награбленное.
Дни и ночи.
Татарская орда…
40.
По Нарвскому шоссе валяются трупы лошадей. Вывернутые повозки.
В Дубровке становище. Костры. Люди валяются на промерзлой земле. Избы набиты штабными, лазаретами. Крестьяне впускают неохотно, а эстонские солдаты выгоняют. Вражда.
Подходят всё новые и новые толпы. Армии больше нет. Она смешалась с беженцами. Разлагается быстро. Только у Ямбурга сражаются надежные полки и части.
_______________________
- Братики, позвольте к костру. Промерзли. Пускают, не говоря. Настроение у всех
угнетенное, подавленное:
- Предало нас начальство-то,- говорят солдаты. - Продали. С большевиком теперь и не берись - осилит. Вот разве что эстонцы-те могут, потому порядки иные...
_______________________
Над Ямбургом клубы дыма. Горят казармы. Подожгли перед уходом.
- Ну, и здорово же нас, братцы, из пулемета обсыпали, как уходить стали. Едва мост перешли. Так и жарят, так и жарят. Стало, в городе свои большевики были. Пулеметы попрятали. Не до них было, а то бы дали.
41.
У Ивангорода аванпост эстонцев. Колючая проволока - от немцев еще. На шоссе вереницы подвод. Пешие.
Эстонцы пропускают только воинские части и с разрешениями. Остальных за проволоку.
Морозно. Ветрено. Вдали мелькают огни города, там тепло, уютно.
С завистью смотрят беженцы как проходят военные.
А там, за проволокой, начало скитания, беженских мук. Но сейчас об этом никто не думает. Одно:
- Попасть бы в город. В тепло.
Мороз крепчает. Поход кончился.
42.
Я получил письмо:
- „Ради Бога, примите какие-нибудь меры. У меня жена, ребенок. Меня хотят расстрелять. Я - инженер. Фамилия моя Садыкер. Приехал и Гельсингфорса и поступил добровольцем-шоффером. Меня хорошо знают Карташов и Кузьмин-Караваев. Они могут поручиться. Обвиняют в коммунизме. Но я не коммунист, это знают все. Помогите ради жены и ребенка. Всё подтасовано, меня хотят ликвидировать, во что бы то ни стало…“
Вопль… из могилы. Пытаюсь помочь, хлопочу в правительстве, шлют телеграммы. Безрезультатно - военные власти спешно ликвидировали.
В Нарве случайно встречаюсь с защитником Садыкера. Молодой офицер, юрист и даже весьма черноватый:
- Слыхали о деле Садыкера? Это возмутительно! Ни одного документа, ни одного доказательства. Какое-то ничтожное сообщение финской контр-разведки о перехваченном письме в Россию. Суд отказал в допросе свидетелей не признал заверенных финскими властями переводов статей Садыкера. Даже не согласился отложить приведение приговора в исполнение до получения свидетельских показаний от лиц знающих Садыкера по Гельсингфорсу. Впечатление такое, будто кому-то нужно было убрать Садыкера во что бы то ни стало, о возмутительнейший процесс, вопиющая несправедливость ...
Так говорил офицер далекий не только от коммунистов, а даже от умеренных социалистов.
43.
Во главе армии, вернее обломков ее, Глазенап. Юденичу больше нечего делать. Он свою миссию закончил.
Издаются грозные приказы. Расстреливают.
Видимость „чистки“. Еще надеются что-то вернуть.
Но главные грабители таинственно успевают исчезнуть. Среди них скрывается расстреленный в приказе поручик Оглоблин.
Встречаюсь с одним из служащих в охране Гатчинского Дворца.
- Вы знаете, большевики не тронули ничего, - говорит он. - А белые пришли, начали грабить. Некоторые из офицеров просили: - „Дайте на память хоть зонтик государыни, ночной горшок.“- Смешно и противно. Другие же сами - брали, без спросу. Просили только расписки давать. И в тех отказали. Да, уж подлинно грабители. Куда хуже большевиков...
А в Ревеле тревожились потом:
- Большевики требуют выдачи грабивших дворец. У них списки есть. Как бы узнать, нет ли там меня.
К сожалению, слухи не оправдались. Кануло.
Армия ликвидирована. Разъезжаются. В порту стоит „Китобой“. Откуда он пришел, куда пойдет - строжайшая тайна. Принимаются на борт только офицеры, да и то не все, по выбору.
На „Китобой“ возят какие-то ящики, тайком, по ночам. В городе говорят:
- Видали вчера-то: стоит лихач, вместо кучера сам Видякин - бывший начальник штаба при Глазенапе. Быстро погрузили ящики и помчались. Следы заметают. Сокровища из Гатчинского Дворца прячут. Теперь не найти их, кончено.
„Китобой“ уходит, увозя с собой кой-кого из главарей северо-западной армии и „обезпечение“ для них. Он в Копенгагене.
44.
По Ревелю носится на авто Филиппео. Ему поручено собрать приглашенных на важное совещание к генералу Марчу.
- Где Пешков, - суетится он в Доме Черноголовых. - Горна никак не могу найти. Куда
все они девались? Слушайте, вас тоже нужно.
- А вы не ошибаетесь?
- Да едемте,- вреда от этого никакого.
Приезжаем в английскую миссию. В зале уже ходят взад и вперед столпы северо-западного движения. Тут и Крузенштерн, и Карташов, и Кузьмин-Караваев, и Суворов, и Юденич, много других. Сторонкой промелькнул Н. Н. Иванов.
- Извините, как ваша фамилия? - обращается ко мне секретарь Марча.
Называю.
- Мы должны извиниться, вы не числитесь в списке приглашенных.
Приходится покинуть столь интересное совещание.
_______________________
Всё произошло быстро и решительно.
Генерал Марч - человек военный, - дал 40 минут на размышление.
- Через 40 минут вернусь - правительство должно быть образовано. Необходимо немедленно подписать несколько документов.
И через 40 минут по мановению палочки ген. Марча родилось северо-западное правительство.
_______________________
Н. Н. Иванов остался за бортом. Человек он решительный, притом авантюрист, И ген. Марчу пришлось уступить:
- Видите ли, я не настаиваю, - заявил он новому правительству, - но посоветывал бы вам включить в свой состав г. Иванова. Вы знаете, он очень неспокойный и будет вести подкопы. Лучший способ парализовать его - дать министра без портфеля. Но если вам почему-либо неудобно, то я возьму его к себе будто-бы для связи - иначе он своими интригами может напортить.
Иванов получит пост министра без портфеля.
_______________________
Однако, траги-комедии образования северо-западного правительства на этом не суждено было кончиться. Министрами захотелось быть многим.
И к ген. Марчу забегали за справками:
- Генерал, нельзя ли настоять, чтобы меня пригласили в правительство на пост министра здравоохранения, - говорил Марчу д-р Г.
Марч уклонялся. А в городе говорили:
- На дверях английской миссии вывешено объявление, что все портфели северо-западного правительства распределены и свободных вакансий нет.
„Si non è vero è ben trovato“
45.
Правительство работает в контакте с Юденичем. Пытаются...
- Кажется, будет трудно работать, - жалуется Богданов, - Юденич тупой и упорный. Он явный реакционер, но пока до времени скрывает это. Вы знаете, он боится сидеть рядом со мной. Думает, что у меня в кармане бомбы. Но мы его всё же постепенно обломаем....
_______________________
Сотрудничество не только с буржуазией, а и с военными. Кто кого?
_______________________
Про Богданова спрашивают:
- Правда ли, что он убил пензенского губернатора? Помилуйте, что вы! - Ничего подобного. Он просто - землемер.
- Да нет, в самом деле… говорят даже, что ни одного пензенского, а и еще какого-то, не то самарского, не то саратовского.
Другие думают, что он скрытый большевик.
_______________________
Военные круги, - особенно полковник Поляков, заведующий отделом снабжения,- недовольны М. С. Маргулиесом:
- И тут без жида не обошлись. Вот, увидите - будут дела.
Что будет - неизвестно. А про Полякова определенно утверждают, что он присматривал себе домик в Пскове. Ловкий человек.
Многих не удовлетворяет состав:
- Ну, что это за министры! Ни одного с именем. Разве может быть толк от такого правительства. Подумайте только, Филиппео сам развозит газеты по фронту. К тому же они разлагают армию. Вы почитайте только их воззвания…
- Но ведь под ними подписался сам Юденич! Неужели и он по-вашему большевиствует?
- Юденич!?.. Юденичу больше нечего делать - англичане скрутили его.