То ветер - блудный сын, вернулся в отчий дом и сразу получил все письма.
Я уже вторую неделю в Аргентине, но время написать только выдалось сейчас. За прошедшее время мне рассказали множество историй, похожих на латиноамериканские сериалы, и я бы в них не поверил, если бы сам не был свидетелем. В одну свою такую прогулку я оказался на центральной площади Буэнос-Айреса, на плацо де Мажо. На западе стоял немного игрушечный дворец кровавого цвета, с которого Мадона пела о судьбе Эвиты, а прямо на площади ходили по кругу уже пожилые женщины и хором произносили имена. Одно за одним. Эти имена были именами их сыновей и дочерей, пропавших около тридцати лет назад, во времена милитаристского режима, когда люди стали бесследно исчезать. Тогда четырнадцать матерей вышли на главную площадь и разделились в четыре группы по три человека и в одну группу по два - в те времена все скопления людей больше трех людей считались незаконными демонстрациями. Но эти четырнадцать матерей не побоялись выйти и так они выходят каждый четверг уже тридцать лет. Но в Аргентине не бывает без но: была создана партия матерей и уже политическая партия сумела использовать изначальный эмоциональный отклик в поддержку каких-то коррупционных проектов. Потому те аргентинцы, с которыми мне довелось говорить, уже не поддерживают матерей, но поддерживают бабушек. Как оказалось военные похищали и беременных матерей, и дети, рожденные в тюрьме, отправлялись в военные семьи. Партия бабушек поставила своей целью найти этих детей и призвала всех сдавать кровь на анализ днк. Последнего внука нашли месяц назад. Оказалось, что его приемная семья убила его родителей.
Вообще сложно понять, как преуспевающая страна на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков смогла без всяких значимых войн так бездарно провести двадцатый век, сменяя милитаристкие режимы левыми и популисткими и наоборот. Нынешний режим тоже не является исключением, как замечали жители Буэнос-Айреса, портеньо - он популисткий до абсурда. Например, местные уличные художники (о которых я напишу в следующий раз) вынуждены пользоваться плохими аргентинскими аэрозолями, потому что товары, которые производятся в Аргентине, нельзя импортировать. Официальный курс доллара к песо составляет 4.9, тогда как на черном рынке доллар стоит 6.5. Кроме того, в банках нельзя снимать доллары и если они нужны гражданам для поездки за границу, нужно получать специальное разрешение местного Внешторга. Самое смешное же то, что из-за этого биг мак, состоящий из картошки, колы и самой булки с гамбургерами, в Макдональде стоит 29 песо, хотя только один какой-нибудь двойной роял чизбургер будет стоить 43. Все дело в том, что журнал "Экономист" использует (весьма поверхностно) стоимость биг мака в различных странах мира как показатель переоценивания или недооценивания валюты. Занижая стоимость биг мака аргентинское правительство пытается всех убедить, что их валюта не переоценена.
Немудрено что некоторые районы Буэнос Айреса отдали Кристине Киршнер на прошлых выборах 9%. Немудрено, что такие условия способствуют развитию чувства юмора. Как рассказывал мне Гастон, здание обелиска в Буэнос Айресе для аргентинцев значит столько же сколько Статуя Свободы для американцев или Эйфелева башня для французов. Каждый бедный житель Аргентины, думает, что когда-нибудь он доедет до обелиска и сможет сфотографироваться на его фоне. Футбольные фанаты приходят к нему, чтобы отпраздновать победу своей команды. И если вам кажется, говорил мне Гастон, что он немного фаличен, то это не беда - в день борьбы со спидом, весь 67-метровый обелиск был накрыт розовым презервативом.
Я вспоминал об этой истории сидя в новом модном ресторане района Пуэрто Мадера. Рядом со мной яхты, одна за одной заплывали в пристань, а подростки тренировали навыки езды на роликах. Небоскребы отсвечивали розоватым цветом по другую сторону канала. Какой-то прохожий положил мне на стол молитву святому Хорхе, разящего какого-то ползучего гада. Я запивал medium rare rib eye вторым стаканом отличного мерло и фантазировал о том на что бы в Москве можно было бы нацепить розовый презерватив.
Вообще сложно понять, как преуспевающая страна на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков смогла без всяких значимых войн так бездарно провести двадцатый век, сменяя милитаристкие режимы левыми и популисткими и наоборот. Нынешний режим тоже не является исключением, как замечали жители Буэнос-Айреса, портеньо - он популисткий до абсурда. Например, местные уличные художники (о которых я напишу в следующий раз) вынуждены пользоваться плохими аргентинскими аэрозолями, потому что товары, которые производятся в Аргентине, нельзя импортировать. Официальный курс доллара к песо составляет 4.9, тогда как на черном рынке доллар стоит 6.5. Кроме того, в банках нельзя снимать доллары и если они нужны гражданам для поездки за границу, нужно получать специальное разрешение местного Внешторга. Самое смешное же то, что из-за этого биг мак, состоящий из картошки, колы и самой булки с гамбургерами, в Макдональде стоит 29 песо, хотя только один какой-нибудь двойной роял чизбургер будет стоить 43. Все дело в том, что журнал "Экономист" использует (весьма поверхностно) стоимость биг мака в различных странах мира как показатель переоценивания или недооценивания валюты. Занижая стоимость биг мака аргентинское правительство пытается всех убедить, что их валюта не переоценена.
Немудрено что некоторые районы Буэнос Айреса отдали Кристине Киршнер на прошлых выборах 9%. Немудрено, что такие условия способствуют развитию чувства юмора. Как рассказывал мне Гастон, здание обелиска в Буэнос Айресе для аргентинцев значит столько же сколько Статуя Свободы для американцев или Эйфелева башня для французов. Каждый бедный житель Аргентины, думает, что когда-нибудь он доедет до обелиска и сможет сфотографироваться на его фоне. Футбольные фанаты приходят к нему, чтобы отпраздновать победу своей команды. И если вам кажется, говорил мне Гастон, что он немного фаличен, то это не беда - в день борьбы со спидом, весь 67-метровый обелиск был накрыт розовым презервативом.
Я вспоминал об этой истории сидя в новом модном ресторане района Пуэрто Мадера. Рядом со мной яхты, одна за одной заплывали в пристань, а подростки тренировали навыки езды на роликах. Небоскребы отсвечивали розоватым цветом по другую сторону канала. Какой-то прохожий положил мне на стол молитву святому Хорхе, разящего какого-то ползучего гада. Я запивал medium rare rib eye вторым стаканом отличного мерло и фантазировал о том на что бы в Москве можно было бы нацепить розовый презерватив.