Поколение ХХХ. Часть первая
Эдуард ДОРОЖКИН, 1976 г.р.
Журнал GQ №1 2004
Дружить против кого-то несравненно легче, чем дружить просто так, за милую душу, по сердечному, что называется, влечению. И в этом смысле мое поколение оказалось к дружбе категорически не готово. Общий враг объединяет, а у нас его не было, трудно понять, помогло нам это или помешало выгородить себе комфортное существование в этой, по меткому выражению одного политика, стране.
Нам не нужно было вступать в Союз писателей для того, чтобы услужливый стукач-швейцар распахнул перед нами двери ресторана ЦДЛ, - они и так были настежь. Были бы деньги, а они ведь были. Писать разрешалось на любую тему, где угодно и, что самое жуткое, как угодно. Газетный, журнальный текст стал при нас метровым материалом - сплошной рулон, от которого в разные редакции поступает по кусочку. Окончание одного куска с неизбежностью становится началом другого. Многие на этом возросли и теперь ведут телепередачи, шурша в экран большими и масляными губами.
Одно время мы пытались дружить с поколением сорокалетних и чуть старше. Нам нравилось, как лихо они закручивают словесные вензеля, как знакомства со старой «элитой» без боя сочетаются в них с новыми приятельствами, как спокойно, без дрожи в руках, относятся они к чужому богатству, ну и конечно же нас безумно привлекало их умение пить не пьянея. Из всех тогдашних благородных привычек сейчас осталась алкогольная зависимость, пристрастие к «Докторской» крупным шматом да искусство вовремя вставить в разговор малоизвестную поэтическую строку. С флером нетронутости материальным миром наши старшие друзья расстались, едва такая возможность представилась, и некоторые сделали это даже не вполне красиво. Но нашими врагами так и не стали. Потому что первая любовь не проходит.
Одно время грезилось, что наш общий, поколенческий, недруг - большие деньги, торопливо рассованные олигархами по карманам в недобрую минуту приватизации, а вернее, даже не сами деньги, а великое чванство и жлобство, проистекшие из них и названные у нас отчего-то буржуазностью. Символы этой буржуазности хорошо известны. Из почти всем доступного - дорогие и очень невкусные рестораны с пюпитрами для меню, где, право слово, кусок в горло не лезет и страшно хочется крошки-картошки...
В своей нелюбви к деньгам, ей-богу, мы продержались довольно долго. Довольно долго хорошо зарабатывавшие граждане ездили на подержанных «БМВ» и «фордах», одевались по случаю и с явным удовольствием потягивали «Гжелку». Но в какой-то момент место старого «форда» занял новенький «ровер». Из старой съемной дачи к востоку от Москвы мы потянулись на запад - в Переделкино, Внуково, Барвиху, да на Николину Гору, в конце концов. Кто-то даже обзавелся пусть махонькой квартиркой, но на Тверской. Нашлись и такие, кто взял себе аж трехкомнатные апартаменты, правда, вдали от исторического центра города. Вот, пожалуй, справедливое замечание: поколением вечных съемщиков мы быть не пожелали. Правда, и Николиной Горы в собственность нам не видать как собственных ушей. Все забрало поколение «ЮКОС», но это, разумеется, если выражаться фигурально.
По сообщениям печати, в американских университетах весьма популярны так называемые «братства» и «сестринства» - довольно закрытые, хотя и не тайные объединения студентов. Сообщается также, что «узы, скреплявшие людей в студенческие годы, далеко не всегда рвутся с окончанием университета. В светской жизни многие братья стараются не забывать друг друга, и, вероятно, именно этим отчасти обусловлены карьерные успехи». Не знаю, как кому, но лично мне в студенческие годы никто ничего такого не предлагал, как не предложили и после. А между тем, по сведениям из Harvard School for Public Health, семьдесят пять процентов «братьев» и шестьдесят два процента «сестер» злоупотребляют спиртным - противу сорока четырех процентов в целом среди учащихся. То есть дело могло быть стоящее. Ну ладно, не удалось. Редко-редко-редко судьба стре¬ляет метко-метко-метко.
Принципиальный вопрос для всякого поколения, точнее, для каждого его представителя в отдельности - быть как кто? Ну свойственно человеку «списывать» свою жизнь с кого-то, начиная от мелочей и заканчивая, прости господи, мировоззрением. Я не вполне верю в то, что каждый юноша в СССР мечтал стать Юрием Гагариным (все-таки среди них было много умных людей), а каждая девушка - Майей Плисецкой или кем-то еще в этом пародийном роде. Но мы-то точно не хотели быть как кто-то еще, и не потому, что уж такие вот самодостаточные, самоцельные и сусальным золотом напидоренные, а потому, что никого еще не было, хаос был, тьма и пустота. Нельзя же, в самом деле, мечтать стать как Юрий Грымов.
Вот и получается, что ничем мы, в общем, не примечательны, лермонтовский такой мотивчик. Но - и это важно! - мы весьма признательны судьбе за три пункта: 1) за возможность увидеть Париж (и, кстати, не умереть, совсем не умереть); 2) за ларьки; 3) за отмену 121-й «прим». Впрочем, с третьим пунктом не все согласятся. Не братья потому что, не сестры.
Журнал GQ №1 2004
Дружить против кого-то несравненно легче, чем дружить просто так, за милую душу, по сердечному, что называется, влечению. И в этом смысле мое поколение оказалось к дружбе категорически не готово. Общий враг объединяет, а у нас его не было, трудно понять, помогло нам это или помешало выгородить себе комфортное существование в этой, по меткому выражению одного политика, стране.
Нам не нужно было вступать в Союз писателей для того, чтобы услужливый стукач-швейцар распахнул перед нами двери ресторана ЦДЛ, - они и так были настежь. Были бы деньги, а они ведь были. Писать разрешалось на любую тему, где угодно и, что самое жуткое, как угодно. Газетный, журнальный текст стал при нас метровым материалом - сплошной рулон, от которого в разные редакции поступает по кусочку. Окончание одного куска с неизбежностью становится началом другого. Многие на этом возросли и теперь ведут телепередачи, шурша в экран большими и масляными губами.
Одно время мы пытались дружить с поколением сорокалетних и чуть старше. Нам нравилось, как лихо они закручивают словесные вензеля, как знакомства со старой «элитой» без боя сочетаются в них с новыми приятельствами, как спокойно, без дрожи в руках, относятся они к чужому богатству, ну и конечно же нас безумно привлекало их умение пить не пьянея. Из всех тогдашних благородных привычек сейчас осталась алкогольная зависимость, пристрастие к «Докторской» крупным шматом да искусство вовремя вставить в разговор малоизвестную поэтическую строку. С флером нетронутости материальным миром наши старшие друзья расстались, едва такая возможность представилась, и некоторые сделали это даже не вполне красиво. Но нашими врагами так и не стали. Потому что первая любовь не проходит.
Одно время грезилось, что наш общий, поколенческий, недруг - большие деньги, торопливо рассованные олигархами по карманам в недобрую минуту приватизации, а вернее, даже не сами деньги, а великое чванство и жлобство, проистекшие из них и названные у нас отчего-то буржуазностью. Символы этой буржуазности хорошо известны. Из почти всем доступного - дорогие и очень невкусные рестораны с пюпитрами для меню, где, право слово, кусок в горло не лезет и страшно хочется крошки-картошки...
В своей нелюбви к деньгам, ей-богу, мы продержались довольно долго. Довольно долго хорошо зарабатывавшие граждане ездили на подержанных «БМВ» и «фордах», одевались по случаю и с явным удовольствием потягивали «Гжелку». Но в какой-то момент место старого «форда» занял новенький «ровер». Из старой съемной дачи к востоку от Москвы мы потянулись на запад - в Переделкино, Внуково, Барвиху, да на Николину Гору, в конце концов. Кто-то даже обзавелся пусть махонькой квартиркой, но на Тверской. Нашлись и такие, кто взял себе аж трехкомнатные апартаменты, правда, вдали от исторического центра города. Вот, пожалуй, справедливое замечание: поколением вечных съемщиков мы быть не пожелали. Правда, и Николиной Горы в собственность нам не видать как собственных ушей. Все забрало поколение «ЮКОС», но это, разумеется, если выражаться фигурально.
По сообщениям печати, в американских университетах весьма популярны так называемые «братства» и «сестринства» - довольно закрытые, хотя и не тайные объединения студентов. Сообщается также, что «узы, скреплявшие людей в студенческие годы, далеко не всегда рвутся с окончанием университета. В светской жизни многие братья стараются не забывать друг друга, и, вероятно, именно этим отчасти обусловлены карьерные успехи». Не знаю, как кому, но лично мне в студенческие годы никто ничего такого не предлагал, как не предложили и после. А между тем, по сведениям из Harvard School for Public Health, семьдесят пять процентов «братьев» и шестьдесят два процента «сестер» злоупотребляют спиртным - противу сорока четырех процентов в целом среди учащихся. То есть дело могло быть стоящее. Ну ладно, не удалось. Редко-редко-редко судьба стре¬ляет метко-метко-метко.
Принципиальный вопрос для всякого поколения, точнее, для каждого его представителя в отдельности - быть как кто? Ну свойственно человеку «списывать» свою жизнь с кого-то, начиная от мелочей и заканчивая, прости господи, мировоззрением. Я не вполне верю в то, что каждый юноша в СССР мечтал стать Юрием Гагариным (все-таки среди них было много умных людей), а каждая девушка - Майей Плисецкой или кем-то еще в этом пародийном роде. Но мы-то точно не хотели быть как кто-то еще, и не потому, что уж такие вот самодостаточные, самоцельные и сусальным золотом напидоренные, а потому, что никого еще не было, хаос был, тьма и пустота. Нельзя же, в самом деле, мечтать стать как Юрий Грымов.
Вот и получается, что ничем мы, в общем, не примечательны, лермонтовский такой мотивчик. Но - и это важно! - мы весьма признательны судьбе за три пункта: 1) за возможность увидеть Париж (и, кстати, не умереть, совсем не умереть); 2) за ларьки; 3) за отмену 121-й «прим». Впрочем, с третьим пунктом не все согласятся. Не братья потому что, не сестры.