(no subject)
Краденое солнце
Евротраур по принцессе Диане не закончится никогда
ДЕНИС ГОРЕЛОВ, «Русский Телеграф», 1997 год
Модный художник Ренато Казарро любит собирать усопших суперстаров в одну компанию. На его картинах Джеймс Дин режется на бильярде с Элвисом, Мэрилин потягивает через соломинку какой-то сладкий дринк, а Хэмфри без конца ставит на музавтомате любимую "Singing in the Night". В последний день лета в этом отеле разбитых сердец прописалась новая постоялица -- принцесса Уэльская и всея Британии Диана. Вот уже три месяца белый мир убивается по ней так, словно лето больше никогда не наступит.
Гибель Дианы совпала по времени с выходом новых разновидностей куклы Барби -- Барби-Скарлетт, Барби-Сисси и Барби-Королевы Елизаветы. Живущие в каждом добром христианине нежные чувства к пластмассовой лупоглазой фее, сидящей в розовых шелках на краю полумесяца, взорвались истерией траура по живой женщине, которую почти никто из скорбящих ни разу в глаза не видел.
Разом померкли крах социалистической системы, война в Заливе, буча на Балканах и даже женитьба Пугачевой на Киркорове. Роковой туннель стал новейшей парижской достопримечательностью. Журналы обновили по случаю галерею именитых покойников, сопроводив репортажи с похорон краткими справками об Элвисе, Мэрилин, Роми Шнайдер, JFK, Жаклин, Грете Гарбо и принцессе монакской Грации Патриции (в миру Грейс Келли), предвосхитившей судьбу Дианы. Клип Элтона Джона "Свеча на ветру" возглавил двадцатку MTV, потеснив традиционную негритянскую монополию мировых музканалов, а одноименный компакт стал чемпионом продаж за всю историю грамзаписи. "Прощай, английская роза, -- говорилось в нем. -- Ты еще расцветешь в наших сердцах, которые разрываются на части, ибо трудно представить себе хотя бы день без твоей улыбки". Опустела, короче, без тебя земля.
Дня без обычной вымученной улыбки Дианы представить себе в Европе не только трудно, а попросту невозможно. По сю пору профиль нежный и небесные черты покрывают все рекламные щиты, парикмахерские салоны и пресс-магазины. Кассету BBC "Королева сердец" с жизнеописанием принцессы продают уже даже в кофейнях. В книжных на полках стоит до пяти фотоальбомов имени Ди, внутри которых рыдают на коленях констебли, а панки с чубами рыжими несут к свежей могиле составленное из роз слово "Диана".
Крещеный мир ослеп от слез. Стосковавшись по боли, белая цивилизация принялась масштабно избывать последнюю напасть ХХ века -- дефицит страдания. Страны, в которых не умирают близкие, не болят зубы и не стреляют на улицах исламисты, соединились в дружном и упоительном горе. Самая богатая августейшая особа мира, гнавшая на скорости 170 км/ч с любовником и поддатым шофером по людному Парижу, была явлена прессой в лучших традициях диккенсовского сиротского романа. Постылый муж, злая свекруха, голодное детство и гнетущее одиночество в мире дворцовой фальши. Слезы капают и рука отказывается писать.
Всяк выдумал принцессу по себе, и у всех она совпала -- та самая златовласка в ресницах, локонах и рюшах, которую любая девочка рисовала в детстве на последней странице тетрадки по природоведению. А поскольку этой Лорелее по чину полагался сказочный принц с изумрудными глазами и каштановыми кудрями, тогда как реальный престолонаследник выделялся преимущественно вислым красным носом, принцесса и при жизни была обречена на хоровой плач в тональности "Ах ты, бедная моя трубадурочка, посмотри, как исхудала фигурочка" и "Не болит у нее селезенка, одиночество мучит ребенка". Несите прочь заморский бутерброд. Образ "деточки горемычной" настолько пришелся всем по душе, что редкое упоминание о Ди обходилось без инвектив царствующему дому. Вечерами, протянув озябшие ноги к теплому телевизору, граждане шенгенской зоны нет-нет да и вспоминали со сладким сочувствием о нежном ангеле, заточенном во цвете лет в Виндзорский дворец. Она единственная годилась на сказку, потому что из всех особ королевской крови одна была сразу и красива, и несчастна, и не гоняла в футбол с подданными, как домашние скандинавские монархи. Смерть ее для послевоенных поколений стала прощанием с затянувшимся детством, римскими каникулами и песенкой о серебряном коне.
Россия в этой всемирной скорбной процессии опять пошла не с той ноги. Все телекомпании мира выражали ей неудовольствие в связи с празднованием 850-летия столицы в тот момент, когда человечеству изюм нейдет на ум и цукерброт не лезет в рот. Объяснить, что всемирная драма была для нас всего лишь эпизодом насыщенного и многотрудного конца века, чем-то вроде лишнего подтверждения сентенции "богатые тоже плачут", не представлялось возможным. Страны, схоронившей за один сезон любимого поэта, любимого клоуна, двух очень молодых актрис и сотни просто дорогих людей, сгинувших в катастрофах, на больничных койках и парковых скамейках, на Диану как-то не хватило. После того как все лето в Москве и Питере цветы раскупались преимущественно в четных количествах, а мор был сравним разве что с повальной смертностью 94-го, репортажи Евгения Киселева из Лондона с миллионными кортежами, пошлостью публичного слезоизъявления и свечками на ветру смотрелись как одна массовая игра; господин учитель, нам бы ваши проблемы.
Так уж издавна повелось, что мир обычно объединяется в сострадании к людям далеко не самым обездоленным, выдающимся и даже просто умным. Сиротство 16-летней принцессы Монако Стефании когда-то повергло в уныние и благотворительную истерику миллионы людей, перебивающихся с хлеба на кефир. Умершему от обжорства и нехороших излишеств Элвису Пресли готовы были отдать жизнь армии разноцветных фанов. По застреленному на съемках ручному льву Кингу проплакала глазоньки вся советская страна -- пока его преемник не сожрал половину семьи дрессировщика-новатора. Смерть Мэрилин Монро от передозняка породила поныне живущий миф о ее актерском даровании и злом президентском умысле. Слезы богатых, горе людей, по определению лишенных проблем, отзывались болью в миллионах бывалых и потрепанных сердец.
В России эти номера больше не проходят.
Страна давно уже не рисует принцесс в тетрадках. С пышных сказок Шарля Перро она давно перешла на мрачные сказки Гауфа -- гнетущие, зато честные, без позолоченных соплей.
Барбины слезы ваньку-встаньку не трогают.
Евротраур по принцессе Диане не закончится никогда
ДЕНИС ГОРЕЛОВ, «Русский Телеграф», 1997 год
Модный художник Ренато Казарро любит собирать усопших суперстаров в одну компанию. На его картинах Джеймс Дин режется на бильярде с Элвисом, Мэрилин потягивает через соломинку какой-то сладкий дринк, а Хэмфри без конца ставит на музавтомате любимую "Singing in the Night". В последний день лета в этом отеле разбитых сердец прописалась новая постоялица -- принцесса Уэльская и всея Британии Диана. Вот уже три месяца белый мир убивается по ней так, словно лето больше никогда не наступит.
Гибель Дианы совпала по времени с выходом новых разновидностей куклы Барби -- Барби-Скарлетт, Барби-Сисси и Барби-Королевы Елизаветы. Живущие в каждом добром христианине нежные чувства к пластмассовой лупоглазой фее, сидящей в розовых шелках на краю полумесяца, взорвались истерией траура по живой женщине, которую почти никто из скорбящих ни разу в глаза не видел.
Разом померкли крах социалистической системы, война в Заливе, буча на Балканах и даже женитьба Пугачевой на Киркорове. Роковой туннель стал новейшей парижской достопримечательностью. Журналы обновили по случаю галерею именитых покойников, сопроводив репортажи с похорон краткими справками об Элвисе, Мэрилин, Роми Шнайдер, JFK, Жаклин, Грете Гарбо и принцессе монакской Грации Патриции (в миру Грейс Келли), предвосхитившей судьбу Дианы. Клип Элтона Джона "Свеча на ветру" возглавил двадцатку MTV, потеснив традиционную негритянскую монополию мировых музканалов, а одноименный компакт стал чемпионом продаж за всю историю грамзаписи. "Прощай, английская роза, -- говорилось в нем. -- Ты еще расцветешь в наших сердцах, которые разрываются на части, ибо трудно представить себе хотя бы день без твоей улыбки". Опустела, короче, без тебя земля.
Дня без обычной вымученной улыбки Дианы представить себе в Европе не только трудно, а попросту невозможно. По сю пору профиль нежный и небесные черты покрывают все рекламные щиты, парикмахерские салоны и пресс-магазины. Кассету BBC "Королева сердец" с жизнеописанием принцессы продают уже даже в кофейнях. В книжных на полках стоит до пяти фотоальбомов имени Ди, внутри которых рыдают на коленях констебли, а панки с чубами рыжими несут к свежей могиле составленное из роз слово "Диана".
Крещеный мир ослеп от слез. Стосковавшись по боли, белая цивилизация принялась масштабно избывать последнюю напасть ХХ века -- дефицит страдания. Страны, в которых не умирают близкие, не болят зубы и не стреляют на улицах исламисты, соединились в дружном и упоительном горе. Самая богатая августейшая особа мира, гнавшая на скорости 170 км/ч с любовником и поддатым шофером по людному Парижу, была явлена прессой в лучших традициях диккенсовского сиротского романа. Постылый муж, злая свекруха, голодное детство и гнетущее одиночество в мире дворцовой фальши. Слезы капают и рука отказывается писать.
Всяк выдумал принцессу по себе, и у всех она совпала -- та самая златовласка в ресницах, локонах и рюшах, которую любая девочка рисовала в детстве на последней странице тетрадки по природоведению. А поскольку этой Лорелее по чину полагался сказочный принц с изумрудными глазами и каштановыми кудрями, тогда как реальный престолонаследник выделялся преимущественно вислым красным носом, принцесса и при жизни была обречена на хоровой плач в тональности "Ах ты, бедная моя трубадурочка, посмотри, как исхудала фигурочка" и "Не болит у нее селезенка, одиночество мучит ребенка". Несите прочь заморский бутерброд. Образ "деточки горемычной" настолько пришелся всем по душе, что редкое упоминание о Ди обходилось без инвектив царствующему дому. Вечерами, протянув озябшие ноги к теплому телевизору, граждане шенгенской зоны нет-нет да и вспоминали со сладким сочувствием о нежном ангеле, заточенном во цвете лет в Виндзорский дворец. Она единственная годилась на сказку, потому что из всех особ королевской крови одна была сразу и красива, и несчастна, и не гоняла в футбол с подданными, как домашние скандинавские монархи. Смерть ее для послевоенных поколений стала прощанием с затянувшимся детством, римскими каникулами и песенкой о серебряном коне.
Россия в этой всемирной скорбной процессии опять пошла не с той ноги. Все телекомпании мира выражали ей неудовольствие в связи с празднованием 850-летия столицы в тот момент, когда человечеству изюм нейдет на ум и цукерброт не лезет в рот. Объяснить, что всемирная драма была для нас всего лишь эпизодом насыщенного и многотрудного конца века, чем-то вроде лишнего подтверждения сентенции "богатые тоже плачут", не представлялось возможным. Страны, схоронившей за один сезон любимого поэта, любимого клоуна, двух очень молодых актрис и сотни просто дорогих людей, сгинувших в катастрофах, на больничных койках и парковых скамейках, на Диану как-то не хватило. После того как все лето в Москве и Питере цветы раскупались преимущественно в четных количествах, а мор был сравним разве что с повальной смертностью 94-го, репортажи Евгения Киселева из Лондона с миллионными кортежами, пошлостью публичного слезоизъявления и свечками на ветру смотрелись как одна массовая игра; господин учитель, нам бы ваши проблемы.
Так уж издавна повелось, что мир обычно объединяется в сострадании к людям далеко не самым обездоленным, выдающимся и даже просто умным. Сиротство 16-летней принцессы Монако Стефании когда-то повергло в уныние и благотворительную истерику миллионы людей, перебивающихся с хлеба на кефир. Умершему от обжорства и нехороших излишеств Элвису Пресли готовы были отдать жизнь армии разноцветных фанов. По застреленному на съемках ручному льву Кингу проплакала глазоньки вся советская страна -- пока его преемник не сожрал половину семьи дрессировщика-новатора. Смерть Мэрилин Монро от передозняка породила поныне живущий миф о ее актерском даровании и злом президентском умысле. Слезы богатых, горе людей, по определению лишенных проблем, отзывались болью в миллионах бывалых и потрепанных сердец.
В России эти номера больше не проходят.
Страна давно уже не рисует принцесс в тетрадках. С пышных сказок Шарля Перро она давно перешла на мрачные сказки Гауфа -- гнетущие, зато честные, без позолоченных соплей.
Барбины слезы ваньку-встаньку не трогают.