(no subject)
мне приснилось вчера, как старая тушка облезлая
миру грозила с печи новым крестовым походом,
и держиморды железные прятались по подъездам,
разогнав времирей, порхавших над словом "свобода".
и когда с небес вдруг посыпалась белая бездна,
и когда в нее канули сердце и ум народа,
то тогда был издан закон о дискредитации поэзии,
и заплакали книги в темных углах синодов.
но рассеялась ночь, и Алексан Сергеич
повернулся на бок в гробу, встал среди чиста поля,
зажимая руками живот от смертельной боли,
и смеялся, смеялся долго,
смеялся беспечно:
"это скоро закончится,
друг мой сердечный,
только нас уже никогда
не отпустят на волю".
миру грозила с печи новым крестовым походом,
и держиморды железные прятались по подъездам,
разогнав времирей, порхавших над словом "свобода".
и когда с небес вдруг посыпалась белая бездна,
и когда в нее канули сердце и ум народа,
то тогда был издан закон о дискредитации поэзии,
и заплакали книги в темных углах синодов.
но рассеялась ночь, и Алексан Сергеич
повернулся на бок в гробу, встал среди чиста поля,
зажимая руками живот от смертельной боли,
и смеялся, смеялся долго,
смеялся беспечно:
"это скоро закончится,
друг мой сердечный,
только нас уже никогда
не отпустят на волю".