(no subject)
- Смотри, смотри чего я налепила! - с разбега виснет на матери рыжеволосая девочка. Личико у неё кругленькое, розовое, переносица усыпана солнечным горохом веснушек.
Мама, такая же рыжая, с гладко затянутыми в хвост волосами, охает и вытаскивает из уха наушник.
- Варя! Я же просила не виснуть на мне!
- Мама, ну посмотри!
На краю песочной ямы - два корявых холмика со следами детских ладошек.
Мать переводит взгляд с одного холмика на другой, потом на свою дочь. Та подпрыгивает от нетерпения.
- Ну как? Похоже?
- Прямо Уральский хребет! Молодец! Играй, только не отвлекай меня, ладно?
- Ладно.
Мать возвращает в ухо наушник.
Девочка садится на корточки возле холмиков, с жаром принимается лепить новый, радостно напевая:
- Чичас сделаем ещё одну сиську!
.
Отчаянно кучерявый мальчик - бабушке:
- Я в садик больше не пойду! Ираида Семённа съела мой бутерброд! Украла и съела!
.
В сквере на скамейке сидят отец и сын-подросток. Отец курит, сын демонстративно изнывает от скуки. Отец поглядывает на него искоса, щурится.
Отец:
- Чего нового в школе?
Сын:
- Мхм.
Отец:
- Мать говорит - жалуются на тебя.
Сын насупленно молчит. Громко чешется. Нервно дёргает коленом. Ноги такие худые, что глазам больно смотреть. Отец наблюдает за ним с невозмутимостью сфинкса. Гасит сигарету, встаёт.
- Пошли, завтра рано вставать.
- Чего это?
- На рыбалку поедем.
Сын нехотя идёт за отцом. Выражением лица можно кирпичи колоть, зато затылок сияет от счастья.
.
Москва, май, солнце. Гуляла и наблюдала жизнь. Вспомнила своё.
Когда умер Брежнев, школьников мгновенно распустили по домам. Мы плелись по улице, закапывая слезами крахмальные фартучки. Гадали, когда начнётся третья мировая: уже сегодня или хотя бы дотерпит до конца недели.
- Вот и наступил конец света, - поставила точку в наших размышлениях Зоя, которую в классе дразнили вороной за апокалипсические прогнозы и сладострастное нытьё. Обычно мы отмахивались от неё, а тут безоговорочно поверили. И заголосили громче.
Когда я пришла домой, папа лежал на диване и безмятежно читал медицинский журнал. Было ясно, что он не в курсе, какое чудовищное горе постигло нашу страну. Размазывая по лицу слёзы, я кинулась к нему:
- Брежнев умер!
- Ииии? - вздёрнул бровь папа.
Несколько сбитая его непонятливостью, я отстранилась, обиженно заморгала:
- В смысле «ииии»?! Как будто сам не знаешь! Раз Брежнев умер, значит завтра начнётся атомная война!
Папа обнял меня, зарылся носом в мои волосы, затрясся плечами. «Плачет», - с удовлетворением подумала я.
Но папа не плакал.
- Я - отец дебила, - задыхаясь от смеха, выдавил он.
Ноток сомнения в его голосе я не услышала.
Мама, такая же рыжая, с гладко затянутыми в хвост волосами, охает и вытаскивает из уха наушник.
- Варя! Я же просила не виснуть на мне!
- Мама, ну посмотри!
На краю песочной ямы - два корявых холмика со следами детских ладошек.
Мать переводит взгляд с одного холмика на другой, потом на свою дочь. Та подпрыгивает от нетерпения.
- Ну как? Похоже?
- Прямо Уральский хребет! Молодец! Играй, только не отвлекай меня, ладно?
- Ладно.
Мать возвращает в ухо наушник.
Девочка садится на корточки возле холмиков, с жаром принимается лепить новый, радостно напевая:
- Чичас сделаем ещё одну сиську!
.
Отчаянно кучерявый мальчик - бабушке:
- Я в садик больше не пойду! Ираида Семённа съела мой бутерброд! Украла и съела!
.
В сквере на скамейке сидят отец и сын-подросток. Отец курит, сын демонстративно изнывает от скуки. Отец поглядывает на него искоса, щурится.
Отец:
- Чего нового в школе?
Сын:
- Мхм.
Отец:
- Мать говорит - жалуются на тебя.
Сын насупленно молчит. Громко чешется. Нервно дёргает коленом. Ноги такие худые, что глазам больно смотреть. Отец наблюдает за ним с невозмутимостью сфинкса. Гасит сигарету, встаёт.
- Пошли, завтра рано вставать.
- Чего это?
- На рыбалку поедем.
Сын нехотя идёт за отцом. Выражением лица можно кирпичи колоть, зато затылок сияет от счастья.
.
Москва, май, солнце. Гуляла и наблюдала жизнь. Вспомнила своё.
Когда умер Брежнев, школьников мгновенно распустили по домам. Мы плелись по улице, закапывая слезами крахмальные фартучки. Гадали, когда начнётся третья мировая: уже сегодня или хотя бы дотерпит до конца недели.
- Вот и наступил конец света, - поставила точку в наших размышлениях Зоя, которую в классе дразнили вороной за апокалипсические прогнозы и сладострастное нытьё. Обычно мы отмахивались от неё, а тут безоговорочно поверили. И заголосили громче.
Когда я пришла домой, папа лежал на диване и безмятежно читал медицинский журнал. Было ясно, что он не в курсе, какое чудовищное горе постигло нашу страну. Размазывая по лицу слёзы, я кинулась к нему:
- Брежнев умер!
- Ииии? - вздёрнул бровь папа.
Несколько сбитая его непонятливостью, я отстранилась, обиженно заморгала:
- В смысле «ииии»?! Как будто сам не знаешь! Раз Брежнев умер, значит завтра начнётся атомная война!
Папа обнял меня, зарылся носом в мои волосы, затрясся плечами. «Плачет», - с удовлетворением подумала я.
Но папа не плакал.
- Я - отец дебила, - задыхаясь от смеха, выдавил он.
Ноток сомнения в его голосе я не услышала.