Предощущение разлома
Интервью с группой Макулатура
В последний день зимы отцы русского экзистенционального хип-хопа, московская группа
с кемеровскими корнями «Макулатура» выступила в Новосибирске. Творчество авторского
дуэта воспринимается неоднозначно, и я решил выяснить, как к нему относятся сами
музыканты, а заодно получить ответы и на другие интересующие меня вопросы. Однако
сделать это оказалось не так просто. Константин Сперанский и Евгений Алёхин известны
своим нежеланием общаться с журналистами. Мне всё же удалось проникнуть за кулисы
и поговорить с музыкантами. Насколько этот разговор получился откровенным, решайте
сами.
Специально для интернет журнала Siburba.
__________________________________________________________________________________
«Чем больше ты желаешь, тем хуже для тебя»
- Костя, в интервью порталу «The Spot» ты заявил, что «Макулатура» - это тоска по
действию. Объясни эту мысль?
Константин Сперанский: Тоска - это такое ощущение, которое нельзя путать со скукой: оно не
проходит быстро и не проходит после того, как ты сделал намеченное, или после того, как ты
произвёл какое-то действие. Она всегда сопутствует тебе во всех начинаниях, действиях. И даже
если ты что-то сделал, произвёл какое-то действие…
Евгений Алёхин: …отпиздил мента…
КС: …она всё равно будет рядом. То есть нельзя как-то накачать себя антибиотиками так, чтобы
она прошла. С одной стороны, чувак мечтает о том, что вот он совершит какую-то революцию,
или познакомится с какой-нибудь барышней, или покинет автомобиль, но даже когда это случится,
во время этого всё равно будет вот это ощущение. Лучше всего назвать его тоской или
ностальгическим оцепенением. И я не знаю, с чем оно связано. Может быть, с детством или с
каким-то лирическим образом, которого ты никогда в реальности не видел.
- Это можно назвать недостижимостью мечты?
КС: Ну да, можно и так. Мечта она всегда такая.
Это только волк с Уолл-Стрит может иметь мечту, которую возможно
воплотить. На самом деле, мечты ценны своей принципиальной
невоплотимостью».
Только так. Нет ничего в мире физического, что имело бы ценность.
- То есть ценны только мечты и попытки их воплотить?
КС: Сами мечты не имеют смысла без постоянных попыток за ними убежать, схватить их.
- Ты, Женя, тоже так считаешь?
ЕА: Да, потому что чем больше ты желаешь, тем хуже для тебя.
- То есть если ты не мечтаешь, то всё нормально, ты живёшь хорошо и не страдаешь?
ЕА: Ну, да, да, типа того.
КС: Страдание лучше вообще вынести за скобки. Мне кажется, это такое словцо, которое сейчас…
ЕА: …утратило смысл.
КС: Да. Мне хочется вернуться к физическому представлению этого слова. Физические страдания.
В буквальном смысле - боль. А о страданиях, которые обычно связывают с чувствами персонажей
Достоевского, мне не хочется особо говорить, потому что их очень много эксплуатируют. Непонятно,
что это вообще такое.
- Сейчас вообще возможно вот это страдание по Достоевскому?
КС: Разумеется, всё возможно. Почему нет? Это же такое вневременное ощущение. Просто чем ты
больше его пускаешь в оборот, тем оно быстрее обесценивается. Как валюта дерьмовая, как
какой-нибудь рублицкий.
__________________________________________________________________________________
«Я считаю, что каждый новый текст - это что-то новое»
- О чём вообще рассказывает «Макулатура»? Это сублимация ваших личных переживаний
или же это отражение социального окружения?
ЕА: Так а в чём разница? Там нет грани какой-то. Всё, что ты видишь, как-то отражается у тебя
в голове.
- Вы хотите влиять своим творчеством на людей?
КС: То есть занимаемся ли мы пропагандой чего-либо? Нет, это не пропагандистский проект.
ЕА: Я пропагандирую только вегу (вегетарианство - прим.). Больше ничего. Если кто-то
послушает и станет веганом - да, это хорошо. На это я надеялся. В остальном - это просто
обычные разговоры, без призыва, без навязывания своего мнения.
КС: Я сторонник того, чтобы говорить о своей личной оценке, стараться уходить от агитации или
пропаганды, потому что это всегда чревато как минимум навязчивостью, а как максимум -
какой-то тоталитарной позицией.
Если ты транслируешь своё личное мнение - это нормально, а когда
ты говоришь «все идите туда-то» или «делайте то-то» - это хуёво.
Я считаю, что когда человек, будь он писатель или ещё кто-то, говорит «все приходите на митинг
за честные выборы» - не знаю, не очень это круто. Это превращается в такой «Голубой огонёк».
- Ваши тексты пропитаны отчаянием, безысходностью и убеждённостью в собственной
слабости и бессилии. Это так?
ЕА: Мне так не кажется.
- А чем тогда?
КС: Радостью.
Мечта - это же прекрасно. Мечтать заебись. Об этом даже
Олег Газманов поёт, а разве можно сказать, что Олег Газманов
пропитан безысходностью?
- Я думаю, именно этим он и пропитан.
КС: Ну уж нет.
ЕА: Капает прям из дупла.
КС: Тут я готов поспорить, но давайте не начинать этот спор.
ЕА: Ну, в общем, не знаю. Всё это так. Так можно прочитать, конечно. Но я не думаю,
что это единственное прочтение, которое возможно. Есть и надежда, и мечта вот. Драйв.
- Драйв? Я не слышу у вас драйва.
КС: Ну, есть же фильм, который называется «Драйв», но разве там есть драйв? Там нет
драйва. Посмотрите его - и вы поймете, что такое драйв в понимании группы «Макулатура».
- Можно ли создать что-то новое в эпоху постмодернизма и стремитесь ли вы к этому?
КС: Вообще, если так посмотреть, то все тексты - это рефлексия по поводу либо античности,
либо каких-то библейских сюжетов. Разумеется, в этом отношении вся письменность, вся
литература застряла либо в христианской, либо в дохристианской эпохе. Мне кажется, конечно,
можно. Каждый новый текст - это не какая-то постмодернистская чепуха, если она не намеренно
таковая. Это нечто новое. Мне вообще не близок этот пафос.
Как можно говорить о том, что ничего нового нельзя создать, если
невозможно прочитать все тексты, которые существуют? Нельзя даже
прочитать все новости, которые выходят за сегодняшний день, если
ты даже целые сутки будешь читать.
Я считаю, что каждый новый текст - это что-то новое.
ЕА: Всё «равно» ничего, не забывайте. Если вы будете использовать это уравнение…
- …весь мир у ваших ног, да?
ЕА: Да, и в тоже время вы у его ног. Возможно всё. И ничего не возможно.
- Женя, твои рассказы по настроению сильно отличаются от твоих же стихов в «Макулатуре».
Почему?
ЕА: Ну, я же рассказы пишу не для того, чтобы читать их вслух. А стихи - для этого, и, возможно,
в этом дело. То есть для «Макулатуры» нужен какой-то ритмически сильный узор, какой-то бодрящий.
Часто я слушаю музыку, когда пишу текст, то есть пишу текст под музыку - я не делю форму и
содержание. Прозу я не пишу под музыку. Может, если бы мне наигрывали музыканты, то она бы
больше походила на «Макулатуру». В общем, не знаю я, почему так. Как выходит, так выходит.
К тому же проза - это такое дело, одинокое. Я там не оглядываюсь на Костю или на музыкантов.
- Как в «Макулатуре» вы распределяет процесс написания текстов?
ЕА: Ну как, я пишу текст, показываю Косте, он пишет. И всё. Или наоборот.
- А если мысль Кости не совпадает с твоей изначальной мыслью?
ЕА: Что мне, жалко что ли? Пусть что хочет, то и говорит. Кто я ему, судья что ли? Я могу
попросить что-то исправить, бывает, что он меня может попросить что-то убрать, это нормально.
__________________________________________________________________________________
«Эмигрировать неохота»
- Костя, правда, что ты был членом НБП? Чем ты там занимался и почему ушёл оттуда?
КС: Отчасти, да. Я был сочувствующим. Это было в середине нулевых, тогда в Кемерово вообще
не было ничего подобного, никаких нацболов. Мы начинали с расклейки листовок, проведения и
участия в массовых мероприятиях, такими детскими шалостями, как несанкционированные митинги
в пять человек. После того, как о нас узнали, нас всегда таскали в милицию. То есть мы постоянно
оказывались в отделениях. Меня, например, однажды из собственной квартиры вытащили. Просто
пришёл какой-то мент, уговорил мою маму открыть дверь и увёз меня в отделение, я там провёл
ночь.
Мне запомнилось, что у этого мента было удостоверение, а рядом
иконки. Я подумал ну, раз он такой, наверное, ему можно доверять,
а он меня взял и посадил.
- Почему ты закончил с подобной деятельностью?
КС: Вообще это сложная история. На тот момент я посчитал, что я сам не соответствую своими
человеческими качествами тем требованиям, которые предъявляются в НБП.
- Как вы относитесь к государству в глобальном плане? Какой политический строй
считаете наиболее оправданным?
ЕА: Нет таких.
КС: Трудно сказать. Хорошо бы в России парламентскую республику. Думаю я об этом.
Но это маниловщина такая. Не знаю. Парламентская республика мне нравится.
ЕА: Всех разогнать. Всех в лес. В пустыню.
- Мне кажется, что ты осознанно от этой темы уходишь.
ЕА: Сейчас любой пердун может спокойно поговорить на эту тему. Зачем мне? Я могу
разговаривать о чём-то, только если я понимаю, о чём говорю. А разговоры о политике -
это обычно просто пустой пиздёж.
- Как вы можете оценить политическую ситуацию в России? Хотите уехать?
ЕА: По-моему, норм.
КС: Эмигрировать неохота. Посмотрим, чем закончится, что будет. Что-то началось, но
непонятно, чем это всё закончится. Пока всё, что происходит в России, похоже на какую-то
страшную сказку. Непонятно ещё, как события на Украине аукнутся. Ну и вообще пока тут
интересно жить.
- Именно это слово - «интересно»? Как какая-то экшн-игра?
КС: Ну да, постоянно есть какая-то опасность. И вот это предощущение какого-то разлома
громадного. Обязательно что-то должно произойти. Не хотелось бы видеть того, что было
20-го февраля на Украине в масштабах России, но мне кажется, что в какой-то степени это
неизбежно должно случиться. Но этого мне не хотелось бы, конечно. Я не знаю, как этого
избежать, но хотелось бы этого избежать - гражданской войны, снайперов. Может быть,
просто в нужный момент власти выведут танки и всех задавят. Мне кажется, это неизбежно,
если такая политика будет продолжаться. Если всё это будет продолжаться каким-то
экономическим пиздецом, если он произойдёт, то да, это случится.
__________________________________________________________________________________
«Женя, побойся бога»
- Как вы относитесь к идее бога и смерти? Как сильно они влияют на ваши решения и
на ваше творчество?
ЕА: Раньше меня как-то волновала мысль о смерти, в последнее время я нормально к ней
отношусь. Может быть, потому что меньше проблем со здоровьем стало, я не знаю. Ну, есть
она, смерть, и есть, хорошо. Насчёт бога - не знаю. Я не очень понимаю тех, кто в него верит.
Это для меня что-то сродни людям, как толкиенисты, которые собираются в костюмах, с
мечами - типа такая игра ролевая. Не понимаю.
Вообще сама идея ада и рая мне кажется какой-то очень вульгарной,
какой-то странной и жестокой. Как может человек мечтать попасть в рай?
Кого-то пугать адом? Так это всё некрасиво, что я не понимаю, почему
люди этим всерьёз увлекаются.
Опять-таки, это всё очень интересно… (зевает), но я не знаю, как это можно применить на себя.
- А какие отношения у тебя с богом?
ЕА: Как у меня могут быть отношения с богом? Он мне звонит, говорит: «Женя, побойся бога»,
ахаха! Костя, скажи что-нибудь про бога.
КС: Bitch is suckin’ my dick…dick…dick… Всё.