Вычитал "Оливера Кромвеля". Любопытные фрагменты из пьесы:
Оливер. Ну что ж такое? Бригитта права, все это - глина. Только души не умирают… да, души не умирают. Так говорит слово Божие. Но если бы даже души умирали, - не умирают великие дела. Нет, нет - мир в целом не тлен и не прах. Мир - великое здание, которое мы строим. Хочу верить, что каменщик, потрудившийся в поте лица, отходя, получает плату и заслуженный отдых. Но главное не в плате и не в отдыхе, главное - в постройке. Что вы скажете на это, Джон?
Мильтон. Я скажу так: если рай и бессмертие можно было бы заслужить, отойдя от общественного дела, а участие в нем губило бы душу, - вы скорей погубили бы свою душу, чем отошли от дела.
Оливер. А вы, Джон?
Мильтон. Я тоже.
Оливер. Не грешно-ли это?
Бригитта. Грешно. Надо любить только Бога. Не надо любить этот мир.
Мильтон. Но Бог создал его не напрасно. В евангелии сказано: «блажен, кто душу свою погубит за други своя».
* * *
Мильтон кланяется и уходит. Кромвель откидывается на подушки, закрывает глаза и как будто дремлет. Луна падает в окно. Свеча догорает и гаснет. Белая фигура Бригитты вырисовывается у окна.
Кромвель (открывает глаза). Бетси?.. Гитти! это ты?.. Сон? (Пауза.) Ты пришла ко мне, Гитти? Верно, я умираю? У тебя милое и доброе лицо, Гитти. Мне не страшны мертвецы: я сам буду им через несколько часов. (Пауза.) Слушай, Гитти, пока я не был болен, я все-таки недостаточно думал. А теперь… Слушай, Гитти, как все же это вышло? Ты знаешь мое сердце - разве нужны мне были личные выгоды? Разве я был честолюбив? Я взял власть - но ведь я же видел, что я один только упрочу республику! Левеллеры хотели всей справедливости. Но я видел, что время не пришло, их химеры погубили бы все дело. Я все рассчитал. Я так хорошо все рассчитал, мои расчеты так оправдались. Я так полно победил. Ты знаешь, Гитти, я победил тяжелой ценою… Ну? Когда отчаяние запоет псалом, - сказала ты, - будь все же верен Правде твоего сердца. Это были почти последние слова твои, Гитти. Отчаяние поет свой псалом. Но я был верен Правде своего сердца. И вот теперь все рушится… Гитти, существует ли суд? Я не хочу награды, я не боюсь кары, но я хочу, чтобы высшая мудрость сказала мне, что в моей хитрости и смелости, в моих трудах, в моей любви и жестокости, где я видел столько смысла - этот смысл действительно был. Существует ли такой суд, Гитти?
Бригитта медленно кивает головой.
Кромвель. Да… Так… Это утешительно. Это суд господа, Гитти?
Бригитта медленно кивает головой отрицательно.
Кромвель. Нет? Что же? Кто же будет судить Кромвеля?
Бригитта так же медленно отходит от окна, подходит к авансцене и величественным жестом указывает в зрительную залу.
Кромвель (склоняется с своего кресла вперед, зорко всматривается в залу). Кто там? Эти люди? Кто они? (Пауза.) Да, я понимаю… Потомки… Да, Гитти, я вижу их сердца… Вот эти там - осуждают за то, что я убил монарха… Но их сердца бледны, сморщены, дряблы. А вот те… недовольны, что я не пошел впереди левеллеров. Но сердца их, полные горячей кровью, бьются, как у подростков. А вот эти… Вот эти понимают… Вот эти мужи. Да, вы совершите великое. О, вы далеко впереди! Далеко впереди! Вы счастливы, вы ближе к концу битвы за равенство. Но вы понимаете: я делал то, что муж твердый должен был сделать в мой век. Да, да, мы с вами одно, и самые ошибки мои вам в поучение и пользу. (Встает, слегка пошатываясь, с кресла.) Гитти, я вижу поток человеческой воли… Как он бурлит в противоборениях… И как он един… (В изнеможении падает в кресло.)
Луна скрывается за тучу, и становится совсем темно. Призрак Бригитты исчезает. Медленно открывается дверь, и входит Мильтон со свечой, которую закрывает рукою. Он осторожно подходит к Кромвелю.
Напомню, что современники считали, что в образе Коромвиля Луначарский подчеркнул черты сближающие его с Лениным.