Эвакуация фондов: ноябрь 1941 года - сентябрь 1944 года. Москва - Челябинск - Шадринск - Москва
В октябре-ноябре в Исторической библиотеке была упакована вторая партия книг, состоящая из 863 ящиков. В состав этой партии вошли наиболее ценные книги из общего хранения. Прежде всего отбирались старые издания XV-XVIII вв. и частично - XIX в. Сюда, разумеется, вошли издания времени Петра I, Французской буржуазной революции конца XVIII века, издания Новикова, первые издания сочинений Радищева, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Шевченко, Герцена, Чернышевского, Белинского, Добролюбова, издания времён Парижской коммуны и другие. Книги отбирались путём сплошного просмотра алфавитного каталога. В места хранения книг вкладывались листки с проставленными инвентарными номерами и указанием, в каком ящике книги упакованы. Каждый ящик имел свой порядковый номер и пометку, из какой коллекции взяты книги. На все эвакуированные книги была составлена общая опись с указанием номеров ящиков и инвентарных номеров книг. Всё это делалось для того, чтобы облегчить работу с оставшимся фондом, обеспечить учёт и сохранность эвакуированных книг, а по возвращении книг быстро расставить их на прежние места.
К этому времени относится фотография - вид общего зала и разложенных по нему книжных пачек. Фото довольно смазанное, но на нём видно, что работа в самом разгаре. Надо полагать, в библиотеке было уже прохладно, и сотрудники, принимавшие участие в разборке, утеплялись кто как мог.
Эвакуация фондов ГПИБ. Осень 1941 г.
И ещё одна иллюстрация - приказ директора М.Ф. Леонтьева от 4 ноября 1941 г. о погрузке книг и отправке их вокзал. Машинописный текст читается хорошо, поэтому воспроизведём только директорскую приписку от руки: "Ответственной сопровождающей груз (книги) до ст. Челябинск назначаю т. Желобанову. Тов. Горовиц сдать, а тов. Желобановой принять по акту эвакуируемое имущество и акт предоставить мне".
Приказ по ГПИБ № 220 от 4 ноября 1941 г.
"Товарищ" Желобанова Александра Семёновна (1897-1980), библиограф научно-библиографического отдела, которая будет сопровождать книги в Шадринск, была человеком интересной судьбы.
Библиотечным работником она числится с 1917 г. В 1934-1940 гг. работала инспектором Библиотечного управления Наркомпроса РСФСР, а после реорганизации управления поступила на работу в ГПИБ, где в 1940-1943 гг. находилась на должности библиографа научно-библиографического отдела (НБО), а в 1943-1944 гг. - на должности учёного секретаря. Последующие места работы А.С. Желобановой - библиотека Центрального дома Советской армии им. М.В. Фрунзе (1944-1955) и Государственная центральная научная медицинская библиотека (1955-1960).
А.С. Желобанова
Единственный сын Александры Семёновны, Феликс Фёдорович Желобанов, который вместе с ней уехал в эвакуацию, впоследствии стал известным инженером-конструктором, разработчиком ядерного оружия, в 1966 г. получил Ленинскую премию за разработку новой конструкции ядерных зарядов.
Ф.Ф. Желобанов
Благодаря известному сыну попали на страницы печатных изданий и некоторые подробности биографии Александры Семёновны. Вот как вспоминала о ней её невестка Ленина Александровна Желобанова:
"Это была невысокого роста женщина, 55 лет, стройная, подвижная, с великолепной копной длинных волос цвета спелой пшеницы, уложенной на затылке простым узлом. Поэтому голова её всегда была как бы гордо поднята".
"Феликс был у своей мамы, Александры Семёновны, свет в окошке.
Он родился 26 июня 1927 года в Москве в роддоме № 1 на Арбате. [...] Мама Феликса была родом из богатой купеческой семьи, в юности вступила в партию РСДРП. Несколько лет работала в Подмосковье книгоношей. Пристрастилась сама к книгам. Потом работала в библиотеках, потом - Наркомпрос... где она была правой рукой Н.К. Крупской и секретарём партийной организации Наркомпроса. Отец Феликса был чекистом. Он погиб в 1933 году на Дальнем Востоке при ликвидации одной из многочисленных банд. Мама растила Феликса одна. Всегда в работе, всегда в партийных делах. Частенько Феликс заглядывал к маме на работу: уж очень там широкие были перила у лестниц, так лихо можно было прокатиться. Однажды чуть не сбил с ног Крупскую... а она, узнав, что это "Шуркин" сын, повела его к себе в кабинет угощать монпансье".
Получив приказ о сопровождении книг в эвакуацию, Желобанова передала его второй участнице путешествия - Эмилии Давыдовне Микельсон, только-только вернувшейся в Москву с работ на трудовом фронте:
"В день моего возвращения с трудового фронта (строительство оборонительных рубежей под Москвой) 6 ноября 1941 года ко мне на дом пришла тов. Желобанова и предложила в течение 2-х часов собраться в путь для сопровождения эвакуируемых в Челябинск 3-х вагонов с книгами. Ткалич Зинаида Яковлевна, которая должна была поехать с мужем, не то заболела, не то испугалась предстоящих трудностей.
В бригаду сопровождающих вошли т.т.: Желобанова Александра Семеновна, библиограф НБО - бригадир, сотрудница Гроссман, которую мы должны были потом оставить в Челябинске на положении эвакуировавшейся, Свидерская Анна Григорьевна - машинистка-каталогизатор и я - секретарь дирекции. Со мною и Желобановой были сыновья: Феликс Желобанов 14-ти лет и мой сын Камрад 16 лет".
Э.Д. Микельсон
Микельсон Эмилия Давыдовна (1902-1987) родилась в Риге в латышской семье рабочего-металлиста. Во время Первой мировой войны, в августе 1915 г., семья эвакуировалась в Самару вместе с заводом «Саламандра», на котором работал глава семейства. Здесь Эмилия Микельсон окончила 5 классов женской гимназии, а затем, с августа 1918 г., работала этикетчицей на чайно-кофейной фабрике «Мегас». Как и многие её земляки-латыши, активно включилась в послереволюционную политическую жизнь. Осенью 1920 г., после возвращения родителей в Латвию, ставшую к тому времени независимым государством, Эмилия была направлена в Москву на курсы латышских дошкольных работников. По окончании курсов в мае 1921 г. она работала воспитательницей в Латышском детском доме в Сокольниках, а в декабре 1921 г. была командирована на обучение в Латышском рабфаке, где проучилась год и перевелась на Физмат МГУ. В 1923-1936 гг. Эмилия Микельсон - секретарь учебной части Коммунистического университета национальных меньшинств Запада им. Мархлевского. Депутат Моссовета 9-го созыва. В 1936-1939 гг. - ответственный секретарь комсомольского отделения Высшей школы пропагандистов им. Я.М. Свердлова при ЦК ВКП(б). С 25 сентября 1939 г. работала в Исторической библиотеке в должности секретаря дирекции. Летом-осенью 1941 г. участвовала в сооружении оборонительных сооружений вокруг Москвы, в 1944 г. (это уже после возвращения из эвакуации) была награждена медалью "За оборону Москвы". С декабря 1941 г. по август 1944 г. находилась с эвакуированными фондами ГПИБ в г. Шадринск Курганской области. В 1947 г. "по свежим следам" написала воспоминания "Эвакуация в Шадринск", где зафиксировала все трудности пути, жизни и быта эвакуированных сотрудников. К этим воспоминаниям мы не раз ещё вернёмся.
С апреля 1945 г. Эмилия Давыдовна - зав. сектором планирования и учета ГПИБ. Освобождена от работы в библиотеке в июне 1952 г. в связи с переездом на постоянное жительство в Ригу. С августа 1952 г. по декабрь 1957 г. была учёным секретарём Государственной библиотеки Латвийской ССР. С декабря 1957 г. - на пенсии, с июля 1970 г. - персональный пенсионер. Умерла 28 декабря 1987 г. в Риге.
Вместе с матерью в эвакуацию поехал и её сын-подросток - Клибик Камрад Карлович (1925 года рождения). Камрад Карлович - участник Великой Отечественной войны, лейтенант, командир пулемётного взвода 317-го стрелкового полка 92-й стрелковой дивизии. В 1944 г. был награжден орденом Красной Звезды. За три месяца до окончания войны был тяжело ранен и взят в плен. После освобождения находился на излечении в госпитале. Демобилизован в феврале 1946 г., проживал в Риге.
Третьей сопровождающей стала Анна Григорьевна Свидерская (1901-1980), ветеран ГПИБ. В библиотеке она работала на протяжении нескольких десятилетий, с 1938 г. по 1966 г., сменив несколько должностей (секретарь-машинистка, каталогизатор, зав. отделом личного состава, старший библиотекарь газетного зала). В описываемый период она занимала должность машинистки-каталогизатора. Свидерская тоже работала на строительстве оборонительных рубежей под Москвой и тоже награждена медалью "За оборону Москвы". С февраля 1966 г. - персональный пенсионер.
А.Г. Свидерская
18 ноября 1941 г. 630 ящиков из 863-х в сопровождении перечисленных лиц отправились в Челябинск. До этого, в промежутке с 8 по 18 ноября груз лежал на Казанском вокзале, и сотрудницы охраняли его посменно. Мороз, частые воздушные тревоги, наглые вокзальные крысы, тревога за сохранность груза, который включал не только книги, но и личные вещи и полученные в дорогу продукты... Дежурные, сдав пост, возвращались в тепло, в библиотеку, "где мы все тогда жили и кормились". Там отсыпались и отъедались.
18 ноября вагоны были поданы, и груз с сопровождающими наконец-то двинулся в путь. Ящики с книгами Исторической библиотеки заняли три вагона.
"Первую ночь, несмотря на то, что легли все плотно в один ряд, мёрзли невероятно и на утро нам стало ясно, что хотя директор библиотеки и отрицал необходимость печки и предлагал в пути заворачиваться в ковры, - без печки нам живым не доехать. У железнодорожников печку купили и они нам её установили".
Далее Эмилия Микельсон описывает "вагонный" быт сотрудников ГПИБ:
"В нашем вагоне, на той стороне, где нам предстояло «жить», ящики с книгами уложили в два ряда ступенькой и сверху накрыли большим брезентом и ковром, загнутым по стенкам вагона. В ряд были разложены наши постели и над головами из благоприобретённых досок устроена полка для хлеба, продуктов, посуды и необходимой под руками мелочи. К перекладине в потолке вагона подвешена «Летучая мышь». В середине чугунная печка и за нею у закрытой двери вагона стояла корзина с углём, который наши парни, да и мы сами, на путях и собирали и иным путем добывали и несли к себе. В пути туда же складывались и дрова. У входной двери лежал большой сундук, на котором мы делили пищу".
Поезд ещё несколько дней катался по рельсам товарной станции и только 25 ноября покинул Москву.
"Первые несколько суток, особенно к вечеру и ночью, нас ещё настигали в пути воздушные налеты фашистов и тогда тёмный, невероятной длины поезд, увозящий ценности государства на Восток, замирал на рельсах, полный груза и людей".
"В пути мы всё наличие продуктов, взятое с собою из дому и полученное в магазине, объединили, жили коммуной. Не рассчитывая на пополнение в пути, питались очень скромно, расчётливо, всё в строгой норме. На обед варилось перво-второе, т.е. густой суп. Чай пили с конфетами в виде мелких тёмных зернышек, которые мы окрестили «козьим пометом». И готовить, и кушать в пути было сложно...
Зимний день, проникавший в наши насквозь промёрзшие крошечные окошечки, был чрезвычайно короток. Большая часть времени проходила в сумерках, при отсвете нашей любимой чугунки и слабом свете «Летучей мыши», пляшущей под потолком вагона.
Укладывались спать все 6 человек в ряд. Снимали только пальто и обувь. Шапки оставались на голове и сверх того на голову натягивалось одеяло. Утром одеяло над головой было покрыто инеем или льдом от проходившего дыхания. Желобанову с Феликсом, бывало, засыпало через щели вагона снегом. Сверху одеял и пальто накрывалась вся прочая одежда, пиджаки и т.п., а Свидерская на ноги клала запасную подушку.
Особенно явственны ночью были наши посудно-вещевые концерты. От хода вагона прыгали и звенели кастрюли, тазы, сковородки, дымоходная труба, пищали и трещали стены вагона и ящиков. Вагон трясло, дёргало, качало. Вначале этот непривычный шум вызывал у нас веселье, но длительный путь с его трудностями не мог долго это веселье поддержать.
Убивала настроение Гроссман, которая фактически никакой работы в пути не несла, но занималась тем, что рисовала картины ужасных трудностей, ожидающих нас на месте в Челябинске. Мы со Свидерской и обоими парнями просто невзлюбили её.
Действовала на нервы и Желобанова, являющаяся нашим бригадиром. Чувствовалось, что это человек очень неуравновешенный и тяжёлый в вынужденной совместной жизни".
Челябинск - первоначальное место назначения эвакуированных - оказался переполнен беженцами. Стоял мороз под -45 градусов, запасы хлеба и топлива иссякли, а А.С. Желобановой предстояло получить решение о переадресовке груза в другой город Челябинской области. Проведя в Челябинске девять томительных суток, сотрудницы ГПИБ получили направление в Шадринск. Оставив в Челябинске Гроссман, остальные поехали дальше. Тут начали сказываться тяготы пути: Э.Д. Микельсон получила рожистое воспаление носа.
"На всём лице был, кажется, один только нос, от уха до уха. Уши же и лоб опухли, повысилась температура.
В городе Кургане, где предполагалась продолжительная стоянка, Желобанова свела меня в ж.д. амбулаторию. Прописали лекарство и тепло. Ни то, ни другое не было доступно.
Помню, что в Кургане на вокзале мы в буфете купили почти целое ведро манной каши и в один присест вполне благополучно справились с нею".
29 ноября путешествие завершилось: груз и сопровождающие прибыли в Шадринск. Там их встретила заведующая НБО ГПИБ Анастасия Иннокентьевна Толстихина, в чьи обязанности входило принять груз и разместить его на новом месте. Несколько дней вплоть до окончательного размещения груза сотрудники с детьми жили где придётся. "Я ходила в то время и ещё два месяца потом с завязанным пёстрым шелковым платком носом, - писала Э.Д. Микельсон, - и люди на меня смотрели с подозрением".
Э.Д. Микельсон. Автопортрет
В конце концов под ящики с книгами отвели помещение церкви. Храм Воскресения Христова в Шадринске был сооружён в 1872-1880 гг. Храм, размеется, был закрыт ещё в 1936 г., но уже в 1946 г. богослужения возобновились. Вплоть до начала 1990-х гг. это была единственная действующая церковь в городе.
Храм Воскресения Христова в Шадринске
Сопровождающие, отвергнув неудобную площадь, которую им отвели для житья, решили поселиться в той же церкви на кладбище.
"Внутри, в самой церкви, с входом из притвора было крохотное помещение для церковного сторожа. Его-то мы и решили занять.
Помещение это состояло из мизерной кухоньки с русской печью, с плитой и полатями у печки. Из кухни вела на 2-й этаж винтовая деревянная лесенка в помещение метра в 4, откуда ещё выше вела приставная лесенка на полати на 2-х человек. В этих «просторах» мы обосновались на время нашей жизни в эвакуации.
В канун нового 1942 года мы вымыли и протопили помещение, бывшее 5 лет нежилым и промерзшее насквозь.
Сварили ужин и съели специально сбережённую буханку московского белого хлеба, многократно в длительном пути промерзавшую и оттаивавшую и насчитывающую почти 2-х месячную давность. За 6 месяцев с начала войны, мы впервые разделись и легли на чистое постельное белье".
На кухне церковной сторожки. Рисунок Э.Д. Микельсон
Далее были хлопоты с освобождением места под московский груз, так как церковь оказалась занятой литературой филиала Челябинской областной библиотеки. При размещении ящиков пришлось действовать самим, без грузчиков. Подростки Камрад и Феликс работали за взрослых мужчин. После размещения эвакуированных фондов А.И. Толстихина уехала обратно в Москву.
"Шадринск оказался на взгляд москвича большой деревней. После шума и движения в Москве, сутолоки в поездах и на вокзале, здесь показалось необычно тихо. От вокзала начинался сосновый лес, и лишь пройдя его, вы попадали в город. Одноэтажные домики, деревянные высокие тротуары, мычание скота и снег, нетронутый, чистый, какой не приходилось видеть в большом городе.
Кладбище окружал сосновый лес. Это была такая мирная и успокаивающая картина, что если бы не бесконечные заботы о существовании, то можно было бы отдохнуть".
Микельсон и Свидерская на шадринском кладбище. Нелегальная добыча дров. Рисунок Э.Д. Микельсон
Самым насущным был, конечно, вопрос о питании, т. к. продукты на местных рынках были невероятно дороги. Э.Д. Микельсон поступила на работу в Шадринский учительский институт, её сын Камрад - на Государственный союзный завод № 649 фрезеровщиком, а Феликс Желобанов, закончив 7 класс средней школы, начал работать на Шадринском заводе автоагрегатов им. Сталина.
Вот ещё несколько цитат о шадринском быте сотрудников.
"Из мебели у нас было: стол на кухне, 2 табуретки и один пустой опрокинутый ящик, заменяющий табуретку.
Все «три этажа» (кухня, комната, полати) наших невесёлых апартаментов освещались единственной коптилкой, которая ставилась на табуретку на втором этаже (в комнате) и вокруг неё вечером группировался весь наш коллектив: с учебниками, рукоделием, разговорами, размышлениями".
Комната на втором этаже сторожки. Рисунок Э.Д. Микельсон
"Обычно в эти вечерние часы топилась и печка. При отсвете огня было даже уютно.
Топить верхнюю печку стало обязанностью Свидерской, может быть потому, что она лучше всего справлялась с этим делом и очень любила сидеть у огня.
Свидерская имела очень «оригинальный» зимний наряд: синий ватник из библиотеки, зелёные ватные брюки сына, его же старые штиблеты с рваными галошами и меховую шапку-ушанку. На шею накручивался выцветший клетчатый платок. В таком наряде она появлялась в ГорОНО на партсобрания и во все присутственные места города".
Свидерская. Желобанова. Рисунки Э.Д. Микельсон
"Насколько мы зимой вымерзали в нашей кухоньке, настолько летом изнывали от жары, ибо приходилось для готовки пищи топить плиту, а в окне открывалась только форточка. Вдобавок ожили клопы и нам пришлось эвакуироваться спать в притвор под недремлющим оком Иеговы, глядевшего на безбожников с разрисованных сводов потолка.
Колокольню мы использовали для сушки белья".
На ступенях церкви. Рисунок Э.Д. Микельсон
"Имели мы и свои огороды. [...] Огороды нас в некоторой степени поддерживали.
Кроме того, мы производили некоторые «заготовки» на кладбище: весной собирали землянику, рвали молодую крапиву для щей и даже сушили её на зиму. А осенью собирали по могилкам опят. Мы с сыном много грибов приносили из лесу, по пути к огороду. Пока я копала картофель, он в лесу собирал грибы. Ещё имели свой чай: сушёные листы чёрной лесной смородины, лепестки и плоды шиповника".
Несколько раз сотрудниц мобилизовывали на разные сельскохозяйственные кампании. В 1942 г. маленькая коммуна увеличилась за счёт детей сотрудниц: Ивара Микельсона и Емельяновой Ирины. В 1943 г. количество обитателей сторожки, наоборот, сократилось: в январе Э.Д. Микельсон собрала и проводила в Красную армию сына Камрада, весной в Москву уехала А.С. Желобанова, а летом туда же отбыл и её сын Феликс. Бригадиром после отъезда Желобановой стала Свидерская.
С весны 1943 г. на кладбище стала орудовать шайка воров, которых очень интересовали загадочные ящики в церкви. Воры делали неоднократные попытки проникнуть в помещение храма.
"Летом, в короткие светлые ночи ещё ничего, но осенью становилось даже страшно. Кладбище на окраине города, отделённое от него пустырем, заваленным навозом и мусором и окружённое лесом. Посреди кладбища - церковь. Недалеко домишко кладбищенского сторожа-могильщика, который с одной стороны как будто боится воров, а с другой стороны у него ночуют всякие тёмные личности и бывшие арестанты. Кругом чёрная осенняя ночь, мелкий дождик и душу раздирающие крики совы. В церкви две женщины и двое детей".
Самый тяжёлый период пребывания в Шадринске пришёлся на весну 1944 г. Свидерская заболела тифом и была отправлена в больницу, Э.Д. Микельсон осталась в сторожке одна с двумя детьми. "Налёты на церковь были почти ежедневные и дело дошло до того, что в меня стреляли из обреза, я еле успела спрятаться за кованную железную дверь церкви, об которую ударилась пуля".
"Вся эта обстановка заставляла нас желать скорейшего отъезда в Москву, несмотря на то, что летом на кладбище было хорошо, зелено и с утра тихо. Но днём в открытую форточку врывались традиционные вопли навещающих могилки и хоронящих, звуки похоронного марша, матерная ругань могильщика, который не давал опускать гроб в могилу, пока не расплатились с ним водкой и хлебом".
"Да и сам город нам теперь уже не казался такой мирной деревней, как в наш приезд. Весной и осенью можно было буквально утонуть в грязи. Бывали перекрестки улиц, где весною, когда таял снег, вода доходила лошади до брюха, а летом после дождей в жирной грязи беспомощно буксовали легковые и грузовые машины. Кстати, машин здесь было не так уж много. Преобладали другие виды местного городского транспорта, в шутку москвичами прозванные: Л-1 (лошадь) и Му-2 (корова)".
Возвращение в библиотеку началось в августе 1944 г. с бесконечных утомительных хлопот по получению горючего, транспорта и грузчиков. 30 августа поезд с книжным грузом двинулся по рельсам в Москву. Суровая уральская земля преподнесла уезжающим прощальный подарок: "Ехали мы из Москвы в Шадринск зимой, а обратный путь через 2 года 8 месяцев совершали летом. Дверь товарного вагона открыта вовсю. Стояли чудесные сентябрьские дни на Урале. Леса, леса, поля, деревни, стада. Высокие насыпи, туннели в горах". Обратное путешествие оказалось быстрым и окрыляющим: 9 сентября 1944 г. груз и его сопровождающие уже были в Москве, а ещё через несколько дней А.Г. Свидерская и Э.Д. Микельсон снова включились в работу библиотеки.
#бессмертныйполк