О главном событии прошлого года
«Подожди», - сказал я, положив руку на косяк. Это было глупо. Мария Александровна, не объявив, что осторожно, двери закрываются, изо всех сил дернула за ручку. Сил у нее от обиды нашлось много, и тяжелая металлическая дверь захлопнулась. На кафельный пол полилась кровь. Удивительно много крови, настолько много, что я в ту же секунду перестал верить в школьные задачи про диаметры труб, из которых вода льется в бассейн.
На полу буквально за несколько секунд получилась большая красная лужа. Я нажал на кнопку звонка и не отпускал, пока дверь не открылась.
«Извини, пожалуйста», - сказал я. - «Ты не могла бы дать мне какую-нибудь тряпку, любую». Мария Александровна сперва несколько удивилась такой необычной для 5 часов утра просьбе. Но затем, заметив лужу, перевела взгляд на мою правую руку, тут же все осознала и бросилась внутрь квартиры. Ее не было две с половиной секунды. Получив из заботливых рук какой-то кусок материи, я прижал ее к руке, вежливо поблагодарил и гордым, но быстрым шагом удалился.
Спустившись на улицу, я присел на ограду, защищающую то, что в Москве принято считать газоном, от бессердечных автолюбителей. Было интересно посмотреть. Сразу бросилось в глаза, что на среднем пальце правой руки теперь не хватает подушечки. Было почему-то не очень больно, но стало обидно. Кроме того, я продолжал лить кровь - теперь уже на асфальт - и это меня беспокоило. «Как же они тут завтра?» - сумбурно думал я. - «Некрасиво, лужа. А если дети? Вот ведь рядом их площадка».
Душная июльская ночь подходила к концу, мне ровно неделю назад исполнилось 29 лет, и я был категорически не удовлетворен сложившейся ситуацией.
Тут я заметил, что мобильный звонит. Это была, конечно, Мария Александровна, которую интересовало знать, куда я намереваюсь идти в таком виде, без пальца. Я сознался, что пока не успел сформировать план осознанных действий. «Поднимайся», - велела она. Что на это возразить, я как-то не нашелся.
«Я отлепила твой кусок пальца от двери и пол вытерла», - сказала мне Мария Александровна несколько нервно.
«Где он? Где кусок?» - взволнованно спросил я. Мне представилось, что его можно будет укрепить обратно на месте микрохирургическим путем, как в кино.
«Я его выбросила», - виновато сказала Мария Александровна.
«Эх ты, как ты могла», - сказал я и разочарованно лег на пол прихожей.
Мария Александровна, виртуозно балансируя на грани истерики, провела телефонные переговоры с номером 03. «Я отрубила палец своему молодому человеку», - кричала она в трубку. - «Скорее же приезжайте».
Помощь действительно приехала довольно скоро. Она отняла у меня ту самую тряпку, перевязала палец более предназначенным для таких случаев бинтом и пригласила поехать в больницу для более точной оценки сложившейся ситуации в подходящих условиях.
В приемном отделении очень обшарпанной городской больницы на Можайском шоссе, несмотря на ранний час (около 6 утра), было довольно оживленно. Многие посетители приезжали сюда непосредственно из тех мест, где им посчастливилось отмечать субботний вечер. Бодрым шагом проследовала по коридору неунывающая компания в составе двоих юношей и одной, уж не знаю, кем им приходившейся, девушки. Рука одного из юношей была сильно повреждена: кровь из нее совершенно не гигиенично заливала больничный пол. Пробыв в одном из кабинетов не более двух минут, компания снова появилась в коридоре.
«Иди на хуй!» - крикнул поврежденный юноша через плечо в оставленный кабинет. - «Надеть на руку полиэтиленовый пакет - это не значит оказать первую помощь!»
«Отсоси, сука!» - поддержал его товарищ. Девушка молчала, видимо, не зная, как на это реагировать.
На руку травмированного действительно был надет полиэтиленовый пакет. С посторонней точки зрения это решение следовало признать эффективным. Молодой человек не утратил подвижности, но при этом кровь больше не заливала больничный пол, а очевидно, скапливалась в пакете, откуда ее потом можно было бы аккуратно переливать в более вместительную, стационарную тару.
Я вспомнил, что уже обладаю отличным специализированным бинтом, и мое настроение сразу же улучшилось.
К моей небольшой проблеме в приемном отделении отнеслись со всей основательностью, так выгодно отличающей отечественную медицину. Приемное отделение решило не принимать поспешных решений, а разобраться в моем организме досконально, изучить все его отличительные особенности. Сначала мне сделали электрокардиограмму. Потом взяли кровь из здорового пальца, каковая процедура, учитывая совсем свежие переживания, далась мне нелегко. Я восстановил в памяти список имеющихся в арсенале нашей медицины процедур аналитического характера: флюорография, анализ мочи, постукивание по колену молоточком, прослушивание легких стетоскопом, разглядывание горла на свет, пальпация зоны аппендикса, поиск вшей в голове, расспросы о перенесенных прививках, - и понял, что до укороченного пальца они доберутся не скоро, пора валить.
Мимо по коридору провезли на каталке пожилого человека. Он ехал на рентген. Судя по некоторым признакам - особенно по вскрытой брюшной полости - рентген понадобился ему (а точнее хирургам) прямо во время операции. Вскрытый человек только укрепил меня в решении валить.
Преодолев не слишком отчаянное сопротивление Марии Александровны, которая была бледна от ужаса, я вырвался на волю. Ненадолго: мне пришлось пообещать ей, что я воспользуюсь щедро предоставленной мне работодателем страховкой, которая позволяет обращаться в платные поликлиники.
После непродолжительного сна, который несколько восстановил мои силы и психологическую устойчивость, Мария Александровна лично доставила меня в одну из них. Устройство поликлиники поражало воображение фактически с порога. Над каждым кабинетом, к примеру, висел электронный экран, успокаивающий пациентов информацией, вроде: «Идет прием, следующий прием через 12 минут».
Когда подошло мое время, экран назвал меня по имени-отчеству и пригласил заходить. Внутри я обнаружил медсестру и пару травматологов, обязанности между которыми были распределены следующим образом: один внимательно разглядывал мой палец, а второй сидел за столом, украшенным мотоциклетным шлемом, и рассказывал, как он катался по трассе «Формулы-1» - на мотоцикле, в мешке для мусора, потому что шел дождь. Я постеснялся тут же осведомиться, происходил ли этот процесс в рамках программы повышения его травматологической квалификации, а через секунду мне стало не до этого, потому что первый врач познакомил меня с отвратительным, ужасающим словом: «Придется ехать в больницу», - сказал он. - «Делать операцию, формировать культю».
«Культя», - одно это слово выбило меня из колеи сильнее, чем все предшествовавшие события, вместе взятые.
Я попытался вернуть себе душевное спокойствие своим любимым способом: нецензурной бранью, - но поскольку ввиду наличия поблизости малознакомых людей ругаться я мог только мысленно, метод не возымел своего обычного действия.
Вскоре мне позвонили из страховой компании и предложили записать адрес больницы, готовой сформировать мне культю. Записывая, я подумал, что адрес кажется мне знакомым. Записав, я осознал, что он полностью совпадает с адресом больницы, из которой я постыдно бежал несколько часов назад.
«Блядь, да вы охуели», - сказал я. Мысленно. «А нет ли какого-нибудь другого варианта?» - спросил я у представителя страховой вслух. «Понимаете, в Москве всего две больницы, которые занимаются микрохирургией кисти», - ответил он мне. «То есть формируют культю?», - уточнил я. - «В частности. Так вот вторая больница не может вас сейчас принять». - «Слишком много людей в очереди на формирование культей?» - спросил я. - «Да, к сожалению. Но вы не беспокойтесь, в отделении микрохирургии на Можайском шоссе отличные специалисты и современное оборудование». - «Да, я уже ознакомился с аппаратом для электрокардиограммы в приемном отделении, судя по мху на его задней части, он когда-то был брюнетом». - «В самом отделении все самое новое». - «То есть вы ручаетесь, что они сумеют сформировать мне культю должным образом и не станут в процессе возить меня, с недоформированной культей, на рентген». - «Не беспокойтесь, культя получится идеальной. Но в случае чего, можете звонить мне в любое время, я это очень люблю». - «Спасибо, если что, я воспользуюсь вашим предложением».
Возможно, действительно, на Можайском шоссе было так заведено, что пациенту сначала нужно было преодолеть чистилище приемного отделения, чтобы оказаться в райских кущах микрохирургии, где улыбающиеся медсестры в коротких халатиках были готовы терпеливо держать его за здоровую руку, пока врачи при помощи самого современного оборудования формировали ему культю на другой руке.
Мы вернулись домой, где я собрал вещи, которые, по моему мнению, могли мне понадобиться до и после формирования культи, затем дописал текст о немецком футболе, не пользуясь пальцем, терпеливо ожидавшим, когда же ему, наконец, сформируют культю, и только после этого согласился отправиться на Можайское шоссе.
Демографический состав публики в уже знакомом нам приемном отделении больницы за насколько часов сильно поменялся. Молодежи с различными проявлениями постпраздничных осложнений стало сильно меньше. Взамен резко возросло количество людей основательных, семейных, не позволяющих себе вольности являться в присутственные места в неурочное время.
Тут была, например, пожилая женщина, найденная заботливыми родственниками в своей квартире без сознания, но с черепно-мозговой травмой. Была старушка с окровавленным по неизвестной причине лицом. Старик с неустановленным пока диагнозом, который вел с сопровождавшей его дочерью степенную беседу: «Где я?» - «В больнице, на Можайке». - «А улица какая?» - «Можайское шоссе». - «А ты как тут оказалась?» - «На автобусе приехала». - «А какая это улица?» - «Можайское шоссе». - «А где я?»
Все это, конечно, действовало куда более умиротворяюще, чем атмосфера, царившая здесь в 6 утра.
Мне попытались снова сделать электрокардиограмму, но я увильнул, предложив медсестре поискать ту, что была сделана утром, мне казалось, что я на ней достаточно удачно вышел.
В микрохирургическом отделении мне поначалу понравилось. Медсестры, правда, оказались в длинных халатах, но это было и к лучшему, их тут очевидно держали за профессионализм. Зато по коридорам не возили взад-вперед окровавленных и вскрытых людей, чего я опасался. А оборудование в операционной действительно выглядело несколько более современным, чем устройства в приемном покое.
Меня представили врачу, которому предстояло сформировать мне культю. Я немного удивился: на самом деле, микрохирург оказался нормального размера, даже крупнее меня. Он посетовал на чудовищный воскресный график, по которому приходилось жить каждому хирургу в нашей любящей выходные и праздничные дни стране, и поделился со мной своими амбициозными планами. Существовало два варианта: согласно первому, мне собирались закрыть поврежденное место лоскутом кожи, взятым у меня же с соседнего пальца, и рассчитывать на то, что он приживется. При втором врач желал предварительно отпилить кусочек кости. Я сказал ему, что предпочитаю первый, хотя пожалуй, не смогу прямо сейчас сформулировать причины своего выбора. Микрохирург ободрил меня сообщением, что он постарается выполнить мое пожелание.
Меня уложили на операционный стол и отгородили мою правую руку ширмой. Я расстроился: мне хотелось бы посмотреть, как формируют культю, в конце концов, культя - это вам не какая-нибудь ерунда, вроде костюма на заказ, мне же предстояло провести с ней остаток своих дней. Но микрохирург строго сказал, что смотреть оперируемым не полагается и начал делать мне уколы в основание пальца, от чего тот, судя по ощущениям, стал увеличиваться до такой степени, что строго говоря, операцию следовало перестать считать микрохирургической. Следующие полтора часа мы провели мирно беседуя - почему-то о политике.
Продолжение возможно.
На полу буквально за несколько секунд получилась большая красная лужа. Я нажал на кнопку звонка и не отпускал, пока дверь не открылась.
«Извини, пожалуйста», - сказал я. - «Ты не могла бы дать мне какую-нибудь тряпку, любую». Мария Александровна сперва несколько удивилась такой необычной для 5 часов утра просьбе. Но затем, заметив лужу, перевела взгляд на мою правую руку, тут же все осознала и бросилась внутрь квартиры. Ее не было две с половиной секунды. Получив из заботливых рук какой-то кусок материи, я прижал ее к руке, вежливо поблагодарил и гордым, но быстрым шагом удалился.
Спустившись на улицу, я присел на ограду, защищающую то, что в Москве принято считать газоном, от бессердечных автолюбителей. Было интересно посмотреть. Сразу бросилось в глаза, что на среднем пальце правой руки теперь не хватает подушечки. Было почему-то не очень больно, но стало обидно. Кроме того, я продолжал лить кровь - теперь уже на асфальт - и это меня беспокоило. «Как же они тут завтра?» - сумбурно думал я. - «Некрасиво, лужа. А если дети? Вот ведь рядом их площадка».
Душная июльская ночь подходила к концу, мне ровно неделю назад исполнилось 29 лет, и я был категорически не удовлетворен сложившейся ситуацией.
Тут я заметил, что мобильный звонит. Это была, конечно, Мария Александровна, которую интересовало знать, куда я намереваюсь идти в таком виде, без пальца. Я сознался, что пока не успел сформировать план осознанных действий. «Поднимайся», - велела она. Что на это возразить, я как-то не нашелся.
«Я отлепила твой кусок пальца от двери и пол вытерла», - сказала мне Мария Александровна несколько нервно.
«Где он? Где кусок?» - взволнованно спросил я. Мне представилось, что его можно будет укрепить обратно на месте микрохирургическим путем, как в кино.
«Я его выбросила», - виновато сказала Мария Александровна.
«Эх ты, как ты могла», - сказал я и разочарованно лег на пол прихожей.
Мария Александровна, виртуозно балансируя на грани истерики, провела телефонные переговоры с номером 03. «Я отрубила палец своему молодому человеку», - кричала она в трубку. - «Скорее же приезжайте».
Помощь действительно приехала довольно скоро. Она отняла у меня ту самую тряпку, перевязала палец более предназначенным для таких случаев бинтом и пригласила поехать в больницу для более точной оценки сложившейся ситуации в подходящих условиях.
В приемном отделении очень обшарпанной городской больницы на Можайском шоссе, несмотря на ранний час (около 6 утра), было довольно оживленно. Многие посетители приезжали сюда непосредственно из тех мест, где им посчастливилось отмечать субботний вечер. Бодрым шагом проследовала по коридору неунывающая компания в составе двоих юношей и одной, уж не знаю, кем им приходившейся, девушки. Рука одного из юношей была сильно повреждена: кровь из нее совершенно не гигиенично заливала больничный пол. Пробыв в одном из кабинетов не более двух минут, компания снова появилась в коридоре.
«Иди на хуй!» - крикнул поврежденный юноша через плечо в оставленный кабинет. - «Надеть на руку полиэтиленовый пакет - это не значит оказать первую помощь!»
«Отсоси, сука!» - поддержал его товарищ. Девушка молчала, видимо, не зная, как на это реагировать.
На руку травмированного действительно был надет полиэтиленовый пакет. С посторонней точки зрения это решение следовало признать эффективным. Молодой человек не утратил подвижности, но при этом кровь больше не заливала больничный пол, а очевидно, скапливалась в пакете, откуда ее потом можно было бы аккуратно переливать в более вместительную, стационарную тару.
Я вспомнил, что уже обладаю отличным специализированным бинтом, и мое настроение сразу же улучшилось.
К моей небольшой проблеме в приемном отделении отнеслись со всей основательностью, так выгодно отличающей отечественную медицину. Приемное отделение решило не принимать поспешных решений, а разобраться в моем организме досконально, изучить все его отличительные особенности. Сначала мне сделали электрокардиограмму. Потом взяли кровь из здорового пальца, каковая процедура, учитывая совсем свежие переживания, далась мне нелегко. Я восстановил в памяти список имеющихся в арсенале нашей медицины процедур аналитического характера: флюорография, анализ мочи, постукивание по колену молоточком, прослушивание легких стетоскопом, разглядывание горла на свет, пальпация зоны аппендикса, поиск вшей в голове, расспросы о перенесенных прививках, - и понял, что до укороченного пальца они доберутся не скоро, пора валить.
Мимо по коридору провезли на каталке пожилого человека. Он ехал на рентген. Судя по некоторым признакам - особенно по вскрытой брюшной полости - рентген понадобился ему (а точнее хирургам) прямо во время операции. Вскрытый человек только укрепил меня в решении валить.
Преодолев не слишком отчаянное сопротивление Марии Александровны, которая была бледна от ужаса, я вырвался на волю. Ненадолго: мне пришлось пообещать ей, что я воспользуюсь щедро предоставленной мне работодателем страховкой, которая позволяет обращаться в платные поликлиники.
После непродолжительного сна, который несколько восстановил мои силы и психологическую устойчивость, Мария Александровна лично доставила меня в одну из них. Устройство поликлиники поражало воображение фактически с порога. Над каждым кабинетом, к примеру, висел электронный экран, успокаивающий пациентов информацией, вроде: «Идет прием, следующий прием через 12 минут».
Когда подошло мое время, экран назвал меня по имени-отчеству и пригласил заходить. Внутри я обнаружил медсестру и пару травматологов, обязанности между которыми были распределены следующим образом: один внимательно разглядывал мой палец, а второй сидел за столом, украшенным мотоциклетным шлемом, и рассказывал, как он катался по трассе «Формулы-1» - на мотоцикле, в мешке для мусора, потому что шел дождь. Я постеснялся тут же осведомиться, происходил ли этот процесс в рамках программы повышения его травматологической квалификации, а через секунду мне стало не до этого, потому что первый врач познакомил меня с отвратительным, ужасающим словом: «Придется ехать в больницу», - сказал он. - «Делать операцию, формировать культю».
«Культя», - одно это слово выбило меня из колеи сильнее, чем все предшествовавшие события, вместе взятые.
Я попытался вернуть себе душевное спокойствие своим любимым способом: нецензурной бранью, - но поскольку ввиду наличия поблизости малознакомых людей ругаться я мог только мысленно, метод не возымел своего обычного действия.
Вскоре мне позвонили из страховой компании и предложили записать адрес больницы, готовой сформировать мне культю. Записывая, я подумал, что адрес кажется мне знакомым. Записав, я осознал, что он полностью совпадает с адресом больницы, из которой я постыдно бежал несколько часов назад.
«Блядь, да вы охуели», - сказал я. Мысленно. «А нет ли какого-нибудь другого варианта?» - спросил я у представителя страховой вслух. «Понимаете, в Москве всего две больницы, которые занимаются микрохирургией кисти», - ответил он мне. «То есть формируют культю?», - уточнил я. - «В частности. Так вот вторая больница не может вас сейчас принять». - «Слишком много людей в очереди на формирование культей?» - спросил я. - «Да, к сожалению. Но вы не беспокойтесь, в отделении микрохирургии на Можайском шоссе отличные специалисты и современное оборудование». - «Да, я уже ознакомился с аппаратом для электрокардиограммы в приемном отделении, судя по мху на его задней части, он когда-то был брюнетом». - «В самом отделении все самое новое». - «То есть вы ручаетесь, что они сумеют сформировать мне культю должным образом и не станут в процессе возить меня, с недоформированной культей, на рентген». - «Не беспокойтесь, культя получится идеальной. Но в случае чего, можете звонить мне в любое время, я это очень люблю». - «Спасибо, если что, я воспользуюсь вашим предложением».
Возможно, действительно, на Можайском шоссе было так заведено, что пациенту сначала нужно было преодолеть чистилище приемного отделения, чтобы оказаться в райских кущах микрохирургии, где улыбающиеся медсестры в коротких халатиках были готовы терпеливо держать его за здоровую руку, пока врачи при помощи самого современного оборудования формировали ему культю на другой руке.
Мы вернулись домой, где я собрал вещи, которые, по моему мнению, могли мне понадобиться до и после формирования культи, затем дописал текст о немецком футболе, не пользуясь пальцем, терпеливо ожидавшим, когда же ему, наконец, сформируют культю, и только после этого согласился отправиться на Можайское шоссе.
Демографический состав публики в уже знакомом нам приемном отделении больницы за насколько часов сильно поменялся. Молодежи с различными проявлениями постпраздничных осложнений стало сильно меньше. Взамен резко возросло количество людей основательных, семейных, не позволяющих себе вольности являться в присутственные места в неурочное время.
Тут была, например, пожилая женщина, найденная заботливыми родственниками в своей квартире без сознания, но с черепно-мозговой травмой. Была старушка с окровавленным по неизвестной причине лицом. Старик с неустановленным пока диагнозом, который вел с сопровождавшей его дочерью степенную беседу: «Где я?» - «В больнице, на Можайке». - «А улица какая?» - «Можайское шоссе». - «А ты как тут оказалась?» - «На автобусе приехала». - «А какая это улица?» - «Можайское шоссе». - «А где я?»
Все это, конечно, действовало куда более умиротворяюще, чем атмосфера, царившая здесь в 6 утра.
Мне попытались снова сделать электрокардиограмму, но я увильнул, предложив медсестре поискать ту, что была сделана утром, мне казалось, что я на ней достаточно удачно вышел.
В микрохирургическом отделении мне поначалу понравилось. Медсестры, правда, оказались в длинных халатах, но это было и к лучшему, их тут очевидно держали за профессионализм. Зато по коридорам не возили взад-вперед окровавленных и вскрытых людей, чего я опасался. А оборудование в операционной действительно выглядело несколько более современным, чем устройства в приемном покое.
Меня представили врачу, которому предстояло сформировать мне культю. Я немного удивился: на самом деле, микрохирург оказался нормального размера, даже крупнее меня. Он посетовал на чудовищный воскресный график, по которому приходилось жить каждому хирургу в нашей любящей выходные и праздничные дни стране, и поделился со мной своими амбициозными планами. Существовало два варианта: согласно первому, мне собирались закрыть поврежденное место лоскутом кожи, взятым у меня же с соседнего пальца, и рассчитывать на то, что он приживется. При втором врач желал предварительно отпилить кусочек кости. Я сказал ему, что предпочитаю первый, хотя пожалуй, не смогу прямо сейчас сформулировать причины своего выбора. Микрохирург ободрил меня сообщением, что он постарается выполнить мое пожелание.
Меня уложили на операционный стол и отгородили мою правую руку ширмой. Я расстроился: мне хотелось бы посмотреть, как формируют культю, в конце концов, культя - это вам не какая-нибудь ерунда, вроде костюма на заказ, мне же предстояло провести с ней остаток своих дней. Но микрохирург строго сказал, что смотреть оперируемым не полагается и начал делать мне уколы в основание пальца, от чего тот, судя по ощущениям, стал увеличиваться до такой степени, что строго говоря, операцию следовало перестать считать микрохирургической. Следующие полтора часа мы провели мирно беседуя - почему-то о политике.
Продолжение возможно.