Михаил Горбачев о Чернобыле: «Нельзя забывать урок от 26 апреля 1986 года»
26 апреля исполняется 30 лет со дня трагедии на Чернобыльской АЭС. Взрыв атомного реактора стал одним из важнейших рубежей в истории нашей страны и мира, вскрыв накопившиеся в СССР проблемы и в тоже время напомнив о колоссальном разрушительном потенциале атомной энергии и атомного оружия.
Мы публикуем материалы, свидетельствующие о том, как реагировало руководство страны на это событие - как в первые дни, когда характер и масштабы аварии были еще не ясны, в результате чего на месте были приняты оказавшиеся неверными решения, так и в последующие недели, месяцы и годы, когда все ресурсы и возможности страны были мобилизованы на ликвидацию последствий катастрофы.
Публикуемые материалы показывают остроту возникших в связи с Чернобыльской аварией проблем, механизмы принятия руководством страны важнейших решений, рассказывают о выводах, которые были сделаны в связи с произошедшим. Они касались как внутриполитической сферы (необходимость строгого контроля, ответственности и подотчетности во всех сферах народного хозяйства и жизни страны) и технических вопросов, так и внешнеполитической деятельности (ускорение процесса ядерного разоружения).
Пресс-служба Горбачев-Фонда
Михаил Горбачев.
Из книги воспоминаний "Наедине с собой"
Одним из острых моментов, который явился, по сути дела, проверкой гласности, стала Чернобыльская авария и отношение к ней. Чернобыль, в общем-то, открыл глаза на многое - на то, что происходило в нашей науке, как обстояло дело с безопасностью в атомных делах, компетентностью работников АЭС.
Чернобыль вскрыл серьезные проблемы в важнейшей отрасли нашей экономики, каким являлось среднее машиностроение, которое выполняло большие, в том числе оборонные, заказы, включая ядерное оружие. У работников и руководителей этой отрасли были большие заслуги перед страной. Но это обернулось снижением самокритичности, чувства ответственности.
Заслушивая в первый день информацию о случившемся на Чернобыльской АЭС, Политбюро столкнулось с удивительно легким отношением к происшедшему со стороны ответственных лиц.
Члены Политбюро были удивлены, услышав от Президента АН СССР А.П.Александрова и Министра среднего машиностроения Е.П.Славского такие суждения: «Ничего страшного, такое происходило и на промышленных реакторах, но обходилось. А чтобы избежать облучения, надо хорошо выпить, закусить и поспать…». Эта в высшей степени неуместная ссылка на «свой личный опыт» недостойна ученых и руководителей такого уровня.
Мы еще не знали, что же произошло на самом деле: взрыв и выброс радиоактивного вещества или же авария, пожар. Вообще ситуация была такова, что первые два дня мы ничего не могли сказать публично. Но действовали, понимая, что на Чернобыльской станции произошло нечто весьма опасное.
Была сформирована правительственная комиссия, в которую вошли и специалисты по атомным электростанциям, и радиологи, и медики, и представители организаций, осуществлявших контроль над окружающей средой. Были созданы комиссии Академии наук СССР и Украинской академии.
Но даже 28 апреля информация от комиссии сопровождалась всяческими оговорками, была сугубо предварительной и не содержала выводов. В те дни в район бедствия отправились Рыжков, Лигачев и Щербицкий. Начал всё больше вырисовываться масштаб беды. Стало ясно, что в первую очередь надо обеспечить безопасность людей.
Медицинскую помощь получили почти миллион человек, в том числе более 200 тысяч детей. Было решено отселить людей из города Припять. А как только составили первоначальную карту радиационного загрязнения, и ученые сделали вывод о невозможности проживания там людей, началась эвакуация, сначала из 10, затем из 30-километровой зоны. Люди не хотели выезжать, пришлось предпринимать меры, вплоть до принудительных. Уже в первых числах мая было переселено примерно 135 тысяч человек.
Одной из сложнейших проблем стал сам разрушенный блок реактора.
Надо было не допустить попадания радиоактивных веществ через грунт в Днепр. Были переброшены войска химической защиты, сосредоточена необходимая техника, развернуты работы по дезактивации. На первых порах наибольшее беспокойство вызывала судьба Киева и Днепра. А оказалось: самый тяжелый удар пришелся на Белоруссию, особенно на Могилев.
Десятки необычных проблем приходилось круглосуточно решать научным институтам в Москве, Ленинграде, Киеве, других городах. Многие предлагали свою помощь, просили направить их в район Чернобыля. В те тревожные дни снова проявились, как и в другие тяжелые моменты нашей истории, лучшие качества людей: самоотверженность, человечность, отзывчивость, готовность помочь в беде.
Ликвидация непосредственных последствий взрыва обошлась в 14 миллиардов рублей, а потом было еще израсходовано несколько миллиардов. У экспертов МАГАТЭ не было претензий, они признали: делается все, что возможно и необходимо.
И все же... Говоря откровенно, в первые дни не было ясного понимания, что произошла катастрофа не только национального, но и мирового масштаба. Отсутствие полной ясности порождало слухи, панические настроения. И тогда, и сейчас еще продолжают критиковать действия руководства Украины, Белоруссии, Центра. Исходя из того, что мне известно, я не стал бы подозревать кого-то в безответственном отношении к судьбам людей. Если что и не было сделано своевременно, то прежде всего из-за незнания и неумения. Не только политики, но и ученые, специалисты не были готовы к адекватному восприятию случившегося.
В середине мая я выступил по телевидению: выразил сочувствие пострадавшим, рассказал о принятых и принимаемых мерах и воздал должное мужеству людей, участвовавших в ликвидации последствий аварии. Из многих стран государственные и общественные организации, фирмы и частные лица присылали средства тушения пожара, робототехнику, лекарственные препараты. Это была беспрецедентная кампания солидарности. Героями Чернобыльской аварии, наряду с советскими людьми, стали американские медики Роберт Гейл и К.Терасаки, президент МАГАТЭ Х.Бликс.
Лично для меня Чернобыльская авария - один из критических моментов в перестроечное время, но не только в этот период, а и в жизни. Многое пришлось пережить, передумать и сделать выводы на будущее. Можно сказать так: моя жизнь разделилась на две части - до Чернобыльской аварии и после нее.
Сейчас проблемы с обеспечением энергоресурсами снова вышли на первый план. Невозобновляемые источники получения энергии - на грани исчерпания. Наука пока не дала кардинальных решений энергетической проблемы. Снова наблюдается бум в строительстве атомных электростанций.
Я долгое время занимал отрицательную позицию на этот счет. Но теперь, когда я знаю ситуацию, можно сказать, в деталях, вижу, что мировому сообществу не обойтись без использования атомной энергии. И если уж так, то сооружение атомных станций должно осуществляться с учетом всего опыта, которым мы сегодня располагаем. Это касается и самих реакторов, и систем управления, и систем обеспечения безопасности, и, конечно, в первую очередь компетенции персонала этих необходимых, но очень непростых, опасных объектов. И должна быть гарантирована защита АЭС от возможных посягательств террористов.
"Наедине с собой". М., 2012. С.439-443
http://www.gorby.ru/presscenter/news/show_29651/
======================================================
Анатолий Черняев: «Импульс для превращения гласности в реальную свободу слова Чернобыль дал»
Из интервью помощника президента СССР А.С. Черняева Всемирной службе BBC
Апрель 2003 г.
Би-би-си. 26 апреля 1986 года случился ужасный ядерный взрыв. Что случилось, и когда Вам лично стало известно, что что-то случилось?
А.С.Черняев. Я не помню, 26-го или 27-го, или 28-го, но, во всяком случае, в ближайший день после самой аварии состоялось заседание Политбюро, на котором я присутствовал.
То, что меня поразило, и то, что вызвало если не шок, то вообще какую-то растерянность у членов Политбюро, министров, которые там собрались, - тогда еще не знали всех последствий. И это не в оправдание, но в объяснение надо сказать. Всех страшных последствий этого взрыва, этого пожара на Чернобыльской станции тогда еще не понимали и никто толком объяснить не мог.
Но что вызвало растерянность - что, оказывается, мы не знали, в каком состоянии находится эта часть нашей экономики с точки зрения безопасности, с точки зрения энергетики. Оказывается, это все было государство в государстве, бесконтрольно. И даже Лигачев, Рыжков очень шумели на этом Политбюро: вы посмотрите, мы члены Политбюро, мы высшая власть, но нас же никуда туда не допускали: ни в одну лабораторию, ни в одну их инстанцию, институт. Не только инструкторов ЦК КПСС, я - член Политбюро - а меня туда не пустили. Мы ничего не знали о том, что происходит в этом закрытом государстве. И вот мы за это расплачиваемся.
То есть первая причина того, что произошло, - эта система давно уже вышла из-под контроля партии. Это естественная партийная реакция в наше советское время: что если бы партия там присутствовала, то все было бы в порядке, и реактор не взорвался.
Были отданы все распоряжения. Были созданы группы, комиссии, привлечены ученые: Велихов, Легасов, назначены министры, которые должны контролировать и предлагать: что же делать. Мы были не готовы. У нас абсолютно не было элементарных масок для этого. Были приняты самые элементарные меры.
Потом поступало все больше и больше сведений о том, что это разрастается, эта волна выхлестнулась и за границу: из Швеции, Финляндии пришла уже информация
Я понимаю, Ваш вопрос довольно традиционный. Его задают уже все эти пятнадцать лет, даже уже больше пятнадцати лет, что Горбачев и Политбюро пытались скрыть последствия. До тех пор, пока не был освоен и понят весь масштаб этой катастрофы, действительно было намерение не создавать панической ситуации. Потому что паника принесет только вред. У нас все равно нет возможностей и средств остановить последствия.
Такое желание было. Но еще до того, как Горбачев выступил (по-моему, 14 мая публично), объяснил, что происходит, каждую неделю проходило Политбюро. У меня все это записано. И я это публиковал, но никто на это не обращает внимания. В проекте, о котором я Вам рассказывал, подробно, стенографически рассказывается о том, как обсуждали это. [См. «В Политбюро ЦК КПСС. (По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985-1991)». М., Горбачев-Фонд. 2008].
Горбачев очень резко, жестоко, и все другие его поддерживали, высказывался: мы не имеем право ничего скрывать. Потому что скрыть все равно ничего невозможно. Делегацию в МАГАТЭ посылали. Должны все объяснить совершенно откровенно. Больше того, должны апеллировать к международному сообществу, для того чтобы быть вместе и помогли нам справиться с этим делом.
На протяжении этого первого месяца, а потом этим занималось Политбюро почти каждую неделю - в повестке дня стояли эти вопросы. Это же потребовало колоссальных расходов, пересмотра всей нашей энергетической системы и т.д.
Но у Горбачева лично потом, когда было осознано и получена вся информация, никакого намерения скрыть не было. Потому что это и невозможно, и не нужно делать. Это вредно скрывать.
Так что говорить, что здесь была подорвана вера в то, что Горбачев - за гласность, что он не разрешил этой гласности… Он не мог, конечно, остановить до конца, но остановить панику они хотели и старались остановить, не раздувать. Потому что все равно сделать было ничего нельзя.
Би-би-си. Нужно было два дня, чтобы новости появились в московской прессе.
А.С.Черняев. То, что взрыв произошел, это стало известно Горбачеву еще ночью. И на Политбюро это было сказано. Но масштаб последствий этого взрыва, конечно, никто не осознавал. На первом заседании Политбюро это еще не оценено было по-настоящему.
Би-би-си. А когда появилась в газетах эта новость?
А.С.Черняев. Сообщение о ней, по-моему, появилось в ближайшие же дни в газетах. Я не помню сейчас. Оно было очень аккуратным, что произошла авария, принимаются меры, как это обычно у нас. Нельзя сказать, что газеты, радио, телевидение скрыли это. Я сейчас просто не помню подробностей.
Би-би-си. Вы уже поняли суть моего вопроса. Но все-таки я задам этот вопрос. Если бы люди погибли, вы не могли бы спасти больше людей, если бы не нарушался дух гласности. Если бы всем сразу все было известно, вы спасли бы больше людей?
А.С.Черняев. Наоборот, мы бы погубили больше людей. Люди бросились бы оттуда бежать, давили бы друг друга. Что делалось бы на транспорте - совершенно трудно себе представить. Ведь средств для физического предотвращения отравления людей у нас не было. А то, что надо было эвакуировать людей, - эти меры принимались. Но в связи с ограниченностью и неготовностью эти меры, конечно, запаздывали. И происходило отравление.
Я думаю, что наоборот. Если бы объявили, что произошла страшная катастрофа, спасайся, кто может - подавили бы друг друга, больше ничего. Было бы еще хуже. Я в этом уверен. Конечно, подсчитать это все - сейчас совершенно невозможно, сколько. Но я думаю, что Горбачев действовал в оптимальном режиме. Ответственно действовал.
Би-би-си. Насколько Чернобыль стал ключевым моментом, чтобы дать импульс гласности? Произошла авария, катастрофа.
А.С.Черняев. Это другой вопрос. Выводы, уже общие выводы из этой катастрофы как явления международного, были такие: мы перестаем быть закрытой страной. И скрывать уже ничего мы не можем: не только в смысле аварии, а и в смысле того, что у нас происходит в экономике, что у нас происходит в обществе, если мы действительно хотим нормально развиваться. В этом смысле эта трагедия дала импульс - как я теперь формулирую - для перерастания гласности как политики партии по распространению идей перестройки, то есть в старом понимании этой проблемы, в реальную свободу слова. Импульс Чернобыль дал, конечно. Когда, собственно, никакие партийные инстанции, даже самые высшие, уже не могли какому-нибудь органу печати или электронному средству массовой информации запретить что-то такое делать.
Запрещали еще и грозили, и пытались. Инерция сильно действовала. Но, тем не менее, импульс для превращения, повторяю, гласности в реальную свободу слова, конечно, Чернобыль дал.
http://www.gorby.ru/presscenter/news/show_29652/
Михаил и Раиса Горбачевы на Чернобыльской АЭС, 23 февраля 1989.
https://www.youtube.com/watch?v=97OZv_UvFP4
Кадры из фильма "Чернобыль. Хроника трудных недель".
https://www.youtube.com/watch?v=P9w_3b07iuY
Кадры из фильма "Битва за Чернобыль".
https://www.youtube.com/watch?v=BltTF8clSe0
М.С. Горбачев о ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Запись 1996 года.
Мы публикуем материалы, свидетельствующие о том, как реагировало руководство страны на это событие - как в первые дни, когда характер и масштабы аварии были еще не ясны, в результате чего на месте были приняты оказавшиеся неверными решения, так и в последующие недели, месяцы и годы, когда все ресурсы и возможности страны были мобилизованы на ликвидацию последствий катастрофы.
Публикуемые материалы показывают остроту возникших в связи с Чернобыльской аварией проблем, механизмы принятия руководством страны важнейших решений, рассказывают о выводах, которые были сделаны в связи с произошедшим. Они касались как внутриполитической сферы (необходимость строгого контроля, ответственности и подотчетности во всех сферах народного хозяйства и жизни страны) и технических вопросов, так и внешнеполитической деятельности (ускорение процесса ядерного разоружения).
Пресс-служба Горбачев-Фонда
Михаил Горбачев.
Из книги воспоминаний "Наедине с собой"
Одним из острых моментов, который явился, по сути дела, проверкой гласности, стала Чернобыльская авария и отношение к ней. Чернобыль, в общем-то, открыл глаза на многое - на то, что происходило в нашей науке, как обстояло дело с безопасностью в атомных делах, компетентностью работников АЭС.
Чернобыль вскрыл серьезные проблемы в важнейшей отрасли нашей экономики, каким являлось среднее машиностроение, которое выполняло большие, в том числе оборонные, заказы, включая ядерное оружие. У работников и руководителей этой отрасли были большие заслуги перед страной. Но это обернулось снижением самокритичности, чувства ответственности.
Заслушивая в первый день информацию о случившемся на Чернобыльской АЭС, Политбюро столкнулось с удивительно легким отношением к происшедшему со стороны ответственных лиц.
Члены Политбюро были удивлены, услышав от Президента АН СССР А.П.Александрова и Министра среднего машиностроения Е.П.Славского такие суждения: «Ничего страшного, такое происходило и на промышленных реакторах, но обходилось. А чтобы избежать облучения, надо хорошо выпить, закусить и поспать…». Эта в высшей степени неуместная ссылка на «свой личный опыт» недостойна ученых и руководителей такого уровня.
Мы еще не знали, что же произошло на самом деле: взрыв и выброс радиоактивного вещества или же авария, пожар. Вообще ситуация была такова, что первые два дня мы ничего не могли сказать публично. Но действовали, понимая, что на Чернобыльской станции произошло нечто весьма опасное.
Была сформирована правительственная комиссия, в которую вошли и специалисты по атомным электростанциям, и радиологи, и медики, и представители организаций, осуществлявших контроль над окружающей средой. Были созданы комиссии Академии наук СССР и Украинской академии.
Но даже 28 апреля информация от комиссии сопровождалась всяческими оговорками, была сугубо предварительной и не содержала выводов. В те дни в район бедствия отправились Рыжков, Лигачев и Щербицкий. Начал всё больше вырисовываться масштаб беды. Стало ясно, что в первую очередь надо обеспечить безопасность людей.
Медицинскую помощь получили почти миллион человек, в том числе более 200 тысяч детей. Было решено отселить людей из города Припять. А как только составили первоначальную карту радиационного загрязнения, и ученые сделали вывод о невозможности проживания там людей, началась эвакуация, сначала из 10, затем из 30-километровой зоны. Люди не хотели выезжать, пришлось предпринимать меры, вплоть до принудительных. Уже в первых числах мая было переселено примерно 135 тысяч человек.
Одной из сложнейших проблем стал сам разрушенный блок реактора.
Надо было не допустить попадания радиоактивных веществ через грунт в Днепр. Были переброшены войска химической защиты, сосредоточена необходимая техника, развернуты работы по дезактивации. На первых порах наибольшее беспокойство вызывала судьба Киева и Днепра. А оказалось: самый тяжелый удар пришелся на Белоруссию, особенно на Могилев.
Десятки необычных проблем приходилось круглосуточно решать научным институтам в Москве, Ленинграде, Киеве, других городах. Многие предлагали свою помощь, просили направить их в район Чернобыля. В те тревожные дни снова проявились, как и в другие тяжелые моменты нашей истории, лучшие качества людей: самоотверженность, человечность, отзывчивость, готовность помочь в беде.
Ликвидация непосредственных последствий взрыва обошлась в 14 миллиардов рублей, а потом было еще израсходовано несколько миллиардов. У экспертов МАГАТЭ не было претензий, они признали: делается все, что возможно и необходимо.
И все же... Говоря откровенно, в первые дни не было ясного понимания, что произошла катастрофа не только национального, но и мирового масштаба. Отсутствие полной ясности порождало слухи, панические настроения. И тогда, и сейчас еще продолжают критиковать действия руководства Украины, Белоруссии, Центра. Исходя из того, что мне известно, я не стал бы подозревать кого-то в безответственном отношении к судьбам людей. Если что и не было сделано своевременно, то прежде всего из-за незнания и неумения. Не только политики, но и ученые, специалисты не были готовы к адекватному восприятию случившегося.
В середине мая я выступил по телевидению: выразил сочувствие пострадавшим, рассказал о принятых и принимаемых мерах и воздал должное мужеству людей, участвовавших в ликвидации последствий аварии. Из многих стран государственные и общественные организации, фирмы и частные лица присылали средства тушения пожара, робототехнику, лекарственные препараты. Это была беспрецедентная кампания солидарности. Героями Чернобыльской аварии, наряду с советскими людьми, стали американские медики Роберт Гейл и К.Терасаки, президент МАГАТЭ Х.Бликс.
Лично для меня Чернобыльская авария - один из критических моментов в перестроечное время, но не только в этот период, а и в жизни. Многое пришлось пережить, передумать и сделать выводы на будущее. Можно сказать так: моя жизнь разделилась на две части - до Чернобыльской аварии и после нее.
Сейчас проблемы с обеспечением энергоресурсами снова вышли на первый план. Невозобновляемые источники получения энергии - на грани исчерпания. Наука пока не дала кардинальных решений энергетической проблемы. Снова наблюдается бум в строительстве атомных электростанций.
Я долгое время занимал отрицательную позицию на этот счет. Но теперь, когда я знаю ситуацию, можно сказать, в деталях, вижу, что мировому сообществу не обойтись без использования атомной энергии. И если уж так, то сооружение атомных станций должно осуществляться с учетом всего опыта, которым мы сегодня располагаем. Это касается и самих реакторов, и систем управления, и систем обеспечения безопасности, и, конечно, в первую очередь компетенции персонала этих необходимых, но очень непростых, опасных объектов. И должна быть гарантирована защита АЭС от возможных посягательств террористов.
"Наедине с собой". М., 2012. С.439-443
http://www.gorby.ru/presscenter/news/show_29651/
======================================================
Анатолий Черняев: «Импульс для превращения гласности в реальную свободу слова Чернобыль дал»
Из интервью помощника президента СССР А.С. Черняева Всемирной службе BBC
Апрель 2003 г.
Би-би-си. 26 апреля 1986 года случился ужасный ядерный взрыв. Что случилось, и когда Вам лично стало известно, что что-то случилось?
А.С.Черняев. Я не помню, 26-го или 27-го, или 28-го, но, во всяком случае, в ближайший день после самой аварии состоялось заседание Политбюро, на котором я присутствовал.
То, что меня поразило, и то, что вызвало если не шок, то вообще какую-то растерянность у членов Политбюро, министров, которые там собрались, - тогда еще не знали всех последствий. И это не в оправдание, но в объяснение надо сказать. Всех страшных последствий этого взрыва, этого пожара на Чернобыльской станции тогда еще не понимали и никто толком объяснить не мог.
Но что вызвало растерянность - что, оказывается, мы не знали, в каком состоянии находится эта часть нашей экономики с точки зрения безопасности, с точки зрения энергетики. Оказывается, это все было государство в государстве, бесконтрольно. И даже Лигачев, Рыжков очень шумели на этом Политбюро: вы посмотрите, мы члены Политбюро, мы высшая власть, но нас же никуда туда не допускали: ни в одну лабораторию, ни в одну их инстанцию, институт. Не только инструкторов ЦК КПСС, я - член Политбюро - а меня туда не пустили. Мы ничего не знали о том, что происходит в этом закрытом государстве. И вот мы за это расплачиваемся.
То есть первая причина того, что произошло, - эта система давно уже вышла из-под контроля партии. Это естественная партийная реакция в наше советское время: что если бы партия там присутствовала, то все было бы в порядке, и реактор не взорвался.
Были отданы все распоряжения. Были созданы группы, комиссии, привлечены ученые: Велихов, Легасов, назначены министры, которые должны контролировать и предлагать: что же делать. Мы были не готовы. У нас абсолютно не было элементарных масок для этого. Были приняты самые элементарные меры.
Потом поступало все больше и больше сведений о том, что это разрастается, эта волна выхлестнулась и за границу: из Швеции, Финляндии пришла уже информация
Я понимаю, Ваш вопрос довольно традиционный. Его задают уже все эти пятнадцать лет, даже уже больше пятнадцати лет, что Горбачев и Политбюро пытались скрыть последствия. До тех пор, пока не был освоен и понят весь масштаб этой катастрофы, действительно было намерение не создавать панической ситуации. Потому что паника принесет только вред. У нас все равно нет возможностей и средств остановить последствия.
Такое желание было. Но еще до того, как Горбачев выступил (по-моему, 14 мая публично), объяснил, что происходит, каждую неделю проходило Политбюро. У меня все это записано. И я это публиковал, но никто на это не обращает внимания. В проекте, о котором я Вам рассказывал, подробно, стенографически рассказывается о том, как обсуждали это. [См. «В Политбюро ЦК КПСС. (По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985-1991)». М., Горбачев-Фонд. 2008].
Горбачев очень резко, жестоко, и все другие его поддерживали, высказывался: мы не имеем право ничего скрывать. Потому что скрыть все равно ничего невозможно. Делегацию в МАГАТЭ посылали. Должны все объяснить совершенно откровенно. Больше того, должны апеллировать к международному сообществу, для того чтобы быть вместе и помогли нам справиться с этим делом.
На протяжении этого первого месяца, а потом этим занималось Политбюро почти каждую неделю - в повестке дня стояли эти вопросы. Это же потребовало колоссальных расходов, пересмотра всей нашей энергетической системы и т.д.
Но у Горбачева лично потом, когда было осознано и получена вся информация, никакого намерения скрыть не было. Потому что это и невозможно, и не нужно делать. Это вредно скрывать.
Так что говорить, что здесь была подорвана вера в то, что Горбачев - за гласность, что он не разрешил этой гласности… Он не мог, конечно, остановить до конца, но остановить панику они хотели и старались остановить, не раздувать. Потому что все равно сделать было ничего нельзя.
Би-би-си. Нужно было два дня, чтобы новости появились в московской прессе.
А.С.Черняев. То, что взрыв произошел, это стало известно Горбачеву еще ночью. И на Политбюро это было сказано. Но масштаб последствий этого взрыва, конечно, никто не осознавал. На первом заседании Политбюро это еще не оценено было по-настоящему.
Би-би-си. А когда появилась в газетах эта новость?
А.С.Черняев. Сообщение о ней, по-моему, появилось в ближайшие же дни в газетах. Я не помню сейчас. Оно было очень аккуратным, что произошла авария, принимаются меры, как это обычно у нас. Нельзя сказать, что газеты, радио, телевидение скрыли это. Я сейчас просто не помню подробностей.
Би-би-си. Вы уже поняли суть моего вопроса. Но все-таки я задам этот вопрос. Если бы люди погибли, вы не могли бы спасти больше людей, если бы не нарушался дух гласности. Если бы всем сразу все было известно, вы спасли бы больше людей?
А.С.Черняев. Наоборот, мы бы погубили больше людей. Люди бросились бы оттуда бежать, давили бы друг друга. Что делалось бы на транспорте - совершенно трудно себе представить. Ведь средств для физического предотвращения отравления людей у нас не было. А то, что надо было эвакуировать людей, - эти меры принимались. Но в связи с ограниченностью и неготовностью эти меры, конечно, запаздывали. И происходило отравление.
Я думаю, что наоборот. Если бы объявили, что произошла страшная катастрофа, спасайся, кто может - подавили бы друг друга, больше ничего. Было бы еще хуже. Я в этом уверен. Конечно, подсчитать это все - сейчас совершенно невозможно, сколько. Но я думаю, что Горбачев действовал в оптимальном режиме. Ответственно действовал.
Би-би-си. Насколько Чернобыль стал ключевым моментом, чтобы дать импульс гласности? Произошла авария, катастрофа.
А.С.Черняев. Это другой вопрос. Выводы, уже общие выводы из этой катастрофы как явления международного, были такие: мы перестаем быть закрытой страной. И скрывать уже ничего мы не можем: не только в смысле аварии, а и в смысле того, что у нас происходит в экономике, что у нас происходит в обществе, если мы действительно хотим нормально развиваться. В этом смысле эта трагедия дала импульс - как я теперь формулирую - для перерастания гласности как политики партии по распространению идей перестройки, то есть в старом понимании этой проблемы, в реальную свободу слова. Импульс Чернобыль дал, конечно. Когда, собственно, никакие партийные инстанции, даже самые высшие, уже не могли какому-нибудь органу печати или электронному средству массовой информации запретить что-то такое делать.
Запрещали еще и грозили, и пытались. Инерция сильно действовала. Но, тем не менее, импульс для превращения, повторяю, гласности в реальную свободу слова, конечно, Чернобыль дал.
http://www.gorby.ru/presscenter/news/show_29652/
Михаил и Раиса Горбачевы на Чернобыльской АЭС, 23 февраля 1989.
Click to viewhttps://www.youtube.com/watch?v=97OZv_UvFP4
Кадры из фильма "Чернобыль. Хроника трудных недель".
https://www.youtube.com/watch?v=P9w_3b07iuY
Кадры из фильма "Битва за Чернобыль".
https://www.youtube.com/watch?v=BltTF8clSe0
М.С. Горбачев о ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Запись 1996 года.