Сказ о том, как диакон на Литургии с настоятелем поругался.
Знаю одного диакона, с ним около года назад приключилась интересная история. Служил он со своим настоятелем Литургию в один из праздничных дней. Служил, как обычно: чинно, неспешно, четко. Но настоятеля в этот день все раздражало, и он начал по мелочам придираться, опережать действия диакона, который, как вы поняли, и так прекрасно знал свои обязанности; говорить ему: "кадило бери", "врата открывай". Тот ему старается спокойно отвечать: "Шеф, усё под контролем".
На Великом Входе времени было больше, терпения у настоятеля стало еще меньше, и он вышел из себя, начал говорить на повышенных тонах: "Ты все время спишь, и не выполняешь своих обязанностей!" (Ага, надо было невротически кадить, и все было бы хорошо). Тот ему говорит: "Отец N, Вы неправы". Видимо, эта фраза взбесила настоятеля: "Не надо сейчас это обсуждать!".
Ну, видимо, у диакона тоже терпение подкосило: "Вот именно, не надо, молитва идет". Почему-то настоятелю эта фраза про молитву тоже не понравилась, и он резко пообещал выгнать диакона. Заметьте, всё это происходило у жертвенника, и диакон в это время брал в руки дискос, чтобы идти на Вход. Диакону стало обидно, что его ни за что хотят выгнать, и он говорит в ответ лишь два слова: "За что?", чуть ли не со слезами в голосе. Настоятель зачем-то поддал жару и еще раз, уже в дверях, сказал: "Еще одно слово, и я выгоню тебя отсюда!".
К сожалению, от обиды диакону хватило сил вспомнить только Великого Господина Кирилла, потом у него сперло горло, и он, не договорив обычный возглас, пошел в алтарь, и поставив дискос на престол, отошел в сторону, чтобы успокоить свои чувства (потом это вмениться ему в то, что он "бросил" дискос).
Настоятель, войдя в алтарь с чашей, начал активно выгонять его: "Уходи отсюда! Разоблачайся и уходи!". Тот ему снова: " За что?". Он никак не мог взять в толк, почему он, придя ко Христу и молясь вместе со всеми, не сделав ничего дурного, кроме, разве что, немного резких интонаций, должен покинуть собрание!
Настоятель весь вышел из себя. Чем он только не угрожал, чтобы выгнать несчастного из алтаря, и рапортом епископу, и запретом в служении. Бедный диакон не смог этого выдержать, и ушел в пономарку. Смешанные чувства овладели им: обида хотела повиноваться настоятелю и уйти подальше отсюда. Но ум Христов держался за предстоящую Евхаристию, которой его практически лишили. Он стоял там один, и просил Господа разрешить этот конфликт...
Сослужащие священники стояли у престола и молчали. "Горе имеим сердца!" - сказал настоятель и вознес свои руки к небу...
После окончания анафоры настоятелю не давала покоя одна лишь мысль, кажется, из Евангелия: что если ты принес свой дар Богу, не примирившись, нужно его оставить перед жертвенником и примириться с ближним. Он зашел в пономарку, где в замешательстве стоял диакон, и попросил у него прощения, предложив ему, если тот готов, причаститься. Сердце диакона волновалось и никак не могло успокоиться; для этого нужно было время. Но он знал, что никто другой, как Христос, поймет его, и примет с радостью в Свои объятья. Поэтому, попросивши в ответ прощения, и исповедавшись у дежурного священника (так повелел настоятель), он с небольшим расстройством, которое никак было не прогнать, как ни старался, подошел к престолу и причастился...
Вопрос оказался не решен. После Литургии настоятель подошел к диакону и сказал: "Я так больше не могу. У меня здоровье слабое. Служи-ка ты теперь без меня на ранней Литургии...".
Так и служит диакон теперь, и благодарит Бога за эту возможность, которая вряд ли была возможна в других условиях.