Рига 1981
Когда моему старшему было шесть и он был не старшим, а единственным, один мой знакомый раздобыл нам путёвку в сентябре в дом отдыха в Юрмале. Дом отдыха с туристическим уклоном. Предполагалось, что мы пойдём в лодочный поход. Это было бы здорово, хотя кое-кто косо смотрел на шестилетнего туриста. Ну, я-то ни в нём, ни в себе не сомневалась. Только в поход мы не пошли, так как на третий день нашего отдыха сын заболел желудочным гриппом с высокой температурой и всеми прелестями. Мы только и успели съездить с нашей группой на экскурсию в Ригу.
Мы занимали комнату на втором этаже коттеджа, стоящего на берегу реки. До столовой идти минут пять, в доме от реки сырость. И я одна. Спасибо, мне помогали соседи - семья из Ленинграда. Врач дома отдыха заглянул к нам, не переступая порог, от двери посмотрел на моего больного котёнка и сказал, что нужно ехать в больницу. Вызвал скорую. Нас отвезли в Ригу, где Лёвку наконец-то посмотрел нормальный врач. Дальше мне было сказано: «Ну, оставляйте ребёнка.» Я: «Как?!» Мне: «Ну вы же отдыхать приехали. Так вот, оставляйте и отдыхайте.» Я отказалась. Что это за отдых такой?! Мне выдали какие-то таблетки и назад мы поехали своим ходом, так как запрыгивая в скорую я не подумала взять с собой денег. Сына мне пришлось нести на руках, у него не было сил идти самому. Но по крайней мере теперь я знала диагноз и знала, как действовать. А группа ушла в поход без нас. Через несколько дней Лёвка вроде бы поправился, но был бледный и вялый. Я очень хотела показать его врачу ещё раз (но не домотдыховскому эскулапу!), чтобы убедиться, что у него нет никаких осложнений. Договорилась с соседями, а сама отправилась в ближайшую детскую поликлинику. Объяснила в регистратуре, чего я хочу и спросила, можно ли привезти ребёнка. Мне сказали: «Ну зачем же! Поезжайте к ребёнку, а врач сам к вам приедет!» Я до сих пор помню своё потрясение таким человеческим отношением. Я вернулась к Лёвке. Он лежал в постели со своими книжками. Врач приехал следом за мной. Это была молодая девушка, сероглаза и светловолосая. И очень хорошенькая. И тут у моего бледного сына засверкали глаза. Он с удовольствием демонстрировал горло, дышал - не дышал и на прощанье сказал этой милой девочке: «Из всех врачей, которые меня тут лечили, Вы самая красивая!» Она была очень довольна. Я тоже.
Лёвка поправлялся. Мы каждый день ходили гулять к морю. Было уже прохладно. Мы познакомились и подружились с очень славным человеком - сын подружился с его собакой, а сам он обратил на нас внимание, так как его звали так же, как Лёвку. Я совершенно не помню, о чём мы разговаривали во время этих долгих прогулок. Сын бегал с Каштаном - так звали пса, - а мы вели какие-то неторопливые беседы. Ничего не помню. Единственное, что осталось, и сказано это было далеко не сразу и очень коротко, - этот человек до войны жил здесь, в Лиелупе. У него была семья. Он ушёл на фронт. Семья погибла. Жена и двое детей. Саласпилс.
Мы занимали комнату на втором этаже коттеджа, стоящего на берегу реки. До столовой идти минут пять, в доме от реки сырость. И я одна. Спасибо, мне помогали соседи - семья из Ленинграда. Врач дома отдыха заглянул к нам, не переступая порог, от двери посмотрел на моего больного котёнка и сказал, что нужно ехать в больницу. Вызвал скорую. Нас отвезли в Ригу, где Лёвку наконец-то посмотрел нормальный врач. Дальше мне было сказано: «Ну, оставляйте ребёнка.» Я: «Как?!» Мне: «Ну вы же отдыхать приехали. Так вот, оставляйте и отдыхайте.» Я отказалась. Что это за отдых такой?! Мне выдали какие-то таблетки и назад мы поехали своим ходом, так как запрыгивая в скорую я не подумала взять с собой денег. Сына мне пришлось нести на руках, у него не было сил идти самому. Но по крайней мере теперь я знала диагноз и знала, как действовать. А группа ушла в поход без нас. Через несколько дней Лёвка вроде бы поправился, но был бледный и вялый. Я очень хотела показать его врачу ещё раз (но не домотдыховскому эскулапу!), чтобы убедиться, что у него нет никаких осложнений. Договорилась с соседями, а сама отправилась в ближайшую детскую поликлинику. Объяснила в регистратуре, чего я хочу и спросила, можно ли привезти ребёнка. Мне сказали: «Ну зачем же! Поезжайте к ребёнку, а врач сам к вам приедет!» Я до сих пор помню своё потрясение таким человеческим отношением. Я вернулась к Лёвке. Он лежал в постели со своими книжками. Врач приехал следом за мной. Это была молодая девушка, сероглаза и светловолосая. И очень хорошенькая. И тут у моего бледного сына засверкали глаза. Он с удовольствием демонстрировал горло, дышал - не дышал и на прощанье сказал этой милой девочке: «Из всех врачей, которые меня тут лечили, Вы самая красивая!» Она была очень довольна. Я тоже.
Лёвка поправлялся. Мы каждый день ходили гулять к морю. Было уже прохладно. Мы познакомились и подружились с очень славным человеком - сын подружился с его собакой, а сам он обратил на нас внимание, так как его звали так же, как Лёвку. Я совершенно не помню, о чём мы разговаривали во время этих долгих прогулок. Сын бегал с Каштаном - так звали пса, - а мы вели какие-то неторопливые беседы. Ничего не помню. Единственное, что осталось, и сказано это было далеко не сразу и очень коротко, - этот человек до войны жил здесь, в Лиелупе. У него была семья. Он ушёл на фронт. Семья погибла. Жена и двое детей. Саласпилс.