Про Победу.
С каждым годом мне все больше и больше хочется плеваться, глядя на то, как празднуется на постсоветском пространстве День Победы.
Да, я понимаю - время уходит, а вместе с ним уходят и люди, ту жуткую войну пережившие. В какой-то степени их присутствие ещё сдерживало накал спеси, шовинизма и пошлости, оно напоминало о той невероятной цене, которую пришлось заплатить за Победу.
Теперь же - гуляй, Вася. "Можем повторить", мамы с детьми, одетыми в военную форму, мудачьё с “фронтовыми ста граммами” на праздничных дискотеках, какие-то невообразимые северокорейского пошива военные парады с ядерными елдаками на Красной Площади...
Меня, мечтающего о едином Дне памяти русскоязычного мира, от этого мутит.
Наконец, у меня тут есть и много личного: и большую часть отцовской родни, и почти всю родню моей матери выкосила война. Про тех, кто попал в мясорубку Холокоста, я писал раньше (посты на Йом Ха-Шоа) и постараюсь как-нибудь написать ещё.
А вот, навскидку, несколько моих родственников, воевавших и не доживших до 9-го мая 45-го года "благодаря" зверствам гитлеровцев, сволочизму и бездарности многих советских командующих и своим бывшим соседям, у которых с началом войны тоже внезапно прорезались звериные клыки.
Генкин Юда Файбусович - мой дед. С началом войны призван в ополчение, попал в окружение через месяц. Потом плен. Расстрелян как еврей. Оставил вдову и троих маленьких детей, из которых одна (моя тётя Рита) погибла в Минском гетто.
Бажалкин Вениамин Шевелевич - мамин дядя. С началом войны призвался. Потом окружение, побег. Возвращение в родной город Унеча Брянской области. Выдан немцам соседями. Расстрелян как еврей.
Бажалкин Исаак Шевелевич - мамин дядя. В 15 лет поступил в горный институт в Москве, ещё до войны. Я так понимаю, что он, по-видимому, был вундеркиндом. С началом войны имел бронь. В 42-м, если не ошибаюсь, наплевал на бронь и призвался. Погиб на Курской дуге в 43-м.
Кто воевал и выжил:
Самуил Гурьян - папин дядя. Танкист. Дослужился до подполковника. В 44-м вернулся в освобождённый Минск, чтобы найти родителей. Родители погибли - их выдала немцам соседка. После войны жил в Калининграде.
Фридрих Генкин - папин дядя. На момент начала войны учился на физфаке в Москве. С началом войны приказом переведён на ускоренный курс ВВИА имени Жуковского. Стал инженером, специалистом по системам связи и тому, что сегодня называется электроникой. Закончив курс в 43-м, пошёл в ВВС. Закончил войну в Вене.
Соломон Бажалкин - мамин двоюродный дядя. На момент начала войны - ребёнок. Когда группу унечских евреев вели на расстрел - ускользнул от конвоя. Некоторое время прятался у какой-то доброй женщины в Деревне Нежданово. Потом ушёл к партизанам. С освобождением Брянщины, приписав себе год (ему было 14 лет) пошёл в военную школу. Потом - Ленинградское высшее артиллерийское командное училище (бывшее Константиновское). Потом - служба офицером и возвращение в училище на преподавательскую должность. Дослужился до звания полковника.
Боже упаси кому-нибудь иметь такую судьбу. Те мои родственники, которым довелось выжить, говорить о ней наотрез отказывались, а когда, наконец, решались говорить - становилось так чёрно и так жутко, такие невесёлые мысли о человеческой природе в голову начинали приходить - что впору было, как Принцу Датскому, задумываться о том чтоб “быть или не быть”.
Да что там они. Я живу в воюющей стране, хоть и в несравнимо более безопасных и комфортных условиях. Но для меня слово “мобилизация”, или “приказ номер восемь” - одна из самых страшных вещей, которые только могут быть.
И когда вся официальная Москва с мавзолея машет сабелькой и бряцает ракетами - меня это не то, что, не радует - мне становится страшно от осознания того, что эти люди не сделали никаких выводов из войны и готовы снова, на этот раз ради какой-то невероятной и химерной херни рисковать своими жизнями и жизнями своих соотечественников.
Я, знаете ли, извлёк из той войны совсем другие выводы. И судьба моих близких, многих из которых мне вообще не довелось знать, - лишнее об этом напоминание.
Я думаю, что стране, потерявшей в той жуткой бойне что-то около СОРОКА МИЛЛИОНОВ человек, можно и должно проводить этот день немного по-другому.
Для начала - всероссийской (всеукраинской, всебелорусской) минутой молчания, чтоб почтить светлую память всех погибших.
А также без похабных гламурных петухов в военных гимнастёрках с не своими орденами, и без ядерных елдаков.
Да, я понимаю - время уходит, а вместе с ним уходят и люди, ту жуткую войну пережившие. В какой-то степени их присутствие ещё сдерживало накал спеси, шовинизма и пошлости, оно напоминало о той невероятной цене, которую пришлось заплатить за Победу.
Теперь же - гуляй, Вася. "Можем повторить", мамы с детьми, одетыми в военную форму, мудачьё с “фронтовыми ста граммами” на праздничных дискотеках, какие-то невообразимые северокорейского пошива военные парады с ядерными елдаками на Красной Площади...
Меня, мечтающего о едином Дне памяти русскоязычного мира, от этого мутит.
Наконец, у меня тут есть и много личного: и большую часть отцовской родни, и почти всю родню моей матери выкосила война. Про тех, кто попал в мясорубку Холокоста, я писал раньше (посты на Йом Ха-Шоа) и постараюсь как-нибудь написать ещё.
А вот, навскидку, несколько моих родственников, воевавших и не доживших до 9-го мая 45-го года "благодаря" зверствам гитлеровцев, сволочизму и бездарности многих советских командующих и своим бывшим соседям, у которых с началом войны тоже внезапно прорезались звериные клыки.
Генкин Юда Файбусович - мой дед. С началом войны призван в ополчение, попал в окружение через месяц. Потом плен. Расстрелян как еврей. Оставил вдову и троих маленьких детей, из которых одна (моя тётя Рита) погибла в Минском гетто.
Бажалкин Вениамин Шевелевич - мамин дядя. С началом войны призвался. Потом окружение, побег. Возвращение в родной город Унеча Брянской области. Выдан немцам соседями. Расстрелян как еврей.
Бажалкин Исаак Шевелевич - мамин дядя. В 15 лет поступил в горный институт в Москве, ещё до войны. Я так понимаю, что он, по-видимому, был вундеркиндом. С началом войны имел бронь. В 42-м, если не ошибаюсь, наплевал на бронь и призвался. Погиб на Курской дуге в 43-м.
Кто воевал и выжил:
Самуил Гурьян - папин дядя. Танкист. Дослужился до подполковника. В 44-м вернулся в освобождённый Минск, чтобы найти родителей. Родители погибли - их выдала немцам соседка. После войны жил в Калининграде.
Фридрих Генкин - папин дядя. На момент начала войны учился на физфаке в Москве. С началом войны приказом переведён на ускоренный курс ВВИА имени Жуковского. Стал инженером, специалистом по системам связи и тому, что сегодня называется электроникой. Закончив курс в 43-м, пошёл в ВВС. Закончил войну в Вене.
Соломон Бажалкин - мамин двоюродный дядя. На момент начала войны - ребёнок. Когда группу унечских евреев вели на расстрел - ускользнул от конвоя. Некоторое время прятался у какой-то доброй женщины в Деревне Нежданово. Потом ушёл к партизанам. С освобождением Брянщины, приписав себе год (ему было 14 лет) пошёл в военную школу. Потом - Ленинградское высшее артиллерийское командное училище (бывшее Константиновское). Потом - служба офицером и возвращение в училище на преподавательскую должность. Дослужился до звания полковника.
Боже упаси кому-нибудь иметь такую судьбу. Те мои родственники, которым довелось выжить, говорить о ней наотрез отказывались, а когда, наконец, решались говорить - становилось так чёрно и так жутко, такие невесёлые мысли о человеческой природе в голову начинали приходить - что впору было, как Принцу Датскому, задумываться о том чтоб “быть или не быть”.
Да что там они. Я живу в воюющей стране, хоть и в несравнимо более безопасных и комфортных условиях. Но для меня слово “мобилизация”, или “приказ номер восемь” - одна из самых страшных вещей, которые только могут быть.
И когда вся официальная Москва с мавзолея машет сабелькой и бряцает ракетами - меня это не то, что, не радует - мне становится страшно от осознания того, что эти люди не сделали никаких выводов из войны и готовы снова, на этот раз ради какой-то невероятной и химерной херни рисковать своими жизнями и жизнями своих соотечественников.
Я, знаете ли, извлёк из той войны совсем другие выводы. И судьба моих близких, многих из которых мне вообще не довелось знать, - лишнее об этом напоминание.
Я думаю, что стране, потерявшей в той жуткой бойне что-то около СОРОКА МИЛЛИОНОВ человек, можно и должно проводить этот день немного по-другому.
Для начала - всероссийской (всеукраинской, всебелорусской) минутой молчания, чтоб почтить светлую память всех погибших.
А также без похабных гламурных петухов в военных гимнастёрках с не своими орденами, и без ядерных елдаков.