Чтение
В 2023-м году самыми значительными для меня книгами стали "Простая история" Агнона и "Марта Нахман. Художник в изгнании" Лины Берштейн. В 2024-м, почти уверена, что Агнон продолжит удерживать первенство в номинации "художественная литература", на сей раз с романом "До сих пор", что же будет с литературой нехудожественной, не имею представления).
У меня не получилось найти источник мысли литературоведа Шахара Пинскера, вынесенной в примечания к агноновскому роману, сообщающей читателю о том, что прообразом одного из героев книги, архитектора Симона Гавиля, был Эрих Мендельсон. Если поверить Пинскеру, то, получается, описывая в своем последнем романе (а он автобиографичен) неприятие архитектурных виршей Гавиля, Агнон признается в собственном неприятии творений архитектора Эриха Мендельсона?
Я бы не стала тревожить ваше внимание, мои друзья, лишь чтобы известить об этом факте, но столько созвучного обнаружила в мыслях Агнона, которые гораздо всеохватнее, чем лишь только размышления об архитектуре, и как это всё переведено светлой памяти Рафаилом Нудельманом и Аллой Фурман, что не поделиться не получилось.
В общем, вот вам два фрагмента, где в романе упоминается "Симон Гавиль".
Фрагмент первый:
"...Бригитта рассмеялась. То ли, следя за деталями притчи, она не уловила скрытый ее намек, то ли, напротив, поняла прекрасно.
- Ты долго испытывал мое терпение, дорогой, - сказала она, - и за это тебе положено наказание. Пока что я не вижу для тебя наказания более тяжкого, чем провести с нами еще один день. Сегодня вечером приедут мой муж и мой свекр. Моего свекра ты знаешь только по слухам, и, наверное, не все, что ты слышал, было так уж лестно. Но когда ты его увидишь, ты убедишься, что не все, кого ругают наши социалисты, заслуживают брани. Во всяком случае, моего свекра ругать у них нет никаких основания. Открою тебе секрет: я хочу расширить свою лечебницу и Симон Гавиль уже сделал мне проект. Могу похвастаться: этот варвар посчитался с моим мнением и даже кое в чем мне уступил. И я надеюсь, что свекор поможет мне с финансированием. Право, оставайся еще на денек, и мы проведем приятный вечер...
...Бригитта была довольна. Вечер прошел удачно, мужчины беседовали непринужденно, а свекор вообще был в ударе: взял на себя роль главного рассказчика и говорил с явным удовольствием, что свидетельствовало об искренней увлеченности. А когда душа увлечена, то ведь и рука щедра. Бригитта же нуждалась в его щерой руке. Каждый день к ней привозят все новых раненых, ее лечебница уже не может вместить всех, и именно поэтому она задумала построить второй корпус, в частности для тех солдат, которых ей доверяли лишь на время, перед тем как отправить их к профессорам в Берлине, поскольку они нуждаются в специальном лечении. Регулярные расходы по содержанию лечебницы обеспечивал ее муж, но для постройки нового корпуса нужна была помощь свекра, а теперь, когда Симон Гавиль уже сделал проект, вся остановка была только за финансированием.
В полночь Герхард Шиммерман проводил меня в предназначенную мне спальню. По пути он всячески расхваливал мне Гавиля, который, по его словам, "проникся духом нашего поколения и создает здани, достойно воплощающие этот дух". Ведь поколение войны не похоже на поколение мира и покоя. А потому люди, подобные Гавилю, призваны перестроить мир, сказал господин Шиммерман, развивая свою мысль. Если я правильно понял, его похвалы преследовали две цели. Первая - показать мне, что в нем, Герхарде Шиммермане, нет ни грани антисемитизма: вот, он хвалит Симона Гавиля, а ведь тот еврей. И вторая - намекнуть мне, что человек, обладающий всеми качествами, необходимыми для перестройки мира, вовсе не обязательно должен быть социалистом. За этими разговорами мы дошли наконец до моей комнаты, и господин Шиммерман вошел в нее всместе со мной, удостовериться, что в комнате всего хватает, а выходя, похвалил и меня - за то, что я приехал посмотреть на лечебницу и доставил удовольствие его жене - для которой главная радость - это слышать, как хвалят детище ее рук.
В то время я еще не был знаком с Симоном Гавилем, разве что слышал о нем, потому что его имя стало приобретать все большую известность по всей Германии. Мнения об этом архитекторе были противоречивы. Одни видели в нем выдающегося модерниста, который ниспроверг окаменевшие принципы архитекторов прежнего поколения, строивших как Б-г на душу положит, без всякой научной теории, и, в отличие от них, создал новый, динамичный стиль, который отвечал запросам нового поколения, поскольку форма всех зданий этого стиля была подчинена их будущим функциям. Для других, однако, Гавиль был злым гением на услугах нуворишей, которые лишены собственного чувства прекрасного и потому вынуждены полагаться на всякого рода проходимцев, выдающих себя за архитектурных новаторов. Что касается меня, то я не берусь судить. Однажды мне довелось навестить своих знакомых в их новом доме, который построил для них Симон Гавиль, и, хотя дом этот очень хорошо отапливался, я ощутил в нем какое-то ледяное дуновение, которого совершенно не было в их старом доме, полном уюта и тепла. Тем не менее мои знакомые на все лады расхваливали свое новое жилище, в котором, по их словам, не один уголок не был лишним и каждый имел свое назначение и приносил свою пользу."
==========================
Фрагмент второй:
"Кстати, как раз в те дни я познакомился с Симоном Гавилем. Он приехал по приглашению издательства осмотреть купленное здание, чтобы приготовить план его будущей перестройки, и я впервые увидел этого великого архитектора. Того самого, который, как о нем говорили, "уловил дух времени и созадает в соответствии с нуждами поколения". В домах его нет ничего лишнего, ничего ненужного: каждый угол находится именно там, где ему положено находиться. И это правильно. Ибо каждому поколению - свой стиль жилья. Наши предки, чьи потребности были скромны, а души широки, любили всякого рода строительные украшения и готовы были ради них отказаться от удобств. Мы же, чьи души мелки, а потребности многочисленны, готовы ради удобства отречься от всякой красоты. И нельзя не признать, что среди так называемых новых архитекторов действительно не было другого, который бы так строго следовал этому принципу и в теории, и на практике. Не случайно каждый новый скоробогач и каждая новая разбогатевшая фирма торопились заказать для себя дом именно у Симона Гавиля. С этим архитектором они могли быть уверены, что он знает потребности нового поколения и, наверняка, эти потребности удовлетворит.
...Итак, я снова оказался без крова. Нас спешили выгнать из дома, потому что издательство спешило перестроить дом соотвественно "требованию времени", а время было такое, что в мире шла большая война, и каждый, кто не погиб на войне или по причине войны, хотел знать, что происходит на войне, и потому газеты, стоявшие между погибшими и живыми, спешили сообщить живым, что нового среди мертвых, и каждый, кто тянулся к жизни, тянулся к газетам, потому что в наши времена газеты и есть средоточие жизни, ибо вся наша жизнь свернута ныне на газетном листе - рождения и свадьбы, юбилеи и смерти, товары и продукты, и прочее, и прочее, и прочее. И все это - сверх того, что газета вдобавок освобождает своего читателя от необходимости думать, потому что по любому вопросу в ней есть свой репортер, у которого уже наготове свое мнение по любому данному поводу... И в один миг ты пересекаешь весь мир... и сам становишься частью того мира - той его частью, в которую посвятила тебя твоя газета. Газеты множатся и плодятся, согласно заповеди, а потому им уже не хватает здания, и вот они превращают солидные и добротные жилые дома в типографии и склады бумаги. Стоял себе такой солидный и добротный дом, и тридцать три семьи жили в нем, и вот пришло очередное издательство, и купило этот дом, и выгнало из него всех жильцов, и меня в том числе. И опять я брожу по Берлину и его пригородам, и ищу себе новое жилье..."
=================================
Если здесь между строк не витала тень Шокена, то я ничего не понимаю в окружающем мире:) А мне еще вспомнился рассказ архивариуса Дома Бялика Шмулика Авнери, который он сказывал рядом с тем самым столом, за которым, как принято говорить, сиживали все улицы Тель-Авива. Помнится пришли Агнон и Шокен к Бялику. Агнон просил Бялика, чтобы тот подействовал на Шокена в вопросе деления литературных текстов на абзацы. Шокен, издававший Агнона, тот самый Шокен, который еще в Берлине, нет, не так, именно в Берлине, был повержен до потери дара речи даром градостроительства Мендельсона, он вообще не считал нужным тратить бумагу на абзацы, а печатал тексты сплошным блоком. Видимо, "требования времени" были такие. А, может, буквенный блок, не потревоженный сентиментальностью вздохов перебегания от абзаца к абзацу, был мил сердцу Шокена тем, что напоминал глыбы его бизнес-творений, в исчезнувшей, как окажется, какое-то десятилетие+ спустя милой Vaterland...
У меня не получилось найти источник мысли литературоведа Шахара Пинскера, вынесенной в примечания к агноновскому роману, сообщающей читателю о том, что прообразом одного из героев книги, архитектора Симона Гавиля, был Эрих Мендельсон. Если поверить Пинскеру, то, получается, описывая в своем последнем романе (а он автобиографичен) неприятие архитектурных виршей Гавиля, Агнон признается в собственном неприятии творений архитектора Эриха Мендельсона?
Я бы не стала тревожить ваше внимание, мои друзья, лишь чтобы известить об этом факте, но столько созвучного обнаружила в мыслях Агнона, которые гораздо всеохватнее, чем лишь только размышления об архитектуре, и как это всё переведено светлой памяти Рафаилом Нудельманом и Аллой Фурман, что не поделиться не получилось.
В общем, вот вам два фрагмента, где в романе упоминается "Симон Гавиль".
Фрагмент первый:
"...Бригитта рассмеялась. То ли, следя за деталями притчи, она не уловила скрытый ее намек, то ли, напротив, поняла прекрасно.
- Ты долго испытывал мое терпение, дорогой, - сказала она, - и за это тебе положено наказание. Пока что я не вижу для тебя наказания более тяжкого, чем провести с нами еще один день. Сегодня вечером приедут мой муж и мой свекр. Моего свекра ты знаешь только по слухам, и, наверное, не все, что ты слышал, было так уж лестно. Но когда ты его увидишь, ты убедишься, что не все, кого ругают наши социалисты, заслуживают брани. Во всяком случае, моего свекра ругать у них нет никаких основания. Открою тебе секрет: я хочу расширить свою лечебницу и Симон Гавиль уже сделал мне проект. Могу похвастаться: этот варвар посчитался с моим мнением и даже кое в чем мне уступил. И я надеюсь, что свекор поможет мне с финансированием. Право, оставайся еще на денек, и мы проведем приятный вечер...
...Бригитта была довольна. Вечер прошел удачно, мужчины беседовали непринужденно, а свекор вообще был в ударе: взял на себя роль главного рассказчика и говорил с явным удовольствием, что свидетельствовало об искренней увлеченности. А когда душа увлечена, то ведь и рука щедра. Бригитта же нуждалась в его щерой руке. Каждый день к ней привозят все новых раненых, ее лечебница уже не может вместить всех, и именно поэтому она задумала построить второй корпус, в частности для тех солдат, которых ей доверяли лишь на время, перед тем как отправить их к профессорам в Берлине, поскольку они нуждаются в специальном лечении. Регулярные расходы по содержанию лечебницы обеспечивал ее муж, но для постройки нового корпуса нужна была помощь свекра, а теперь, когда Симон Гавиль уже сделал проект, вся остановка была только за финансированием.
В полночь Герхард Шиммерман проводил меня в предназначенную мне спальню. По пути он всячески расхваливал мне Гавиля, который, по его словам, "проникся духом нашего поколения и создает здани, достойно воплощающие этот дух". Ведь поколение войны не похоже на поколение мира и покоя. А потому люди, подобные Гавилю, призваны перестроить мир, сказал господин Шиммерман, развивая свою мысль. Если я правильно понял, его похвалы преследовали две цели. Первая - показать мне, что в нем, Герхарде Шиммермане, нет ни грани антисемитизма: вот, он хвалит Симона Гавиля, а ведь тот еврей. И вторая - намекнуть мне, что человек, обладающий всеми качествами, необходимыми для перестройки мира, вовсе не обязательно должен быть социалистом. За этими разговорами мы дошли наконец до моей комнаты, и господин Шиммерман вошел в нее всместе со мной, удостовериться, что в комнате всего хватает, а выходя, похвалил и меня - за то, что я приехал посмотреть на лечебницу и доставил удовольствие его жене - для которой главная радость - это слышать, как хвалят детище ее рук.
В то время я еще не был знаком с Симоном Гавилем, разве что слышал о нем, потому что его имя стало приобретать все большую известность по всей Германии. Мнения об этом архитекторе были противоречивы. Одни видели в нем выдающегося модерниста, который ниспроверг окаменевшие принципы архитекторов прежнего поколения, строивших как Б-г на душу положит, без всякой научной теории, и, в отличие от них, создал новый, динамичный стиль, который отвечал запросам нового поколения, поскольку форма всех зданий этого стиля была подчинена их будущим функциям. Для других, однако, Гавиль был злым гением на услугах нуворишей, которые лишены собственного чувства прекрасного и потому вынуждены полагаться на всякого рода проходимцев, выдающих себя за архитектурных новаторов. Что касается меня, то я не берусь судить. Однажды мне довелось навестить своих знакомых в их новом доме, который построил для них Симон Гавиль, и, хотя дом этот очень хорошо отапливался, я ощутил в нем какое-то ледяное дуновение, которого совершенно не было в их старом доме, полном уюта и тепла. Тем не менее мои знакомые на все лады расхваливали свое новое жилище, в котором, по их словам, не один уголок не был лишним и каждый имел свое назначение и приносил свою пользу."
==========================
Фрагмент второй:
"Кстати, как раз в те дни я познакомился с Симоном Гавилем. Он приехал по приглашению издательства осмотреть купленное здание, чтобы приготовить план его будущей перестройки, и я впервые увидел этого великого архитектора. Того самого, который, как о нем говорили, "уловил дух времени и созадает в соответствии с нуждами поколения". В домах его нет ничего лишнего, ничего ненужного: каждый угол находится именно там, где ему положено находиться. И это правильно. Ибо каждому поколению - свой стиль жилья. Наши предки, чьи потребности были скромны, а души широки, любили всякого рода строительные украшения и готовы были ради них отказаться от удобств. Мы же, чьи души мелки, а потребности многочисленны, готовы ради удобства отречься от всякой красоты. И нельзя не признать, что среди так называемых новых архитекторов действительно не было другого, который бы так строго следовал этому принципу и в теории, и на практике. Не случайно каждый новый скоробогач и каждая новая разбогатевшая фирма торопились заказать для себя дом именно у Симона Гавиля. С этим архитектором они могли быть уверены, что он знает потребности нового поколения и, наверняка, эти потребности удовлетворит.
...Итак, я снова оказался без крова. Нас спешили выгнать из дома, потому что издательство спешило перестроить дом соотвественно "требованию времени", а время было такое, что в мире шла большая война, и каждый, кто не погиб на войне или по причине войны, хотел знать, что происходит на войне, и потому газеты, стоявшие между погибшими и живыми, спешили сообщить живым, что нового среди мертвых, и каждый, кто тянулся к жизни, тянулся к газетам, потому что в наши времена газеты и есть средоточие жизни, ибо вся наша жизнь свернута ныне на газетном листе - рождения и свадьбы, юбилеи и смерти, товары и продукты, и прочее, и прочее, и прочее. И все это - сверх того, что газета вдобавок освобождает своего читателя от необходимости думать, потому что по любому вопросу в ней есть свой репортер, у которого уже наготове свое мнение по любому данному поводу... И в один миг ты пересекаешь весь мир... и сам становишься частью того мира - той его частью, в которую посвятила тебя твоя газета. Газеты множатся и плодятся, согласно заповеди, а потому им уже не хватает здания, и вот они превращают солидные и добротные жилые дома в типографии и склады бумаги. Стоял себе такой солидный и добротный дом, и тридцать три семьи жили в нем, и вот пришло очередное издательство, и купило этот дом, и выгнало из него всех жильцов, и меня в том числе. И опять я брожу по Берлину и его пригородам, и ищу себе новое жилье..."
=================================
Если здесь между строк не витала тень Шокена, то я ничего не понимаю в окружающем мире:) А мне еще вспомнился рассказ архивариуса Дома Бялика Шмулика Авнери, который он сказывал рядом с тем самым столом, за которым, как принято говорить, сиживали все улицы Тель-Авива. Помнится пришли Агнон и Шокен к Бялику. Агнон просил Бялика, чтобы тот подействовал на Шокена в вопросе деления литературных текстов на абзацы. Шокен, издававший Агнона, тот самый Шокен, который еще в Берлине, нет, не так, именно в Берлине, был повержен до потери дара речи даром градостроительства Мендельсона, он вообще не считал нужным тратить бумагу на абзацы, а печатал тексты сплошным блоком. Видимо, "требования времени" были такие. А, может, буквенный блок, не потревоженный сентиментальностью вздохов перебегания от абзаца к абзацу, был мил сердцу Шокена тем, что напоминал глыбы его бизнес-творений, в исчезнувшей, как окажется, какое-то десятилетие+ спустя милой Vaterland...