Хорошенько выспавшись, после обеда мы с Серафимом отправляемся на поиски желанной и таинственной местности - Катунакии. Именно здесь когда-то жил и спасался великий старец Каллиник исихаст. Местность известная, но Серафим и сам только слышал о ней, (дороги не знает), так что какое-то время, как мне кажется, даже сомневается - идти или нет, но потом всё-таки пускается в "благочестивую авантюру".
Недалеко за скитом, под обрывом тропинку вдруг перегораживает целая насыпь из каменных глыб и щебня.
- А это - поясняет Серафим - обвал был. Грохот такой, страшное дело! Я тогда в скиту был и сам слышал. Вон, видишь на скале розовое такое пятно? Это там, где кусок отвалился. Хорошо на тропе никого не было. Ну, молись…
Но дальше тропинка уже вьётся привычно и бойко среди камней и чахлой растительности. Мы идём пятнадцать минут, пол часа… солнце жарит. Скит сначала то появляется, то исчезает, уменьшаясь, за выступами скал и перевалами, но, наконец, вовсе скрывается за поворотом. Вокруг дикая скалистая местность, довольно однообразная, так что ориентироваться в ней весьма трудно. Иногда Серафим останавливается, прикрывает глаза от солнца и вдруг говорит, указывая куда-то наверх и вдаль:
- Смотри, как отшельники живут!
Я долго пытаюсь угадать направление его руки, но безуспешно. Наконец в самом невероятном месте, где-нибудь в обрыве высоченной неприступной скалы замечаю убогую хижину, до которой, кажется, вообще невозможно добраться.
- То, что раньше было пустыней, - Катунакия, Каруля - теперь уже всё туристы облазили, так что отцы бегут в горы. И многие там остаются, - добавляет он, указывая на ещё одну крошечную заброшенную келейку, приютившуюся на головокружительной высоте.
Тропинка сечется, разветвляется, так что нам то и дело приходиться останавливаться и решать - куда идти дальше. Но вот я начинаю замечать, что мы как будто забираем вправо и потихоньку спускаемся к морю. Ещё через десять минут я уже уверен, что мы сбились с дороги и Катунакия гораздо дальше - где-то там наверху - за дальней скалой. Я начинаю убеждать Серафима вернуться, но тот отговаривается, что куда уже Бог привёл, туда и идём, не станем возвращаться назад. В конце концов, смиряюсь и, немного расстроенный, плетусь за Серафимом без особого воодушевления, только потому, что надо же куда-то идти. Думаю с грустью, что не видать мне кельи старца Каллиника, как своих ушей…
Наконец, очередная ветка тропы приводит нас к ветхой калитке, за которой виднеется небольшой огородик с пожелтевшими кустами помидоров и огурцов и двухэтажная, довольно ухоженная келья. Серафим вдруг вспоминает, что был здесь однажды.
О, да это келья старца Ефрема - ученика Иосифа Исихаста!
Мы останавливаемся под окнами и Серафим что-то кричит на греческом. Тишина. Серафим кричит снова. Результат тот же.
- Ладно, у них может быть тихий час. Не будем беспокоить…
Мы проходим дальше, спускаемся по бетонной лестнице и оказываемся в широком ущелье, внизу которого плещется синее море. Ущелье на первый взгляд кажется обжитым. Это ощущение создают многочисленные кельи, утопающие в зелени, но, присмотревшись внимательнее, понимаешь, что большинство корпусов давно и безнадёжно заброшены. Наконец Серафим подходит к одной из калиток и кричит скороговоркой: «Ди эвхон, тон агион патерон имон…» - «Молитвами святых отец наших…». Какое-то время спустя, появляется пожилой неторопливый монах.
- Отец, куда это мы зашли? - спрашивает Серафим по-гречески.
- Катунакия, - отвечает монах буднично и просто.
Я моментально оживаю.
- Серафим, спроси у него, где здесь жил старец Каллиник исихаст?
Серафим спрашивает. Старик высматривает что-то в зарослях, показывает да одну из келий жилистой загорелой рукой и, попрощавшись, удаляется восвояси.
С трепетом приближаюсь к обычной на вид, довольно убогой келейке. Серафим опять кричит у калитки традиционное «Ди эвхон…» и вот к нам выходит добродушный сухонький старичок. Выслушав в чём дело, он приглашает нас следовать за собой.
Вот то самое место, где подвизался много лет великий прославленный старец Каллиник Исихаст. Келья носит имя преподобного Герасима, в честь него назван и храм, в котором служил когда-то старец. Так же зовут и единственного оставшегося монаха, который нас теперь принимает.
Всё настолько просто, что даже трудно связать с величием имени старца. Вот крохотный дворик похожий скорее на палисадник в коммунальном дворе, покосившийся плетень, старая беленная мазанка единственное отличие которой от обычной деревенской хатёнки - это крыша из плит сланца. Во дворе млеет в тени целое кошачье семейство. К слову сказать, во многих изданиях и фильмах об Афоне с полной серьёзностью говорится, что на Святой Горе живут особи исключительно мужского пола, причём это относят и к диким животным. Честно говоря, мне непонятна психологическая подоплёка таких суждений. Ну, с женщинами понятно - они могут послужить поводом для волнения монаха. Но «дикий» - животный и растительный - мир живёт по своим, установленных Богом законам и для чистого, я думаю, в этом мире всё должно быть чисто. Пример тому - кошачье семейство в келье прп. Герасима, где подвизался когда-то старец Калиник Исихаст.
Заходим в убогую хатёнку. Затёртые половицы, крохотная комнатка - храм! Самодельный, выкрашенный коричневой масляной краской иконостас, на крючке ветхая епитрахиль, бумажные иконки… Что называется, не за что глазу зацепиться. Но в этой простоте - всё!
Мне вспомнилась как охарактеризовал самого известного и любимого в Греции старца - Паисия Святогорца владыка Пантелеимон, который лично знал отца Паисия и был с ним в самых тёплых, дружеских отношениях.
- Это был самый простейший монах, - сказал владыка, - монах, в келье которого всегда было мало мебели, но много людей…
Мне кажется, в этом скрыта вся тайна старчества - безыскусная, естественная простота внешней жизни и исполненная любви и сострадания душа! Как же нам не хватает таких светильников, Господи!!!
После посещения кельи старца Каллиника Серафим предложил спуститься к морю, до которого было уже не больше сотни метров, но когда я представил, что потом придётся карабкаться обратно в гору - заупрямился. Впрочем, и Серафим не железный - тоже устал, так что не слишком настаивал. В конце концов, решили возвращаться назад, тем более, что день уже клонился к вечеру и нам совсем не хотелось чтобы нас приняли за кабанчиков какие-нибудь браконьеры.
Возвращались мы усталые, но умиротворённые в сумерках и, надо же, - как раз поспели к торжественному, праздничному ужину. Было весело, шумно и вкусно… говорились с улыбкой тосты, в которых я не понимал ни слова и… понимал всё! После трапезы гости бросились помогать монахам, убирать со столов, мыть посуду - всё-таки праздник, значит праздник для всех! А потом до глубокой ночи со скитской веранды доносилось такое непривычное для монастыря, но такое проникновенно-братское, многоголосое пение: «Сигана, сигана…» - Тишина, тишина…
Даже в веселье, говоре и пении присутствует эта особая Афонская тишина, к которой так тянется уставший от грохота будней, замороченный в конец человек.
…Утром нас не будят вовсе. Гости спят. Встаём когда ясное, свежее утро уже вовсю улыбается миру. Сходили в храм, Владыка отслужил благодарственный молебен, потом ещё раз посетили могилки старцев и стали спускаться к морю. Вскоре причалил паром, но поплыл он не сразу назад, к Уранополису, а вперёд - до последней остановки. Проплываем мимо отвесных скал и вот, минут через 15 открывается взгляду удивительное зрелище. Прямо на скалах (непонятно вообще как они туда могли попасть) прилепились монашеские кельи. Некоторые из них соединены цепями, держась за которые только и можно передвигаться по тропам, которые с парома не видны вовсе.
- Это Каруля - комментирует Серафим, и тут же за скалой открывается широкое ущелье и пристань. Всё это кажется мне знакомым:
- Серафим, так это же мы здесь были вчера… Вон там, чуть выше. Получается мы до Карули не дошли каких-нибудь 100 метров. Надо же!!!
- Ну, так я ж тебе не зря говорил - давай спустимся!
- Так ты ж не сказал, что там Каруля!!!
- Ну, ничего, не переживай. На самом деле, может быть, нам и не полезно было туда попасть. На Карули обитает много раскольников. Так что не переживай сильно.
Это была конечная остановка. Теперь уже паром поплыл обратно, высаживая и принимая пассажиров на пристанях и давая возможность ещё раз увидеть из далека ставшие такими родными святыни.
Прощание с Афоном… По традиции здесь надо бы вставить несколько элегических строк, но зачем выдумывать - никакого патетического лиризма в душе у меня почему-то не было. И слава Богу! Мы стояли с Серафимом на палубе, облокотившись о перила и провожая взглядом проплывающие мимо монашеские твердыни. В лицо дул крепкий морской ветер, пенилась вода у кормы и вместо грусти в душе пела, жила напряжённая светлая радость… радость и бесконечная вера в то, что настоящая христианская жизнь ВОЗМОЖНА! Причём возможна для каждого из нас!! И важнее этого нет ничего!!!
- Смотри, смотри, - оживился вдруг Серафим, - видишь, вон там постройки и белый купол? Я быстро разглядел среди буйной растительности здание, потому, что сам по себе белый купол - для Афона явление довольно необычное.
- Да, вижу. А что это?
- Наш монастырь выкупил заброшенную келью. Она не слишком старая, в хорошем состоянии, так что подремонтируем и будет у нашего монастыря своя келья на Афоне.
- Здорово!..
* * *
…Со времени этих событий прошло полтора года и вот в феврале 2008 года мне позвонил из Греции Серафим. Мы долго разговаривали, вспоминая былое, а под конец мой добрый приятель возвестил радостно:
- Да, помнишь ту келью на Афоне, которую выкупил на монастырь?
- Конечно…
- Там всё уже привели в порядок, отремонтировали… И знаешь, как её назвали?
- Как?
- Угадай!
- Да ладно тебе, откуда я знаю…
- Эх, ты.… В честь святителя и исповедника Луки, вот как! Между прочим, это первая келья святителя на Афоне! Так что поздравляю!!! Помнишь, я тебе говорил, что святитель на Святую Гору идёт? Видишь, как всё промыслительно получилось!..
Я слушаю Серафима и мне вспоминается другой храм святителя Луки, в самом северном городе мира - в Норильске. Север - Юг… Норильск - Афон… Земля - Небо…
Что тут добавишь? Таково величие подлинной святости! Она не скована границами и, объединяя самых разных людей, увлекает их в захватывающее и важнейшее из всех путешествий - домой, к Богу!!!
август 2006 - февраль 2008 года.