Управляющий имением «Уч-Чам» Петр Григорьевич Толстухин и его семья
В ноябре 1911 года Валаамский монах, иеродиакон Варсонофий (Толстухин) оказался в Оптиной пустыни, где у него состоялась беседа с известным на всю Россию старцем Варсонофием (Плиханковым). Речь зашла о покойном императоре Александре III. И вот что сказал старец:
«Бог воздвиг могучего императора для России и хотел призвать через него русский народ от славы к большей славе. Но об этом уразумели другие народы и трепетали перед русским императором, а русский народ не оценил его и стал сознательно уклоняться от веры и своего призвания. Тогда Бог отнял от России великого царя и дал русскому народу царя, не могущего сопротивляться злой воле народа. А когда люди начинают жить по своему разуму, не сообразуя своей воли с волей Божественной, тогда грядут на них великие переживания. Вот так будет и в России. В 1914 г. начнется Великая война, а в 1917 г. повезут царя в Сибирь. А далее ожидают Россию кровь и слезы. И старец горько заплакал [1]».
Увы, мы должны признать, что слова всероссийского старца исполнились с потрясающей точностью и полнотой.
Но вот что удивительно и на что хотелось бы обратить внимание. У нас ведь принято считать с незапамятных времен, что народ в своей совокупности - есть носитель непогрешимой истины. А вот, со слов старца оказывается, что и народ в целом, также как отдельный человек, может заблуждаться, поддаваться ложным идеям, следовать путям омраченного сердца и отпадать от Божественной воли. И как для отдельного человека следствием такого своеволия бывают «великие переживания», так и в жизни целого народа отпадение от Бога влечет за собой множество несчастий, бед и страданий. И как в жизни отдельного человека это всё случается попущением Божиим для вразумления, так и в жизни народа всё это происходит для покаяния и исправления жизни.
Одной из самых разрушительных для русского общественного сознания оказалась идея классовой борьбы, как необходимого средства достижения всеобщего благоденствия. Но даже и при общем омрачении умов в предреволюционной России мы видим множество примеров плодотворного и гармоничного сосуществования людей самых разных сословий и классов. Множество примеров подлинного милосердия со стороны так называемых власть имущих по отношению к простым людям и множество примеров благодарного и многолетнего служения тех, кто при помощи последних сумел подняться из самых низов. Так что все разговоры о том, что только после революции открылись новые возможности для простых людей - крестьян и рабочих - это, конечно, миф. И только сейчас мы с изумлением начинаем узнавать всё больше о широко распространенной в аристократической, дворянской и купеческой среде практике меценатства, благотворительности и милосердия. Можно не сомневаться, что эта традиция, не будь революции, и дальше развивалась бы и приносила свои обильные плоды в масштабах страны. Но сколько миллионов жизней при таком постепенном преобразовании было бы сохранено - об этом горько и думать, учитывая всю ту бездну испытаний и лишений, которая постигла Россию в XX столетии, после того, как она оказалась ввержена в кровавую междуусобную смуту.
- - -
С детства в моей семье хранилось предание о драгоценностях, спрятанных после революции в колодце одной из усадеб Южнобережья. Якобы отец бабы Лили - жены моего двоюродного дедушки - был управляющим Ялтинским имением княгини Барятинской. Что это было за имение, кто такая была эта княгиня и её управляющий - всё это за юностью лет меня мало интересовало. И лишь относительно недавно произошло событие, подвигнувшее меня к тому, чтобы больше узнать о людях и обстоятельствах, связанных с этим семейным преданием.
Этим событием был перевод на русский язык и первая публикация в России воспоминаний княгини Марии Владимировны Барятинской о своём пребывании в большевистском плену зимой 1918 года [2]. В этих воспоминаниях княгиня дважды с почтением отзывается о своём управляющем Петре Григорьевиче Толстухине. Дочкой последнего и была жена моего двоюродного дедушки, Леонилла Петровна Шишкина (в девичестве Толстухина), от которой и сохранилось семейное предание о спрятанном кладе.
Поскольку ко времени публикации из ближайших родственников Петра Григорьевича оставалась в живых только его внучка Елена Захаровна Суркова, то я переслал ей воспоминания княгини Марии Владимировны Барятинской и попросил рассказать всё, что она знает о жизни своего дедушки и его семьи. Так состоялось наше заочное знакомство, а затем и общение, результатом которого и явился этот текст.
Но прежде чем начать говорить о Петре Григорьевиче Толстухине, несколько слов хочу сказать о самой княгине Марии Владимировне Барятинской. Человек она в Крыму хорошо известный, поэтому подробно останавливаться на её биографии я не стану, только напомню, что Марии Владимировне принадлежала идея организации в Ялте первого в России санатория для неимущих легочных больных. Причем в организации этого санатория активное участие принимали и члены императорской семьи. Также княгиня долгие годы возглавляла ялтинское отделение Красного Креста и руководила Общиной сестер милосердия «Всех скорбящих радость». Во время Первой мировой войны Мария Владимировна принимала активное участие в организации и работе госпиталей для раненых и больных воинов.
В 1918-м году, во время первого прихода к власти в Крыму большевиков, пожилая княгиня была арестована и несколько недель провела в застенках ВЧК. С приходом германских войск, а затем и Деникинской армии, Мария Владимировна снова занялась делами благотворительности и милосердия под эгидой Красного Креста, заботясь о раненых и больных, находящихся в госпиталях. Осенью 1920 года княгиня Мария Владимировна Барятинская вынуждена была покинуть Крым. Некоторое время она жила в Константинополе, затем в Риме. Скончалась Мария Владимировна предположительно в США в 1937-м году.
Примерно в середине 1890-х годов княгиня с супругом построили в Ялте усадьбу «Уч-Чам» (в переводе с тюркского «Три сосны»). Управляющим этим имением долгие годы был Петр Григорьевич Толстухин.
Родился он в декабре 1877 года, о чём гласит выписка из метрической книги Успенской церкви села Берёзовки Епифаньского уезда Тульской губернии, и происходил из семьи крепостных крестьян графа А. В. Олсуфьева. В семье сохранились предания о жизни крепостной деревни. Например, граф продавал крепостную родственницу Толстухиных и запросил высокую цену, объясняя это тем, что баба обладает большой силой и выполняет работу мужицкую, легко поднимает два мешка зерна, подхватив каждый одной рукой.
У Петра Григорьевича было четверо братьев и сестра Варя, которая после смерти матери позаботилась о воспитании братьев в традициях православной веры. Такому воспитанию содействовала близость известного в тех краях Епифаньевского Свято-Успенского монастыря, с которым семья Толстухиных поддерживала тесную связь. Один из братьев - Василий, впоследствии стал тем самым иноком Варсонофием, с воспоминаний которого о встрече с Оптинским старцем я начал свой рассказ. Позже иеромонах Варсонофий, по благословению священноначалия с миссионерской целью отправился в Северную Африку и понёс труды по организации русского прихода и строительству храма Воскресения Христова в Рабате (Марокко).
Глубоко религиозным человеком был всю свою жизнь и Петр Григорьевич Толстухин, который, несмотря на брак с лютеранкой, воспитывал детей в православии.
Обстоятельства заключения этого брака таковы. Петр Григорьевич закончил четыре класса церковно-приходской школы. Но будучи юношей толковым и сообразительным, он оказался в Петербурге, где поступил в число наемных работников при доме княгини Леониллы Викторовны Голицыной, фрейлины императрицы Александры Феодоровны.
Будущая супруга Петра Григорьевича, Анна-Христина Иоанновна (девичья фамилия её неизвестна) родом была из Эстонии, по вероисповеданию лютеранка. По воспоминаниям самой Анны Иоанновны, Эстония в то время хоть и была в составе Российской империи, но считалась почти заграницей. Эстонский язык там был «для домашнего пользования», а основной язык, как впрочем и воспитание, культура и вера были немецкими. Полного образования Анна Иоанновна не получила, но закончила швейные курсы при пансионе, была замечена и приближена княгиней Леониллой Голицыной и поселилась в её Петербургском доме, где отвечала за всё, что касалось приобретения, шитья и хранения одежды. Отношение к Анне-Христине в доме, может быть отчасти по причине её «европейского» происхождения и манер, было, скажем так, более культурным и доверительным, чем к иной прислуге. С княгиней Голицыной Анна-Христина объездила всю Европу. Не была только в Англии. В Петербургском доме Голицыных Петр Григорьевич и познакомился со своей будущей супругой. Когда он сделал ей предложение, Анна-Христина, посоветовавшись с княгиней, выдвинула условие, что Петр Григорьевич постарается приобрести какую-то серьезную профессию, которая позволила бы ему содержать семью. Тогда он, при помощи Голицыных, закончил бухгалтерские курсы и постепенно стал подниматься по карьерной лестнице, обнаруживая серьезность характера, ответственность и сметливость. В конце концов, состоялось венчание между Петром Григорьевичем и Анной Иоанновной. К слову, княгиня Леонилла Викторовна Голицына (урожденная Барятинская), впоследствии стала крестной матерью их первой дочери Александры, матери Елены Захаровны (той самой внучки Петра Григорьевича, от которой я узнал обстоятельства жизни семьи Толстухиных).
Некоторое время Петр Григорьевич работал приказчиком в винном магазине, а затем получил место главного бухгалтера на шахтах Голицыных в Бобриках (Новомосковск, Тульской области). Незадолго до революции 1905 года сами шахтёры, опасаясь за семью Петра Григорьевича, и предвидя «беспорядки», посоветовали ему уехать. И вот тогда семья Голицыных, которая состояла в родстве с Барятинскими предложила кандидатуру Петра Григорьевича на место управляющего Ялтинской усадьбой Марии Владимировны. Так в 1905-м году Толстухины переехали в Ялту и поселились в двухэтажном флигеле возле главного дома усадьбы «Уч-Чам».
Семья состояла из пяти человек: Петр Григорьевич, супруга его Анна-Христина Иоанновна и трое дочерей, старшую из которых звали Александра, среднюю Леонилла (по-домашнему Лиля), а младшей была Евгения.
Все три дочери Петра Григорьевича учились в ялтинской гимназии, о чём позаботилась Марья Владимировна. «В своих воспоминаниях, - пишет Елена Захаровна, - княгиня упоминает медицинскую сестру, называя её «маленькая сестра». Она действительно была невысокого роста, но в госпитале она звалась «сестра-крошка» и известна была коллегам тем, что безответно воздыхала по Петру Григорьевичу, о чём знала и бабушка и, когда бывала по делам в госпитале, то всегда, возвысив голос, предупреждала «сестру-крошку», что она здесь. Рассказывала это моя бабушка шутливо и весело. Было всем известно и об исключительной порядочности Петра Григорьевича, и о глубокой его привязанности к бабушке и преданности семье». По воспоминаниям Елены Захаровны Пётр Григорьевич был очень способным и хозяйственным человеком. Легко разбирался в бытовой технике: чинил напольные часы, насосы и т.д. В Ялте Толстухины держали корову, лошадь и разную живность, с которой Петр Григорьевич умело обращался. Он хорошо понимал домашних животных, был человеком практичным, организованным, обладал большим жизненным опытом, хотя ему не было ещё и пятидесяти лет. Однажды Пётр Григорьевич повез свое семейство на Ай-Петри. Они не успели спуститься вниз до наступления темноты, а в те времена и дороги на Ай-Петри были уже и спуски круче. Боясь ошибиться, он отпустил вожжи и дал волю лошади, надеясь, что она сама правильно выберет дорогу. Так и получилось и всё обошлось благополучно.
По семейным воспоминаниям Толстухиных, Марья Владимировна Барятинская большую часть года жила в своем Курском имении «Марьино», а в Ялту приезжала на лето. Изыскивая средства на дела благотворительности, решение организационных вопросов княгиня доверяла Петру Григорьевичу, который в то время приобрел уже репутацию серьезного и ответственного человека с самым широким кругом общения и связей. Жизнь была более-менее благополучной, но с войной 1914 года начались уже трудные времена. Княгиня открыла в Ялте два госпиталя для офицеров и нижних чинов. Организацией их работы также занимался Петр Григорьевич. Бабушка Елены Захаровны вспоминала, что мужу приходилось возить из банка крупные суммы по пустынному и небезопасному шоссе, демонстративно небрежно бросив мешок с деньгами на сено в гужевой повозке.
В 1918-м году, во время первого прихода большевиков, Петра Григорьевича чуть не расстреляли (об этом кратко упоминает и сама Марья Владимировна Барятинская). Но более подробно об обстоятельствах этого дела рассказывает Елена Захаровна. Зная, что большевики рыщут по домам в поисках всевозможных ценностей, супруга Петра Григорьевича, будучи человеком решительным, без его ведома собрала всё «сувенирное» оружие вроде сабель и пистолетов, развешенных по обыкновению того времени на стенах, при помощи работников дома спустила этот весь «арсенал» в подвал и спрятала между старинными фаянсовыми и фарфоровыми вазами. Когда пришли большевики и спросили у Петра Григорьевича есть ли в доме оружие, он ответил что нет, имея в виду, что оружие, развешенное по стенам можно скорее признать сувенирами, нежели оружием. Но когда эти «сувениры» были обнаружены в подвале, большевики пришли в такую ярость, что хотели расстрелять управляющего на месте. Спасла его всё та же Анна-Христина Иоанновна, которая бросилась к большевикам с объяснениями, что: «Он не виноват, это я всё спрятала без его ведома». Удивительно, но это помогло.
Скончался Петр Григорьевич в страшный, голодный 1921-й год, когда отправился куда-то в Херсон за продовольствием, но на обратном пути заболел и оказался в Джанкойском тифозном бараке, откуда сумел сообщить о своей болезни супруге. И вот Анна-Христина Иоанновна отправилась пешком по горам в Симферополь. Позже она рассказывала, что по дороге встретился ей какой-то отряд «зеленых», которые, правда, обошлись с ней вежливо и даже предупредили: «Ты по той тропинке не ходи, там покойник лежит». Из Симферополя до Джанкоя ходили поезда, переполненные до отказа, но ей удалось «сидя на нижней подножке» добраться до Джанкоя, причем всю дорогу над ней нависал, напирал на неё огромный матрос, так что она всё время боялась выпасть на ходу с поезда. В Джанкое она узнала, что Петр Григорьевич идет на поправку. Он уговорил её вернуться домой, к дочерям и сказал, что как только окрепнет - потихоньку доберется и сам. Анна-Христина вынуждена была согласиться. И вот, прошло какое-то время в ожидании, и однажды ночью Анна-Христина проснулась с криком: «Петя приехал!». Всех подняла на ноги, открыли двери, выбежали во двор, но всё тщетно. Позже оказалось, что в это самое время Петр Григорьевич умер в Джанкое от возвратного тифа.
Женщины остались одни. К слову, в самые трудные и голодные времена княгиня Мария Владимировна через одну из международных гуманитарных организаций находила возможность переправлять Толстухиным в Ялту продуктовые передачи. Время шло и постепенно сестры стали разъезжаться из Крыма. Так, например, Леонилла Петровна, работала в Ялтинском детском доме с моей бабушкой Верой Анатольевной. Но после землетрясения 1927-го года подруги, испугавшись возможности новых толчков, уехали в Рязань к сестре отца Веры Анатольевны - Ольге Павловне Коробьиной и какое-то время жили там. Затем Леонилла Петровна вышла замуж за брата Веры Анатольевны - Александра и они перебрались в Москву. Леонилла Петровна долгие годы работала завлабораторией в Московском инженерно-строительном институте им. В. В. Куйбышева, а дед мой - Александр был инженером, специалистом по бетону.
Мама Елены Захаровны, Александра в 20-х годах также уехала из Ялты. Вместе с бабушкой Анной-Христиной, они отправились к младшему брату Петра Григорьевича - Николаю в город Кашира. Там мама Елены Захаровны благодаря хорошему образованию стала сначала учительницей, а затем и директором Каширской школы. Позже она переехала в Москву, закончила курсы при Литинституте и всю оставшуюся жизнь преподавала русский язык и литературу в Ступино. Её стопам последовала и Елена Захаровна. Супруга Петра Григорьевича Анна Иоанновна прожила долгую жизнь в семье старшей дочери Александры, скончалась и была похоронена в Ступино.
Младшая же из сестер - Евгения Петровна, переехала в Петроград (тогда уже Ленинград) закончила академию художеств, пережила блокаду, служила в железнодорожных войсках, воевала на Карельском фронте, а затем всю оставшуюся жизнь по её же горькому замечанию «рисовала портреты вождей», но и для души писала, конечно, тоже.
Вот и всё, что удалось мне узнать о семье управляющего усадьбой «Уч-Чам», Петра Григорьевича Толстухина.
- - -
Пример многолетнего и плодотворного соработничества семьи Толстухиных (выходцев из крестьян) и княжеской семьи Барятинских на ниве милосердия и благотворительности свидетельствует о том, что реальная жизнь до революции была куда сложнее тех разрушительных схем, которые нам были навязаны большевистской идеологией. Настало время возвращаться на добрую, столбовую дорогу духовного и нравственного преображения общества. А это возможно не иначе, как путём сознательного и последовательного исполнения заповедей Христовых каждым из нас. И чем больше будет в России людей, живущих по-христиански, независимо от имущественного состояния и социального положения - тем быстрее с Божьей помощью возродится наше Отечество к действительно доброй, благочестивой жизни.
А фамильные драгоценности, спрятанные на дне колодца… Может быть кто-то из специалистов и займётся этим вопросом, в виду его исторической и культурной значимости. Но для нас очевидно одно - что нет большего сокровища в очах Божиих, чем сами люди. А высшее сокровище для самого человека - это добрая жизнь в согласии с Богом.
Вот этого я от всей души желаю и себе и всем нам. Да благословит и сохранит нас Господь!
[1] Колупаев Ростислав, игумен. Русские в Северной Африке. - Обнинск, 2004. Приложение 4. Письмо архимандрита Варсонофия князю Н. Д. Жевахову
[2] Альманах «Крымский альбом 2003»,. Княгиня Мария Барятинская. Дневник русской княгини в большевистской тюрьме. Январь 1918 г. (Публ. Л. Ивановой; пер. О. Литаш).
«Бог воздвиг могучего императора для России и хотел призвать через него русский народ от славы к большей славе. Но об этом уразумели другие народы и трепетали перед русским императором, а русский народ не оценил его и стал сознательно уклоняться от веры и своего призвания. Тогда Бог отнял от России великого царя и дал русскому народу царя, не могущего сопротивляться злой воле народа. А когда люди начинают жить по своему разуму, не сообразуя своей воли с волей Божественной, тогда грядут на них великие переживания. Вот так будет и в России. В 1914 г. начнется Великая война, а в 1917 г. повезут царя в Сибирь. А далее ожидают Россию кровь и слезы. И старец горько заплакал [1]».
Увы, мы должны признать, что слова всероссийского старца исполнились с потрясающей точностью и полнотой.
Но вот что удивительно и на что хотелось бы обратить внимание. У нас ведь принято считать с незапамятных времен, что народ в своей совокупности - есть носитель непогрешимой истины. А вот, со слов старца оказывается, что и народ в целом, также как отдельный человек, может заблуждаться, поддаваться ложным идеям, следовать путям омраченного сердца и отпадать от Божественной воли. И как для отдельного человека следствием такого своеволия бывают «великие переживания», так и в жизни целого народа отпадение от Бога влечет за собой множество несчастий, бед и страданий. И как в жизни отдельного человека это всё случается попущением Божиим для вразумления, так и в жизни народа всё это происходит для покаяния и исправления жизни.
Одной из самых разрушительных для русского общественного сознания оказалась идея классовой борьбы, как необходимого средства достижения всеобщего благоденствия. Но даже и при общем омрачении умов в предреволюционной России мы видим множество примеров плодотворного и гармоничного сосуществования людей самых разных сословий и классов. Множество примеров подлинного милосердия со стороны так называемых власть имущих по отношению к простым людям и множество примеров благодарного и многолетнего служения тех, кто при помощи последних сумел подняться из самых низов. Так что все разговоры о том, что только после революции открылись новые возможности для простых людей - крестьян и рабочих - это, конечно, миф. И только сейчас мы с изумлением начинаем узнавать всё больше о широко распространенной в аристократической, дворянской и купеческой среде практике меценатства, благотворительности и милосердия. Можно не сомневаться, что эта традиция, не будь революции, и дальше развивалась бы и приносила свои обильные плоды в масштабах страны. Но сколько миллионов жизней при таком постепенном преобразовании было бы сохранено - об этом горько и думать, учитывая всю ту бездну испытаний и лишений, которая постигла Россию в XX столетии, после того, как она оказалась ввержена в кровавую междуусобную смуту.
- - -
С детства в моей семье хранилось предание о драгоценностях, спрятанных после революции в колодце одной из усадеб Южнобережья. Якобы отец бабы Лили - жены моего двоюродного дедушки - был управляющим Ялтинским имением княгини Барятинской. Что это было за имение, кто такая была эта княгиня и её управляющий - всё это за юностью лет меня мало интересовало. И лишь относительно недавно произошло событие, подвигнувшее меня к тому, чтобы больше узнать о людях и обстоятельствах, связанных с этим семейным преданием.
Этим событием был перевод на русский язык и первая публикация в России воспоминаний княгини Марии Владимировны Барятинской о своём пребывании в большевистском плену зимой 1918 года [2]. В этих воспоминаниях княгиня дважды с почтением отзывается о своём управляющем Петре Григорьевиче Толстухине. Дочкой последнего и была жена моего двоюродного дедушки, Леонилла Петровна Шишкина (в девичестве Толстухина), от которой и сохранилось семейное предание о спрятанном кладе.
Поскольку ко времени публикации из ближайших родственников Петра Григорьевича оставалась в живых только его внучка Елена Захаровна Суркова, то я переслал ей воспоминания княгини Марии Владимировны Барятинской и попросил рассказать всё, что она знает о жизни своего дедушки и его семьи. Так состоялось наше заочное знакомство, а затем и общение, результатом которого и явился этот текст.
Но прежде чем начать говорить о Петре Григорьевиче Толстухине, несколько слов хочу сказать о самой княгине Марии Владимировне Барятинской. Человек она в Крыму хорошо известный, поэтому подробно останавливаться на её биографии я не стану, только напомню, что Марии Владимировне принадлежала идея организации в Ялте первого в России санатория для неимущих легочных больных. Причем в организации этого санатория активное участие принимали и члены императорской семьи. Также княгиня долгие годы возглавляла ялтинское отделение Красного Креста и руководила Общиной сестер милосердия «Всех скорбящих радость». Во время Первой мировой войны Мария Владимировна принимала активное участие в организации и работе госпиталей для раненых и больных воинов.
В 1918-м году, во время первого прихода к власти в Крыму большевиков, пожилая княгиня была арестована и несколько недель провела в застенках ВЧК. С приходом германских войск, а затем и Деникинской армии, Мария Владимировна снова занялась делами благотворительности и милосердия под эгидой Красного Креста, заботясь о раненых и больных, находящихся в госпиталях. Осенью 1920 года княгиня Мария Владимировна Барятинская вынуждена была покинуть Крым. Некоторое время она жила в Константинополе, затем в Риме. Скончалась Мария Владимировна предположительно в США в 1937-м году.
Примерно в середине 1890-х годов княгиня с супругом построили в Ялте усадьбу «Уч-Чам» (в переводе с тюркского «Три сосны»). Управляющим этим имением долгие годы был Петр Григорьевич Толстухин.
Родился он в декабре 1877 года, о чём гласит выписка из метрической книги Успенской церкви села Берёзовки Епифаньского уезда Тульской губернии, и происходил из семьи крепостных крестьян графа А. В. Олсуфьева. В семье сохранились предания о жизни крепостной деревни. Например, граф продавал крепостную родственницу Толстухиных и запросил высокую цену, объясняя это тем, что баба обладает большой силой и выполняет работу мужицкую, легко поднимает два мешка зерна, подхватив каждый одной рукой.
У Петра Григорьевича было четверо братьев и сестра Варя, которая после смерти матери позаботилась о воспитании братьев в традициях православной веры. Такому воспитанию содействовала близость известного в тех краях Епифаньевского Свято-Успенского монастыря, с которым семья Толстухиных поддерживала тесную связь. Один из братьев - Василий, впоследствии стал тем самым иноком Варсонофием, с воспоминаний которого о встрече с Оптинским старцем я начал свой рассказ. Позже иеромонах Варсонофий, по благословению священноначалия с миссионерской целью отправился в Северную Африку и понёс труды по организации русского прихода и строительству храма Воскресения Христова в Рабате (Марокко).
Глубоко религиозным человеком был всю свою жизнь и Петр Григорьевич Толстухин, который, несмотря на брак с лютеранкой, воспитывал детей в православии.
Обстоятельства заключения этого брака таковы. Петр Григорьевич закончил четыре класса церковно-приходской школы. Но будучи юношей толковым и сообразительным, он оказался в Петербурге, где поступил в число наемных работников при доме княгини Леониллы Викторовны Голицыной, фрейлины императрицы Александры Феодоровны.
Будущая супруга Петра Григорьевича, Анна-Христина Иоанновна (девичья фамилия её неизвестна) родом была из Эстонии, по вероисповеданию лютеранка. По воспоминаниям самой Анны Иоанновны, Эстония в то время хоть и была в составе Российской империи, но считалась почти заграницей. Эстонский язык там был «для домашнего пользования», а основной язык, как впрочем и воспитание, культура и вера были немецкими. Полного образования Анна Иоанновна не получила, но закончила швейные курсы при пансионе, была замечена и приближена княгиней Леониллой Голицыной и поселилась в её Петербургском доме, где отвечала за всё, что касалось приобретения, шитья и хранения одежды. Отношение к Анне-Христине в доме, может быть отчасти по причине её «европейского» происхождения и манер, было, скажем так, более культурным и доверительным, чем к иной прислуге. С княгиней Голицыной Анна-Христина объездила всю Европу. Не была только в Англии. В Петербургском доме Голицыных Петр Григорьевич и познакомился со своей будущей супругой. Когда он сделал ей предложение, Анна-Христина, посоветовавшись с княгиней, выдвинула условие, что Петр Григорьевич постарается приобрести какую-то серьезную профессию, которая позволила бы ему содержать семью. Тогда он, при помощи Голицыных, закончил бухгалтерские курсы и постепенно стал подниматься по карьерной лестнице, обнаруживая серьезность характера, ответственность и сметливость. В конце концов, состоялось венчание между Петром Григорьевичем и Анной Иоанновной. К слову, княгиня Леонилла Викторовна Голицына (урожденная Барятинская), впоследствии стала крестной матерью их первой дочери Александры, матери Елены Захаровны (той самой внучки Петра Григорьевича, от которой я узнал обстоятельства жизни семьи Толстухиных).
Некоторое время Петр Григорьевич работал приказчиком в винном магазине, а затем получил место главного бухгалтера на шахтах Голицыных в Бобриках (Новомосковск, Тульской области). Незадолго до революции 1905 года сами шахтёры, опасаясь за семью Петра Григорьевича, и предвидя «беспорядки», посоветовали ему уехать. И вот тогда семья Голицыных, которая состояла в родстве с Барятинскими предложила кандидатуру Петра Григорьевича на место управляющего Ялтинской усадьбой Марии Владимировны. Так в 1905-м году Толстухины переехали в Ялту и поселились в двухэтажном флигеле возле главного дома усадьбы «Уч-Чам».
Семья состояла из пяти человек: Петр Григорьевич, супруга его Анна-Христина Иоанновна и трое дочерей, старшую из которых звали Александра, среднюю Леонилла (по-домашнему Лиля), а младшей была Евгения.
Все три дочери Петра Григорьевича учились в ялтинской гимназии, о чём позаботилась Марья Владимировна. «В своих воспоминаниях, - пишет Елена Захаровна, - княгиня упоминает медицинскую сестру, называя её «маленькая сестра». Она действительно была невысокого роста, но в госпитале она звалась «сестра-крошка» и известна была коллегам тем, что безответно воздыхала по Петру Григорьевичу, о чём знала и бабушка и, когда бывала по делам в госпитале, то всегда, возвысив голос, предупреждала «сестру-крошку», что она здесь. Рассказывала это моя бабушка шутливо и весело. Было всем известно и об исключительной порядочности Петра Григорьевича, и о глубокой его привязанности к бабушке и преданности семье». По воспоминаниям Елены Захаровны Пётр Григорьевич был очень способным и хозяйственным человеком. Легко разбирался в бытовой технике: чинил напольные часы, насосы и т.д. В Ялте Толстухины держали корову, лошадь и разную живность, с которой Петр Григорьевич умело обращался. Он хорошо понимал домашних животных, был человеком практичным, организованным, обладал большим жизненным опытом, хотя ему не было ещё и пятидесяти лет. Однажды Пётр Григорьевич повез свое семейство на Ай-Петри. Они не успели спуститься вниз до наступления темноты, а в те времена и дороги на Ай-Петри были уже и спуски круче. Боясь ошибиться, он отпустил вожжи и дал волю лошади, надеясь, что она сама правильно выберет дорогу. Так и получилось и всё обошлось благополучно.
По семейным воспоминаниям Толстухиных, Марья Владимировна Барятинская большую часть года жила в своем Курском имении «Марьино», а в Ялту приезжала на лето. Изыскивая средства на дела благотворительности, решение организационных вопросов княгиня доверяла Петру Григорьевичу, который в то время приобрел уже репутацию серьезного и ответственного человека с самым широким кругом общения и связей. Жизнь была более-менее благополучной, но с войной 1914 года начались уже трудные времена. Княгиня открыла в Ялте два госпиталя для офицеров и нижних чинов. Организацией их работы также занимался Петр Григорьевич. Бабушка Елены Захаровны вспоминала, что мужу приходилось возить из банка крупные суммы по пустынному и небезопасному шоссе, демонстративно небрежно бросив мешок с деньгами на сено в гужевой повозке.
В 1918-м году, во время первого прихода большевиков, Петра Григорьевича чуть не расстреляли (об этом кратко упоминает и сама Марья Владимировна Барятинская). Но более подробно об обстоятельствах этого дела рассказывает Елена Захаровна. Зная, что большевики рыщут по домам в поисках всевозможных ценностей, супруга Петра Григорьевича, будучи человеком решительным, без его ведома собрала всё «сувенирное» оружие вроде сабель и пистолетов, развешенных по обыкновению того времени на стенах, при помощи работников дома спустила этот весь «арсенал» в подвал и спрятала между старинными фаянсовыми и фарфоровыми вазами. Когда пришли большевики и спросили у Петра Григорьевича есть ли в доме оружие, он ответил что нет, имея в виду, что оружие, развешенное по стенам можно скорее признать сувенирами, нежели оружием. Но когда эти «сувениры» были обнаружены в подвале, большевики пришли в такую ярость, что хотели расстрелять управляющего на месте. Спасла его всё та же Анна-Христина Иоанновна, которая бросилась к большевикам с объяснениями, что: «Он не виноват, это я всё спрятала без его ведома». Удивительно, но это помогло.
Скончался Петр Григорьевич в страшный, голодный 1921-й год, когда отправился куда-то в Херсон за продовольствием, но на обратном пути заболел и оказался в Джанкойском тифозном бараке, откуда сумел сообщить о своей болезни супруге. И вот Анна-Христина Иоанновна отправилась пешком по горам в Симферополь. Позже она рассказывала, что по дороге встретился ей какой-то отряд «зеленых», которые, правда, обошлись с ней вежливо и даже предупредили: «Ты по той тропинке не ходи, там покойник лежит». Из Симферополя до Джанкоя ходили поезда, переполненные до отказа, но ей удалось «сидя на нижней подножке» добраться до Джанкоя, причем всю дорогу над ней нависал, напирал на неё огромный матрос, так что она всё время боялась выпасть на ходу с поезда. В Джанкое она узнала, что Петр Григорьевич идет на поправку. Он уговорил её вернуться домой, к дочерям и сказал, что как только окрепнет - потихоньку доберется и сам. Анна-Христина вынуждена была согласиться. И вот, прошло какое-то время в ожидании, и однажды ночью Анна-Христина проснулась с криком: «Петя приехал!». Всех подняла на ноги, открыли двери, выбежали во двор, но всё тщетно. Позже оказалось, что в это самое время Петр Григорьевич умер в Джанкое от возвратного тифа.
Женщины остались одни. К слову, в самые трудные и голодные времена княгиня Мария Владимировна через одну из международных гуманитарных организаций находила возможность переправлять Толстухиным в Ялту продуктовые передачи. Время шло и постепенно сестры стали разъезжаться из Крыма. Так, например, Леонилла Петровна, работала в Ялтинском детском доме с моей бабушкой Верой Анатольевной. Но после землетрясения 1927-го года подруги, испугавшись возможности новых толчков, уехали в Рязань к сестре отца Веры Анатольевны - Ольге Павловне Коробьиной и какое-то время жили там. Затем Леонилла Петровна вышла замуж за брата Веры Анатольевны - Александра и они перебрались в Москву. Леонилла Петровна долгие годы работала завлабораторией в Московском инженерно-строительном институте им. В. В. Куйбышева, а дед мой - Александр был инженером, специалистом по бетону.
Мама Елены Захаровны, Александра в 20-х годах также уехала из Ялты. Вместе с бабушкой Анной-Христиной, они отправились к младшему брату Петра Григорьевича - Николаю в город Кашира. Там мама Елены Захаровны благодаря хорошему образованию стала сначала учительницей, а затем и директором Каширской школы. Позже она переехала в Москву, закончила курсы при Литинституте и всю оставшуюся жизнь преподавала русский язык и литературу в Ступино. Её стопам последовала и Елена Захаровна. Супруга Петра Григорьевича Анна Иоанновна прожила долгую жизнь в семье старшей дочери Александры, скончалась и была похоронена в Ступино.
Младшая же из сестер - Евгения Петровна, переехала в Петроград (тогда уже Ленинград) закончила академию художеств, пережила блокаду, служила в железнодорожных войсках, воевала на Карельском фронте, а затем всю оставшуюся жизнь по её же горькому замечанию «рисовала портреты вождей», но и для души писала, конечно, тоже.
Вот и всё, что удалось мне узнать о семье управляющего усадьбой «Уч-Чам», Петра Григорьевича Толстухина.
- - -
Пример многолетнего и плодотворного соработничества семьи Толстухиных (выходцев из крестьян) и княжеской семьи Барятинских на ниве милосердия и благотворительности свидетельствует о том, что реальная жизнь до революции была куда сложнее тех разрушительных схем, которые нам были навязаны большевистской идеологией. Настало время возвращаться на добрую, столбовую дорогу духовного и нравственного преображения общества. А это возможно не иначе, как путём сознательного и последовательного исполнения заповедей Христовых каждым из нас. И чем больше будет в России людей, живущих по-христиански, независимо от имущественного состояния и социального положения - тем быстрее с Божьей помощью возродится наше Отечество к действительно доброй, благочестивой жизни.
А фамильные драгоценности, спрятанные на дне колодца… Может быть кто-то из специалистов и займётся этим вопросом, в виду его исторической и культурной значимости. Но для нас очевидно одно - что нет большего сокровища в очах Божиих, чем сами люди. А высшее сокровище для самого человека - это добрая жизнь в согласии с Богом.
Вот этого я от всей души желаю и себе и всем нам. Да благословит и сохранит нас Господь!
[1] Колупаев Ростислав, игумен. Русские в Северной Африке. - Обнинск, 2004. Приложение 4. Письмо архимандрита Варсонофия князю Н. Д. Жевахову
[2] Альманах «Крымский альбом 2003»,. Княгиня Мария Барятинская. Дневник русской княгини в большевистской тюрьме. Январь 1918 г. (Публ. Л. Ивановой; пер. О. Литаш).