Золотая баржа
Наше время
Добравшись до каюты, Стас завалился на койку, собираясь полистать первый дневник юной Ниночки Фроловой. Немного удивило, что Лизкина прабабушка Нина и в девичестве была Фроловой. Насколько Стас понял из рассказов Лизкиной мамани, Фролов - это фамилия прадеда Казимира и почему вдруг Нина до свадьбы с ним тоже была Фроловой, непонятно.
страница 41-42
- Однофамильцами, что ли, были? - успел подумать Стас, разглядывая титульную страницу, заполненную каллиграфическим почерком.
И пропал. Дневник датированный тридцать девятым годом захватил с первой страницы. Начинался он с впечатлений пятнадцатилетней Ниночки от случайной встречи с этапом заключенных.
Так-то Стас и сам знал, что с тридцать второго года по пятидесятый под Астраханью было несколько исправительно-трудовых лагерей, входящих в систему ГУЛАГ. Он много читал про них, но вот с такими детскими личными записями никогда не встречался.
Нина, с трудом подбирая слова, рассказывала, как неряшливый строй уставших людей молча плелся вдоль железнодорожных путей. Их перегоняли с железнодорожной станции к берегу, а там загружали в баржи и везли вниз по Волге. Некоторым везло больше, их через Каспий везли дальше, на Прорву.
Отец Нины служил на железной дороге в ремонтном депо. По вечерам, приложившись к сорокаградусному успокоительному, рассказывал сиплым шепотом разное. То, чем кормят собак службы охраны заключенных, то как выносили трупы из вагона и засыпали потом их хлором.
Иногда отец пил за чье-то здравие, не называя имен. А потом забывшись говорил, что с Прорвы опять кто-то сбежал и нквдшники развешивали бледные фотографии беглецов на проходной. Их никогда не находили.
Нина зажимала уши, не желая слушать. Она комсомолка. Её приняли одной из первых в классе. На собраниях она говорила о светлом будущем, а дома слушала о страшном настоящем. Ей было плохо.
Закончив читать, Стас вышел на палубу. Хотелось с кем-то поговорить, поделиться. Мутная жуть от прочитанных между строк эмоций просилась наружу, жаль не с кем было ее разделить. Не Лизке же звонить, она и так ранена в голову.
Поворочавшись и не заснув, Стас достал следующий дневник, не ожидая от него ничего хорошего. Тот, однако, развеял тяжесть впечатлений.
Нина влюбилась в одноклассника. Вот тут Стас опять удивился. Он-то считал, что школьное образование в то время было раздельным. Пришлось гуглить.
Оказалось, что еще в восемнадцатом году школы объединили под лозунгом борьбы за равноправие полов, а разъединяли в качестве эксперимента уже во время войны, в сорок третьем и то, ненадолго. В пятьдесят четвертом программу свернули, вернув девочек в классы.
Так вот, в сороковом Нина влюбилась в одноклассника Коленьку Купатова и все страницы дневника посвящались ему одному. В середине дневника у Стаса закрались подозрения. Коленька был рыж и кучеряв. Не могло быть таких совпадений. И Стас схватился за блокнот с ручкой.
Нина родилась в двадцать четвертом году, значит и ее одноклассник примерно того же года. Замуж Нина вышла в сорок шестом за Казимира, который тоже был рыж и кучеряв и у которого в сорок пятом, уже после войны, погиб сын подходящего возраста.
Теоретически, Коленька Купатов мог быть сыном Казимира. Но тогда получается, что Казимир был тоже Купатов, а после свадьбы с Ниной взял ее фамилию. Не скрепно как-то выходит. Может, прятался? Следы заметал? Или всё-таки Коленька не родственник Казимира? И вообще, нафига Нине в мужьях отец ее умершего возлюбленного?
На этой суетливой мысли Стас и провалился в сон.
С утра, понятное дело, было не до дневников. Дошли до Саратова и встали на догруз. Беготня с накладными и крепежом заняла у Стаса полдня, что, впрочем, не помешало ему убежать при первой возможности на пристань за подарком для Лизки.
На борт Стас возвращался в легкой прострации. Хотя, нет. Так его состояние назвать было нельзя. На самом деле, он был по-настоящему растерян.
У сувенирной лавки он встретил Лизку. И даже успел обрадоваться, пока не сообразил, что тут что-то не так. Оно конечно, по здравому размышлению понятно, что первым нитаком была сама Самара, но в цепочке нелогичных событий Стас упустил этот момент из виду. От удивления, очевидно.
Для него всё странное началось с того, что Лизка не отозвалась, когда он ее позвал. Мало того, скользнув по нему равнодушным взглядом, Лизка продолжила ковыряться в разложенном на прилавке товаре.
Уже подойдя впритык, Стас обнаружил и другие странности. Лизка самарская была старше себя астраханской лет на десять. Морщинки у глаз и складки вокруг рта не сильно портили лицо, но таки были заметны. И глаза. Глаза оказались не изумрудными, как у его домашней бестии, а цвета тины.
У Стаса язык не повернулся с ней заговорить. Он потоптался рядом и ушел, ничего не купив.
- Лиз, а у вас родня в Саратове есть? - уже с сухогруза позвонил Стас и не здороваясь начал допрос.
- И тебе привет, дорогой, - не удержалась от колючего ответа Лизка, - у меня всё хорошо, нипадохла пока. Спасибо, что спросил.
- Ой, не пили, не жена еще, - оборвал Стас Лизку и повторил вопрос, - так есть родня в Самаре? Или у меня галлюцинации?
Лизка от неожиданности забыла, что надо продолжить делать лицо куриной гузкой и изображать разочарование.
- А я почём знаю? У нас в роду нормальных мало, любой мог нагрешить. Ты фоточку-то сделал, чтоб опознание устроить? - встречным вопросом огорошила Лизка Стаса.
- Какая фотография! Там ты была, - выдал Стас потерянным голосом, совершенно расстроившись, что не догадался сфотографировать Лизкину копию.
- Хренасе, - ошарашенно отозвалась Лизка, - и как я?
начало